Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала? (СИ) - Сладкова Людмила Викторовна "Dusiashka" - Страница 32

«Я убью его!» — гневно рычала она про себя. — «Придушу! Растерзаю если он еще хоть раз выкинет нечто подобное! Если посмеет… посмеет… Боже!»

— Нам нужна ваша подпись для отчетности о доставке заказа, — произнес курьер, протягивая ей планшет. — Если вы готовы принять его, то распишитесь… вот здесь, пожалуйста. И здесь. И… тут еще. Угу!

Глядя на протянутые документы невидящим взглядом, Стася поставила свою аккуратную подпись во всех нужных местах. Была уверена, что совсем скоро пожалеет об этом. Ведь прямо сейчас… ради дочери она… предавала саму себя. Свои желания. Принципы. Но решение уже приняла. Окончательное и бесповоротное. Поблагодарив ребят, Стася с грохотом захлопнула дверь.

К ней же и прислонилась обессиленно, сражаясь за дыхание и стараясь усмирить свой беснующийся пульс. Настя тем временем, пыхтя на всю квартиру, как паровоз, повалила мешок на бок. Сперва пыталась развязать его самостоятельно, но когда ничего у нее не вышло, жалобно захныкала:

— Мама, помоги!

— Сейчас, милая…

Стася было рванула к дочери. Однако, замерла на месте, как вкопанная.

Только сейчас вспомнила, что у нее руки заняты. Что она до сих пор стискивает онемевшими пальцами шуршащий бумажный пакет.

Приглядевшись, Стася обнаружила на нем эмблему пекарни. Той самой пекарни, где выпекали ее любимые булочки. Ими-то он и оказался забит до верху. Ароматными, аппетитными, пышными булочками. Еще даже теплыми! А еще к ним прилагалась записка, написанная почерком Яна:

«Не ищи в моих действиях подвоха или тайного смысла. Их здесь нет. Это всего лишь порыв. Странный. Бесконтрольный. Необъяснимый. Порыв. Мне до ломоты в костях захотелось порадовать твою дочь, и я не смог удержаться. Сам не знаю, как так вышло. Но пойму, если тебя это разозлит. Я тоже взбесился бы, окажись на твоем месте. Что делать с этим… решай сама. Можешь отказаться. Можешь сразу же все выкинуть. А можешь… просто принять подарок и сделать приятно маленькому человечку. Тебя это ни к чему не обязывает. Считай это моей благодарностью за твою помощь с родителями. Она бесценна!»

Ниже шла приписка, адресованная непосредственно ей:

«PS: Ты так и не поела их вчера. Полакомись сейчас…»

Собственно говоря, именно так Стася и поступила. Заткнула себе рот, дабы не заорать в голос. Игнорируя болезненный комок в горле, через силу загоняя обратно непрошенные слезы, она с жадностью впилась зубами в свежайшую булочку. И застонала от удовольствия, наслаждаясь ее узнаваемым несравненным вкусом. А Настя, возмущенная ее бездействием, воскликнула:

— Мама-а-а-а-а! Помоги-и-и-и мне-е-е-е!

Спохватившись, Стася помчалась на кухню. Оставив на столе пакет с булочками, вооружилась ножницами и вернулась к дочери. А спустя секунду, перерезав веревку, стягивающую край подарочного мешка, со смесью трепета, волнения и тревоги наблюдала за тем, как Настюша счастливо смеется, вытряхивая его содержимое на пол. Ох, чего там только не было! Килограммы сладостей. Игрушки разных мастей. Заколки. Бантики.

И даже… платье. Невероятно миленькое платьице, в которое (судя по всему) ее малышка влюбилась с первого взгляда. Прижав наряд к груди, Настя уставилась на нее огромными горящими глазами и прошептала, задыхаясь:

— Как у принцессы, мама? Да? Как у настоящей принцессы?

Она ничего ей не ответила — в горло будто битого стекла напихали.

Напряженно кивнула, вымучив из себя непринужденную улыбку.

— Спасибо! — прошептала Настя, возводя глазенки к небу. — Спасибо, дедушка Мороз! Мне очень-очень понравился твой подарок!

А Стася… впервые за эти годы задумалась над тем, правильно ли поступила, скрыв от Яна свою беременность? Лишив свою дочь внимания и заботы родного отца? Развод разводом, но… могла ли ее малышка быть счастливее, если бы Ян присутствовал в ее жизни? Если уж он с «чужим» ребенком так щедр и внимателен, то какой любовью мог бы окружить свою кровиночку?

Она не знала этого наверняка. А предполагать… откровенно боялась.

Не выдержав, Стася схватила Настюшу в охапку и прижала к себе так крепко, как только могла. Дрожа всем телом, уткнулась носом в ее макушку и напряженно прокаркала:

— Когда ты станешь взрослой, ты поймешь меня! И… надеюсь, простишь!

— За что, мамочка? — пискнула дочь, отвоевывая себе немного личного пространства. — Я не сержусь на тебя! Я тебя люблю! Ты же моя мамочка!

— Возможно, однажды ты решишь иначе…

«Не дуй на тлеющие угли!

Что потом будешь делать… со вспыхнувшем пламенем?»

Во второй половине дня, когда эмоции от утренних событий немного поутихли, и Стасе удалось наконец восстановить разодранное в клочья самообладание, она отправилась к Костровым. Обещала навещать их (по возможности) каждый день, и планировала сдержать данное им слово.

Несмотря ни на что. И даже возможная встреча с Яном под крышей их дома ее не останавливала. Напротив. Стася хотела поговорить с ним, и очень серьезно. Хотела предостеречь бывшего мужа от новых… сюрпризов.

От новых попыток вмешаться в ее жизнь — спокойную и размеренную.

Ту, в которой ему больше не было места. Ту, которую она выстраивала с нуля, по кирпичику, на руинах их разрушенного счастья. Ту, в которую Стася вообще-то не собиралась впускать его… до вчерашнего дня. Но он… он сам в нее ворвался! Нагло и бесцеремонно, будто варвар. Не спросив разрешения.

С пинка распахнув дверь в ее душу. В ее сердце. В их… совместное прошлое. Зачем, черт подери? Зачем? Он заставил ее все вспомнить. Пробудил в ней то, что, казалось бы, давно истлело. И тем самым обезоружил Стасю. Выбил почву у нее из-под ног. Сказать, что ей становилось не по себе от этого — ничего не сказать. Она чувствовала себя потерянной и дезориентированной. Не понимала мотивов Яна и не знала, как реагировать на его действия.

Но невзирая на сомнения, отравляющие ее изнутри, Стася собиралась поблагодарить его за радость, доставленную Настюше. Ведь ее девочка сияла подобно маленькому солнышку, и не выпускала из рук новые игрушки.

Она была так увлечена подарками от Деда Мороза, что забыла о своих вчерашних страхах, и с легкостью отпустила Стасю в гости к Костровым.

А вдобавок пообещала во всем слушаться Ульяну Семеновну, и ни в коем случае не плакать, если ее маме вдруг придется задержаться у дедушки и бабушки. На том они и порешали. Стася спешно вызвала такси и уже спустя тридцать минут добралась до места. Ворота оказались не заперты, и она без труда проникла во двор. И почти сразу увидела Сергея Алексеевича, беседующего на крыльце с какой-то девушкой-блондинкой. Приглядевшись, Стася узнала ее — их соседку Любу. Ту самую, с которой вчера столкнулась у пекарни. Тогда она была в компании своего сына Миши и… Яна. Сегодня же, заявилась к Костровым в гордом одиночестве. Люба заискивающе улыбалась и активно жестикулировала, восторженно рассказывая о чем-то Сергею Алексеевичу. Тот, напротив. Держался сдержанно и невозмутимо.

А потом заметил Стасю и просиял, расплываясь в радостной улыбке.

— Ой, Стасенька! — помахал он ей. — Здравствуй, дочка!

— Здравствуйте, Сергей Алексеевич! — с готовностью отозвалась она, маскируя свое недовольство от встречи с Любой… ответной улыбкой.

И мгновенно почувствовала на себе не менее приветливый взгляд соседки.

Ледяной. Раздраженный. Ревностный. О, Стася знала этот взгляд. И невольно поежилась от холода, пронзившего насквозь все ее нутро. Вне всяких сомнений, Люба видела в ней соперницу. Конкурентку. На интуитивном уровне, женским чутьем. И презирала за одно лишь это. Но вынуждена была изображать дружелюбие на публике. Она молчала, зато Костров продолжал:

— Как вчера добрались, Стася? Без происшествий, надеюсь?

«Ну… если не считать происшествием то, что случилось в подъезде…»

— Да, — произнесла вслух, немного злорадствуя. — Ян вел себя примерно.