Последний потомок богов. Том 1 (СИ) - Соломенный Илья - Страница 14

Несмотря на то, что Торгрим мне нравился — я не стал рассказывать ему то, что произошло на самом деле. Наученный горьким опытом, понял, что мои слова запросто могут повернуть против меня самого — так что отделался полуправдой, заявив, что возвращался в деревню и увидел их уже там.

Ни слова о Рифте, о Драконьих всадниках, ни о кольце Эйрика я не произнёс.

Гном не стал вдаваться в подробности этой истории и уточнять, почему я замешкался в форте — хотя по его глазам было видно, что он об этом задумался. А вот Ада во время этого разговора прищурилась, глядя на меня через пламя. Я поймал её взгляд и отвёл глаза.

Интересно, она видела, как я снёс полчерепа тому орку на дороге, и насквозь пробил другого с помощью перстня?

Даже если и нет — такие раны обычным луком и ножом не объяснить… Да и перстень она с меня не сняла. Либо не захотела… Либо не смогла…

Хотя опять же — ублюдский капитан сорвал его с моего пальца без проблем…

Вообще, вопросов об этом артефакте у меня накопилась масса — особенно если учитывать видение, которое посетило меня во время отключки.

Но вопросы-вопросами — а ответов на них ни на йоту не прибавилось за всё время, пока мы находились в дороге. Я носил перстень на пальце не снимая, под найденной в заплечном мешке перчаткой. И каждый день, на привале, когда мои спутники засыпали, пытался пробудить его — но всё тщетно.

И речь шла не только о послании Эйрика — вообще о какой бы там ни было активности! Нет, обожжённая и порванная перчатка из странного материала теперь появлялась на руке по моему желанию — но и только. Никаких магических огней, или чего-то подобного — как только я не старался их вызвать! Я пробовал и мысленные команды, и жесты, как в легендах про магов прошлого, и слова.

Однажды даже порезал палец, чтобы окропить перстень кровью… В этом случае глаза на голове дракона на несколько секунд загорелись красным светом, но дальше этого дело не пошло.

Я искренне надеялся, что какой-нибудь имперский маг сможет выудить рапорт Эйрика из этого артефакта. А ещё понимал — если я хочу пользоваться им дальше, мне нужно где-то взять для этого знания.

Но одна мысль не давала мне покоя. Я предполагал, что как только я доберусь до первого крупного города и расскажу о произошедшем — перстень у меня, скорее всего, заберут.

С концами…

И, странное дело, — отдавать его мне совсем не хотелось! Точнее, странным было не это — кто в здравом уме захочет отдавать такую вещь⁈ — а то, что я будто бы чувствовал перстень «своим»… Он был будто моей частью… И более того — я понимал, что это именно он залечил сильно ушибленную орком кисть, и даже ноющие рёбра, которые перестали болеть на третий день нашего путешествия.

Вот так мы и ехали через Дикий край — мы с Адой были погружены в свои мысли, а Торгрим без устали болтал, пытаясь нас развлечь.

Мы двигались по разбитому тракту (одно название!) на запад. Перелески, болота, холмы, небольшие ручьи и заросшие бурьяном поля сменяли друг друга день за днём

Время от времени мы встречали и других путников. В основном это были торговцы с небольшим количеством охранников, или крестьяне, едущие куда-то на заработки. Однажды нам повстречался отряд наёмников из пяти человек — все при оружии и в кожаной броне со стальными вставками.

К счастью, такие оборванцы, как мы, их не заинтересовали…

По пути к Каран-Норну было раскидано какое-то количество деревень, в которых люди занимались точно тем же, чем и мои односельчане. И каждый раз, видя вдали от тракта дома, дым печных труб, или людей в полях, моё сердце сжималось, а перед глазами вставали лица родителей…

На шестой день путешествия мы встретили группу бродячих артистов. Они остановили четыре своих фургона под огромным дубом, недалеко от тракта, и пригласили разделить с ними трапезу. А так, как у нас почти не было запасов — всё, что мы ели, было добытой мной на охоте дичью — мы с радостью согласились.

Большое семейство цирковых, едущих в Тармберг, где добывали серебро, оказались весёлыми ребятами. Мы понаблюдали за тренировками жонглёров и акробата, повосхищались фокусником и с уважением отнеслись к метателю ядер и огромной секиры — здоровенному усатому мужику по имени Горт.

Торгрим даже попытался выторговать эту секиру за несколько невесть откуда взятых серебрушек, но дальше шуток и слов дело не пошло.

Эти артисты рассказали, что в дне пути от места нашей встречи будет большой постоялый двор на перекрёстке четырёх дорог — так что, попрощавшись с бродягами, мы направились прямо к нему.

Трактир и правда был большой — метров двадцать в длину, основательный, двухэтажный, с большим подворьем, баней, общим колодцем, конюшней, своим огородом и полем, а также небольшим яблоневым садом. На окнах висели массивные ставни, вокруг построек был возведён небольшой частокол, а во дворе я сразу срисовал пятерых дюжих ребят с оружием на боках. Мечи, сабли, пара арбалетов… Под несколькими высокими деревьями, растущими в углу двора, рядом с воротами расположилась смотровая вышка метров семь высотой — там тоже торчала пара стрелков.

— Серьёзное хозяйство! — присвистнул Торгрим, останавливая свою лошадь неподалёку от конюшни.

Во дворе было многолюдно. Помимо охранников, нескольких мальчишек-служек и женщины, прикрикивающей на них, тут разгуливали и постояльцы.

Несколько торговцев вокруг пары гружёных телег, которые выводили из-под навеса рядом с конюшней; парочка наёмников; группа подвыпивших солдат, метающих в деревянную мишень топоры; даже карета, рядом с которой торчал худощавый и бледный господин, внимательно следящий за двумя красавицами в дорогих платьях — видимо, сопровождающий.

— Разная тут публика, — заметил я, — А у меня даже денег нет, чтобы заплатить за комнату… Думал на сеновале попроситься переночевать, но теперь…

— Ай, да брось, парень! — Торгрим тряхнул своим полупустым кошельком, в котором звякнули несколько монет, — Я за тебя заплачу!

— Да не стоит…

— Стоит-стоит! — засмеялся он, — Вместе же едем, тресни твой гранит! Хоть людьми себя почувствуем после дороги и того, что в той деревеньке случилось… Эй, Ада! У тебя-то монеты найдутся?

Воровка, которая уже спрыгнула с моего коня, надменно вздёрнула носик.

— Найдутся! Но за вас платить не буду.

— Да не больно-то и хотелось, — фыркнул гном, и найдя глазами конюха, крикнул, — Эй, уважаемый! Прими-ка лошадей! Их бы накормить, а то на сырой траве заманались уже!

Пожилой, седовласый, низенький мужчина принял у нас вожжи и с полупоклоном повёл устраивать животин. Мы же, кивнув мрачным охранникам на входе, смерившим нас оценивающими взглядами, вошли внутрь.

«Старый кабан» — гласила вывеска, изображающая (кто бы мог подумать?) здоровенного клыкастого вепря.

В просторном зале оказалось немного людей — была занята примерно треть столов. На нас никто не обратил внимания — все были заняты своим делом. Кто-то играл в кости, кто-то оживлённо разговаривал за едой, кто-то молча пил.

Мне в нос сразу ударил запах свежей выпечки, эля, приправ, жареного мяса. Желудок заурчал, и я смущённо улыбнулся. Торгрим понимающе хмыкнул:

— Жрать хочется, и то правда! Идём, вон я вижу хозяина!

Добравшись до стойки, мы поздоровались с высоким и плотно сбитым мужиком — лысым, с мощной, чуть поседевшей бородой, одетого в простую белую рубаху и чёрные льняные штаны. На поясе у него висела внушительных размеров дубинка.

Он чем-то неуловимо напоминал того самого «Вепря» с вывески.

— Приветствую, уважаемые! — ответил он глубоким басом, — Я Берг Щетина, хозяин этого заведения. Чего желаете? Откуда едете?

— Я Торгрим из рода Андарак. Это Ада и Виктор, мои спутники. Едем из… Еловых выселок.

— Не ближний свет, — хохотнул трактирщик, — Как там дела? Тихо?

— Если бы, — брякнул я, — На деревню напали.

Берг тут же помрачнел.

— Прямо на саму деревню⁈ Там же гарнизон стоит… Совсем ополоумели проклятые разбойники! И как, многих положили?