Вдовье счастье (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 62

— У ее императорского величества недоброе настроение, Вера Андреевна. Впрочем, как всегда в последнее время.

Не дожидаясь ответа, он открыл передо мной дверь. Я очутилась сразу у всех на виду, и у меня не было даже шанса благодарно ему улыбнуться.

В просторном и освещенном волчьем логове вымученно и хрипло дышало давящее молчание — казалось, за расписной панелью в стене спрятали Дарта Вейдера. Я насчитала одиннадцать чего-то алчущих дам — заездили они, видать, бедолагу.

Все дамы, кроме одной, были с лентами цветом чуть темнее, чем лента моего сопровождающего, и платья их отличались от легких на вид нарядов танцующих дам. Тяжелые расшитые золотом сарафаны, на головах кокошники с длинным муаром, и весь этот фольклорный ансамбль пригвоздил меня к месту — ни одного дружелюбного взгляда, они только и ждали команды, чтобы накинуться на меня и растерзать.

Я оказалась не готова. Сейчас кто-то из этих дам… вот эта величественная, похожая на пересушенную воблу старуха, решит мою судьбу раз и навсегда, и я против нее ничего не смогу сделать.

По крайней мере, пока императрице ничто не мешает так считать. Я изобразила не очень ловкий книксен, не понимая, что творю, и императрица неохотно повернула голову к одной из стоящих за ее плечом дам.

— Вижу, не лгали мне, — произнесла она дребезжащим голосом, как ногтем провела по стеклу, — вы заложили подаренные ее императорским величеством украшения, Капитолина Андроновна.

Графиня Дулеева глупо улыбнулась. Я записала себе нового врага, и это начало, сейчас меня начнут рвать на куски. Комната большая, широкое окно, две двери — направо и налево, дверь позади меня, а бежать некуда. С панелей на стенах ухмылялись роскошно одетые пейзанки в фривольных позах.

— Стоило того? — скрипуче продолжала императрица, подслеповато щурясь на бледневшую все сильнее Дулееву. — Надолго хватило денег, Капитолина Андроновна? Гляжу, дар вам впрок не пошел.

Придворные дамы менялись в лице и пятились. Императрица видеть этого не могла, но я замечала, как подолы сарафанов открывают рисунок на полу. По сантиметру, все дальше и дальше, похоже, что гнев ее величества будет велик. Леонид, чтобы его утрамбовали в один котел с его братцем, уверял, что сердце у нее доброе, ну проверим.

Дулеева была для ее величества жертвой привычной, а значит, уже надоевшей. Но не ради Дулеевой меня приказали позвать?

— Подойдите, Вера Андреевна, подойдите, — императрица обратила взор на меня, и я осторожно, словно она действительно могла на меня кинуться, приблизилась. — Вот. — Императрица протянула руку, я застыла, но это был жест демонстрации власти, морщинистая рука вернулась на синий атлас. — Умом невеличка, но глаз радовала. Дворянка, захудалая, но себя блюла. А нынче, Вера Андреевна, каково фамилию благородную на мужицких телегах писать?

Удивительно, как всем дались эти телеги, но именно поэтому несложно все предсказать.

— Мой свекор растратил имение, ваше императорское величество, муж мой покойный, мот и дуэлянт, кончил скверно, брат его и того хуже, — откликнулась я негромко, не смотря императрице в глаза — где-то читала, что взгляд в лицо царствующей особе расценивался как оскорбление. — Петр Аркадьевич Апраксин, дядя мужа моего покойного, усердием своим да людей своих фамилию истинно прославляет, и я, вдова Апраксина, по его примеру на благо вашего императорского величества тружусь. А фамилия на телеге, так достойно, что она рядом с фамилией поставщика императорского двора и верного слуги вашего императорского величества, купца первой гильдии Аксентьева Трифона Кузьмича… ваше императорское величество.

Выпалив это на одном дыхании, я шумно вдохнула, дамы за спиной ее величества эхом втянули воздух в себя. Императрица пожевала губами, потребовала:

— Ближе поди! — и дамы по мановению руки ее помогли ей подняться. Я стояла напротив и удивлялась, насколько императрица стара — Всевидящая, ей не меньше семидесяти! Никакие духи не могли заглушить исходящего от нее старческого неприятного запаха, я старалась не морщиться, а императрица внезапно больно схватила меня за подбородок и заставила смотреть ей в лицо.

— А ты платьями торгуешь, — прошипела она, и я стойко терпела боль, вцепилась старуха — не оторвешь, но она отпустила меня, подцепила жилистым пальцем колье и дернула, жест не царский, намеренный, оскорбительный. — Старьевщица. Хамка. Мужичка. Для того двор покинула? Для того милостью нашей пренебрегла? Что еще делаешь? Его императорское величество мне говорил, так я запамятовала, не напомнишь?

Врет, старая ведьма, все она помнит, но все, что я сделала — гордость моя.

— С купцами первой гильдии Аксентьевым, Ермолаевым, Федяковым, Синицыным я состою в правлении страхового общества, ваше императорское величество, открыт недавно Купеческий банк. Через купца первой гильдии Аксентьева я представила на рассмотрение его императорского величества правила движения общественных и личных экипажей, конных и пеших на дорогах, ваше императорское величество. Я…

— Довольно! — рявкнула императрица, оттолкнула меня неожиданно сильно и с размаху села. В ее возрасте она плевала на все приличия, несмотря на корону, но я бы поостереглась так плюхаться, промахнешься, костей не соберешь. — Бахвалишься. Что, Вера Апраксина, сермяжница, лапотница, торгашка, тряпичница, прав был его императорское величество, когда говорил — не всякой родовитой девке место при троне да муже. Лимонаду мне дайте.

Она пила громко, жадно, я думала — дадут мне проститься с детьми? И что мне грозит? Никто, наверное, мне не сказал бы заранее, какая вожжа попадет под хвост той, в чьей воле любого казнить или миловать. Императрица пихнула пустой бокал прямо в лицо подскочившей придворной даме, замерла, словно забыла, где находится, и я не знала, что думать.

— Каждой, — сказала императрица, не глядя ни на кого, кроме меня, — остаться бы голодранкой на улице, вот тогда поглядим, тогда на вас поглядим. Хвостами вертеть на балах, дочерей за кого попало просватывать да языками чесать, вот ваше дело. Вот чему вас научили, наседки лядащие. Платья носить, хихикать за шторами, жалованные нами дары купцам относить! — Говоря это, императрица открыла крохотную золотую шкатулочку, нюхнула терпкий табак и заморщинилась от наслаждения.

Молчание затягивалось, императрица таскала понюшки и шумно дышала, и самая молодая и, видимо, сообразительная дама уже потянулась за платочком, мало ли что.

— Великий наш император перво-наперво ум ценил да пользу престолу, оттого и империя расцвела, а не прахом стала. — Императрица щелкнула шкатулочкой, показалось — зубами клацнула. — Удивила ты меня, Вера Андреевна. Все они в ногах бы у меня валялись и выли, а про тебя кто подумать смог. Говори, что желаешь в награду.

Смахивает на западню, но не просить же у нее сто пятьдесят тысяч.

— Ничего не желаю, ваше императорское величество, — я покачала головой, судорожно подбирая слова, и императрица вздернула редкие выцветшие брови. — Кроме как делать то, что я делаю, империи и престолу на благо. Быть рядом с моими детьми. Жить…

— Жить, — передразнила меня императрица, будто каркнула. — Молодая ты, Вера Андреевна, все у тебя впереди… — и на отталкивающем лице вдруг засияла настолько материнская улыбка, что я онемела окончательно. Так благословляют на свершения, ну или отпускают грехи приговоренным. — Ступай, дитя, все у тебя будет. Не жалею, что погнала тебя со двора, купчиха третьей гильдии Апраксина. Ступай, самодержица твоя дела славные всегда помнит. Ну, что встала? Ступай, прочь пошла!

Я не знала, как реагировать на подобные перепады настроения, но уже открылась дверь и мой провожатый поманил меня, я опять присела в книксене и вышла на заплетающихся ногах. В голове шумело, сердце екало в подвздошье и тщетно пыталось запрыгнуть на место.

— Плоха она совершенно, — сокрушенно вздохнул придворный, закрыв дверь, — стара, недуг ее точит. После бала, Вера Андреевна, не уезжайте, прежде дайте мне знать.