Дело петрушечника - Персиков Георгий - Страница 4

— Муромцев Роман Мирославович, — проигнорировав иронию, вежливо отрекомендовался сыщик. — А это наши консультанты, Лилия Ансельм и Нестор Барабанов.

— Нестор Барабанов, магистр естественных наук Санкт-Петербургского медицинского института, доцент… И никакие мы не спиритисты! — возмущенно вставил Барабанов, энергично сотрясая руку полицмейстера. Из института его уволили за ненадлежащую политическую активность, но об этом говорить было необязательно. — Наша сила — это исключительно наука!

— Не может не радовать… А дама? Тоже ученая?

Цеховский с трудом освободился из навязчивого рукопожатия и глазами указал Муромцеву на странную вдову, которая сидела молча с отрешенным и загадочным лицом. Муромцев открыл было рот, чтобы ответить, но Барабанов, ревниво зыркнув на начальника, снова влез вперед:

— Это наш внештатный консультант по вопросам экспериментальной психологии. Госпожа Ансельм. Очень редкий специалист.

— Что же, хм… Ясно-ясно…

Цеховский еще раз глянул на вдову и задумчиво покачал головой, словно давая понять, что уловил некий скрытый намек. После чего, явно стараясь побыстрее перейти к делу, извлек из папки несколько исписанных аккуратным почерком листов, верхний отдал Муромцеву, остальные оставил у себя.

— Вот, Роман Мирославович, полюбопытствуй-те. Ситуация тяжелая, скрывать не буду. Наше полицейское управление сдерживает панику как может. Газетчикам пока что почти ничего не известно, но… слухом земля полнится, думаю, если ничего не предпринять, в скором времени нас ожидает грандиозный скандал.

— Предпринять? — переспросил Муромцев, нахмуренно вчитываясь в обтекаемые формулировки полицейского рапорта. — Я вижу, что вы уже предприняли многие необходимые шаги. Вскрытие, отчет патологоанатома, опрос свидетелей, подробная информация о жертвах…

— Многие шаги, которые совершенно никак не прояснили картину преступления, — со скрытым раздражением добавил полицмейстер. — Поэтому мы и решили пригласить столичных специалистов, то есть вас, друзья. Наши сыскари, конечно же, тоже немалого стоят. Орлы! Мои воспитанники, полицейские высочайшего класса. Но вы сами понимаете, когда в дело вмешивается столичное управление, мы скромно отступаем на второй план, уступая вам всю славу в случае успеха…

— …и все шишки в случае провала, закончил за него Муромцев.

Цеховский неожиданно пристально поглядел на столичного сыщика и усмехнулся:

— Ну, полно вам, Роман Мирославович, неужели такие именитые профессионалы могут вдруг провалиться? Мы полностью рассчитываем на вас.

Муромцев поджал губы и воздержался от ответа. Цеховский был ему хорошо знаком по газетным статьям и рассказам людей, которым довелось работать с этим неординарным человеком. За несколько лет, которые Цеховский провел в должности полицмейстера, он несколько раз попадал на передовицы — в основном в связи с проведенной им в К. реформой полицейского управления, но случались поводы и более пикантные. В прошлом году, к примеру, прогремел грандиозный скандал о растрате Цеховским казенных средств. И хотя обстоятельства растрат были возмутительны, а покупки, сделанные полицмейстером за счет казны, совершенно баснословны, к удивлению Муромцева, он не только остался на своей должности, но в скором времени даже оказался приставлен к награде. Еще раньше, за пару лет до этого случая, Цеховского обвиняли в том, что он за взятки выдавал евреям разрешения на проживание в городе, потом — чуть ли не в прямом грабеже и участии в еврейских погромах, — и тут тоже обошлось без последствий.

Что за таинственный ангел-хранитель оберегает удачливого полицмейстера? Конечно, как ветерану войны и боевому офицеру ему многое сходило с рук, но Муромцев понимал — большая часть этой удачи заключается в лисьей вкрадчивой хитрости, совмещенной с хорошими манерами и острым умом. Это был ненадежный союзник и крайне опасный противник, с которым нужно было держать ухо востро.

— Ну что же, давайте не будем терять времени и перейдем непосредственно к фактуре. — Цеховский, словно не замечая неловкости, снова открыл папку и вручил Муромцеву пачку карандашных набросков. — Вот, это с места преступлений, наш судебный художник нарисовал, большой мастак, знаете ли. Вот это первая жертва… Это вторая… Очень похоже вышло, как на фотокарточке.

Муромцев, нахмурившись, разглядывал рисунки. На каждом из них с разных ракурсов были запечатлены тела жертв, лежащие в черных карандашных лужах крови. Особенно четко были прорисованы кисти рук с отсутствующим пальцем. Барабанов отчаянно сопел, стараясь заглянуть через плечо сыщика, и тот передал ему уже отсмотренные листы.

— Все убитые — мужчины. Это — Валентин Ничипоренко, сорок три года. Студент первого курса юридического факультета. Убит ударом но-жа в спину. Вот этот вот, который на спине лежит, доктор Евдоким Пилипей, шестьдесят лет. Задушен.

Цеховский комментировал рисунки таким то-ном, словно на них были изображены породистые собаки или пасторальные пейзажи.

— А это художник, Роман Никольский, тридцать семь годочков. И последний, Евген Радевич, пятидесяти лет от роду. Учитель истории. Все убитые — взрослые мужчины. Валентину нанесли удар со спины, остальным — в грудь. У каждого из убитых отнят палец неким инструментом вроде клещей. Причем, занимательная деталь, у каждой жертвы разный. У Романа — указательный, у Валентина — средний, у Евдокима — безымянный, и наконец, у Евгена — мизинец…

— Превосходная точность, — с уважением в голосе заметил Барабанов, тыкая в рисунок.

— Эти пальцы — далеко не самое удивительное в этих убийствах, — заметил полицмейстер, стараясь не выказывать раздражения. — Каждой жертве, очевидно, уже после смерти, убийца вкладывал в рот ручку от игрушки. Балаганной куклы Петрушки.

— Петрушки? — переспросил Муромцев, на-морщив лоб. История становилась все более странной.

— Да. Петрушка. Ванька-рататуй. Пульчинелла. Есть много названий. Народный балаган вы все видели наверняка. — Цеховский поднял холеную ладонь, изображая движения кукловода с куклой, надетой на руку. — Так вот, ручка каждый раз правая и взята от разных кукол. Убийца всовывал ее неглубоко, чтобы легко было найти…

— Ааааа… Ясно! — Барабанов, очевидно, испытав озарение, хлопнул себя ладонью по лбу. — Петрушка! В уличном балагане он по сюжету всегда был врагом различных лицемеров, ханжей и лжецов. Петрушка всегда выводит их на чистую воду и выставляет дураками. Похоже, убийца таким образом мстит обществу, которое его обидело. Он пытается подать нам знак!

— Какой еще знак? — окончательно опешив от этого словесного потока, удивился полицмейстер.

— Знак о своей боли, — невозмутимо продолжал Барабанов. — Рука Петрушки во рту у жертвы — это знак того, что общество почти что уже сожрало Петрушку, но он все равно собирается ему отомстить.

— А пальцы? Пальцы — это тоже знак?

— Разумеется. Пальцы разные, потому что это символ счета. Счета побежденных врагов. В представлениях балагана есть популярный сюжет — Петрушка проходит некий путь, по очереди побеждая своих врагов: глупого учителя, доктора-невежду, — загибал пальцы на руке Барабанов, — потом, извините меня, продажного полицейского, лживого попа, вороватого градоначальника и в финале самого черта. Можно предположить, что жертв будет пять, по количеству пальцев. Или десять.

В салоне повисла тишина. Коляска плавно остановилась, и снаружи послышался голос городового, что все это время стоял на запятках, а теперь ругался с кем-то снаружи. Цеховский, заметно помрачневший из-за речи Нестора, смерил столичных сыщиков неожиданно тяжелым взглядом.

— Так вот именно для этого вы сюда и прибыли. Чтобы не допустить ничего подобного.

В большом и светлом зале полицейского управления было людно и шумно, в воздухе витал стойкий запах сапожного гуталина и свежей краски. На задних рядах кто-то курил папиросу и тут же руками разгонял сизый дымок. Легкий весенний ветер иногда порывом влетал в приоткрытые окна, надувая легкие бежевые шторы, словно корабельные паруса. В зале собрались почти все чины сыскного отдела города, а также некоторые городские чиновники.