Выбери любимый жанр

Левый берег Стикса - Валетов Ян - Страница 31


Изменить размер шрифта:

31

Янаев, Крючков, Павлов, которого Костя всегда называл любителем плюшек, бровастый, как сказочный Бармалей, Язов — вся эта непонятная разбойничья ватага с диким и неприличным, как матерное слово названием — ГКЧП, вызывала у Дины чувство инстинктивного отвращения.

Особенно Янаев — с лицом записного алкоголика и повадками мелкого подхалима. Маска диктатора «всея СССР» подходила ему, как фата — вокзальной проститутке. Дикторы зачитывали телеграммы с поздравлениями и одобрением в адрес заговорщиков от руководителей республик и областей — особо преданные спешили лизнуть начальственный зад — от рабочих коллективов, групп лиц и руководителей дружественных государств фашистского толка. А из динамика «ВЭФа» неслись совершенно другие слова и телеграммы, кричали сорванными голосами корреспонденты с мест событий, многоголосо ревели толпы.

В истории ее страны разыгрывался очередной трагический фарс. Клоуны рвались к власти, народ валил на улицы и к Белому дому, а начавшийся под вечер ледяной, несмотря на август, московский дождь размывал на мостовых кровь первых жертв путча. Стрелка весов качалась из стороны в сторону. Члены ГКЧП провели первую пресс-конференцию и, отчаянно смелые оператор и режиссер, транслировали на всю страну трясущиеся, как в абстиненции, руки нового диктатора. Крупно, на весь экран. Диана просто не могла поверить, что эти перепуганные и надутые индюки, могут осуществить задуманное. А Янаев — тут она сразу сделал вывод — явное подставное лицо, обычная марионетка. Дерьмо. В заплывших глазах ни воли, ни силы, ни ума не было. А руки — руки говорили больше, чем все произнесенные путчистами слова. Они кричали: «Я боюсь!». Они и давали настоящую пресс-конференцию.

Костя приехал к десяти вечера, почерневший лицом и страшно голодный. Марк спал, а они с Диной сидели на кухне, за ужином, и Костя рассказывал.

— Они не знают куда деваться, куда бежать, в кого стрелять, кого арестовывать. А решать — нужно. Приказов конкретных — не поступает. Присоединяться страшно, а вдруг Горбачев выиграет? Не присоединяться — тоже страшно, а вдруг победят ГКЧПисты? Крючков и Пуго не помилуют, это точно. Вот и заготовили наши партийцы две телеграммы, одну за, одну против и сидят, как мыши. Войска в готовности, милиция на улицах, а они — в засаде. Они то все — «за», а все равно боязно. А, вдруг, выйдет «нет»?

— А тебе?

— Мне?.. — он ухмыльнулся. — И мне, Ди, тоже страшно… Но я уже свое решение огласил. Личное. И письменно его удостоверил. И отослал. И уже получил от Первого старшего брата по шее. Он, понимаешь, мою телеграмму перехватил и приказал не высовываться.

— А ты, Костя?

— Я дозвонился до Казакова полчаса назад… Он передаст мое заявление куда следует и как следует. В эфире.

Диана тихонько охнула.

— Что поделаешь, Ди, — сказал Костя, — когда-нибудь я бы все равно это сделал. Они уже убили людей, там, в Москве. И убьют еще — если победят. Но, думается мне, им не победить. Я их видел сегодня — они проигравшая команда. Горбачева все равно сместят. Скорее всего, новый герой — Ельцин, а у него с родной КПСС — свои счеты. Рухнет все, как карточный домик. Я завтра сдам партбилет. Хватит с меня — сыт по горло. Они сегодня деньги спасали, партийную кассу. Тайно. Я-то знаю как и что прятать — сам так делал последние пару лет… Сколько через подставных владельцев вложено в СП, в банки коммерческие. Но остатков еще много. Они сегодня хотели и комсомольские деньги прибрать к рукам, но их я увел, не дотянулись. Завтра собираю актив области. Пусть лучше им, чем этим сусликам.

— Костя, это опасно…

— Это не более опасно, чем выжидать. Это наши деньги и с их помощью можно сделать многое. Похоже, Ди, мне придется менять профессию. Комсомольского вождя из меня не получилось. Придется переквалифицироваться в управдомы.

— По-моему, ты был неплохим вождем. Что будет дальше, Костя?

— Будет плохо, Ди. — Он покачал головой. — Гораздо хуже, чем было. А, может быть, в чем-то лучше, если Бог даст. Но так, как было, уже не будет никогда. Это очень плохое слово — никогда, но это правда, Ди. Можешь мне верить.

В последствии, она много раз спрашивала себя, как бы поступил ее муж, не разглядев в участниках Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению, проигравшую команду? Что подсказал бы ему, давно ставший второй натурой, прагматизм? И не смогла найти однозначного ответа на этот вопрос. Тогда, в августе 91-го, он поступил так, как поступил. И поступил, как порядочный человек. И только это имело значение.

Они провели ночь у приемника. Телефон не умолкал до утра.

Двадцатого Костя осуществил задуманное — к двенадцати дня сдал партбилет, и положил Первому на стол заявление об уходе. Он еще оставался в своем кабинете пару дней, но уже по инерции. К вечеру стало ясно, что ГКЧП неизбежно проиграет, и из обкома партии, в Москву, полетела телеграмма с поддержкой защитников Белого дома и Президента, запертого с семьей на даче, в Форосе.

На Садовом кольце еще дымились, под мелкой моросью, догорающие троллейбусы, еще ждали сигнала верные путчистам военные части и спецподразделения, но колесо истории уже повернулось. Со Старой площади отдавались последние, в истории СССР, приказы. Перемещались по миру, со счета на счет, партийные деньги, кормившие досыта десятки режимов и сделавшие десятки революций.

Партия собиралась нырнуть в подполье, поменять лицо, спрятаться от тех, кого мучила и обманывала семьдесят четыре года. И только дальновидные люди, а Костя Краснов относился к таковым, понимали, что происходящие перемены не коренной перелом, а рокировка, спасающая фигуру в сложной шахматной партии.

Ключевые посты в демократических, только по названию, правительствах, останутся за бывшими коммунистами, они сядут в плюшевые кресла в новых Советах и Парламенте, свято сохраняя старые, надежные связи и отношения.

Они же, тайно или явно, возглавят совместные предприятия, фирмы, банки, станут новыми нуворишами в этой стране, и никогда не откажутся от власти. А кто и когда отказывался от власти добровольно? Под удар фактически безвластной, но шумной демократической волны, попадут только ортодоксы, не сумевшие принять новые правила игры, а умные люди, сменив цвета знамен, притаившись в тени, опять будут строить рай на этой земле.

Но не для всех. Как всегда — не для всех.

— Береги спину, — подумал он. — Она сказала «Береги спину…»

Что за черт? Еще вчера он и подумать не мог о подобном, а сегодня стало явью то, что он всегда считал досужим вымыслом дешевых писак. Детективный сюжет — жена банкира становится заложницей у мафиозных структур. Потрясающе свежо. Было бы просто глупо, если бы не было правдой.

Банковский «Мерседес» мчал его по восточной части Берлина по направлению к бывшей Стене — чудовищному шраму, рассекавшему город надвое. Водитель тщательно выбирал дорогу — центр был перегружен транспортом и пробираться по боковым улочкам было легче.

Он все еще был в состоянии «ступора» и отдавал распоряжения чисто автоматически — какая-то его часть его разума продолжала действовать холодно и расчетливо, может быть потому, что он понимал необходимость действия и опасность, которую несла его семье растерянность и малейшее промедление.

С ним приехало двое — только двое, один из которых вне подозрений. Второй — сотрудник охраны — Костя плохо его знал, парень был из новых, как его зовут, дай Бог памяти. Ах, да… Сергей. И фамилия такая смешная — Катенькин. Кто мог представлять опасность здесь? Кто-то из людей Франца? Вполне возможно. Предположительно — это может быть кто угодно. Хоть бы и сам Франц. Или Дитер. Страшно подумать, но может быть и сам Дитер. Лично. Слишком большие деньги на кону. Сорок миллионов долларов могут изменить любой менталитет. Ай да Лукьяненко, ай да сукин сын! Серый ты наш кардинал, мыслитель сраный. Основа нашей безопасности.

Костя почувствовал, как от злости у него спирает дыхание и начинает колотиться сердце. Он удавил бы его собственными руками. Если бы он просто предал — полбеды. В конце — концов, склонность к предательству одно из обычных человеческих качеств. Инстинкт подобный инстинкту размножения. Или даже рефлекс. Но сделать это так, как сделал Лукьяненко, прикрывшись женщиной и детьми — нечто большее, чем просто предательство и заслуживает большего.

31
Перейти на страницу:
Мир литературы