Гимн Непокорности (СИ) - Злобин Михаил - Страница 8

За минувшие месяцы кьерр заметно поднаторела во владении человеческими языками. Она уже практически не ошибалась в склонении слов, но этот её шипящий акцент никуда не делся.

— Эй, Риз-з, ты не с-слышал меня⁈ — нахмурилась альбиноска, не дождавшись никакой реакции.

— Слышал.

— И почему же не исполнил?

— А ты прикажи мне, — криво ухмыльнулся я.

— Нет, я так не хочу! — категорично замотала головой Насшафа. — Когда я тебя заставляю, то твои объятия холодны, будто подземные воды. А когда ты делаешь это по своей воле, то я вся горю от твоих прикосновений! Ах, как бы я хотела уйти вместе с тобой в пустоши и создать собственный улей! Риз-з, ну почему же ты не один из нас-с?

— Потому что я человек. Был им и буду. Как бы ты не старалась это во мне искоренить, — непререкаемо заявил я.

— Ты ж-жесток, мой желтоглазик. Но не забывайся. Ты всего лишь слаф-ф. И находишься полностью в моей власти…

— Ну и что же ты сделаешь? — без тени страха воззрился я на собеседницу. — Снова изобьешь меня?

— Ну х-хватит об этом! — разозлилась альбиноска. — Разве я о многом тебя прошу? Что мне сделать, чтобы ты меня простил и вновь стал моим ласковым шаас?

— Для начала хотя бы извиниться, — подсказал я.

— Ш-ш-ша! Человек, не зазнавайся! Ты живешь под этими сводами, только благодаря моей милости! — зло оскалила острые зубки белокожая демоница.

— Правда? Ну тогда отдай меня верховному отцу. Пусть сделает шаксатора. Это избавит тебя от всех проблем, связанных со мной.

— Нет! Ты мой! И вс-с-сегда будешь принадлежать мне! — еще больше завелась Насшафа.

— У меня другое мнение на этот счет, — не уступил я.

— Глупец-ц! Ты пожалееш-шь! — вскричала собеседница, вскакивая с подобия кровати.

Её ярко-алые очи метали молнии, а кулаки гневно сжимались. Я уж было решил, что она и в самом деле задаст мне трепку. Но нет. Красноглазая лишь порывисто выскочила из обжитого отнорка, едва не сорвав закрывающие вход шкуры. И я остался наедине с парочкой человеческих чучел, созданных из прошлых слафов Насшафы.

Что ж, ну хотя бы теперь мне никто не мешает поупражняться в колдовстве. Без ложной скромности признаюсь, что сильно продвинулся за это время в чародействе кьерров, которое про себя окрестил «магией тела». Я довел до ума плетение, останавливающее сердце. И теперь оно стало полноценным оружием. Припоминая, как от его действия лёд разливался по моему организму, парализуя и лишая воли, я иронично поименовал заклинание «Холодок». А второе, причиняющее неимоверные страдания, после небольшой доработки получило название «Шок». Не знаю, правда, где оно мне пригодится. Но мало ли?

Помимо этого, я открыл еще множество полезных эффектов вроде усыпления или кратковременного снятия усталости с забитых мышц. Однако же перейти к более сложным конструктам никак не мог. Моя память являлась слишком ненадежным инструментом. И любая неточность в магической последовательности могла привести совсем не к тому результату, которого я добивался.

Чтобы прогрессировать дальше, мне срочно нужны были бумага и чернила. Ведь без ведения подробных записей, я никогда не доберусь до объемных плетений, состоящих хотя бы из двух-трех десятков истинных слогов. А в идеале мне бы вообще фортепиано раздобыть или захудалый клавесин какой-нибудь! Но да где ж его тут в подземельях сыскать? Не уверен, что аналог такого музыкального инструмента вообще существует в этом мире. Хотя, может, у алавийцев и найдется нечто похожее. Но не рискну с уверенностью утверждать. Слишком уж мало я знаю о культуре темноликих.

К сожалению, долго практиковаться мне было не суждено. Насшафа вернулась примерно через час. Хмурая, злая и раздраженная. Она уселась в углу, рядом со своими любимыми чучелами, и принялась подтачивать многочисленные ножики, подчеркнуто не обращая на меня внимания. Мне же не осталось ничего иного, кроме как изображать извечное безделье. Закинув руки за голову, я засвистел незамысловатую мелодию, тоже не горя желанием разговаривать с красноглазой.

— Риз-з, что ты делаешь? — не выдержала вскоре альбиноска и отложила в сторону ручное прави́ло.

— Я тебе мешаю?

— Нет… просто стало интересно, что это?

— Всего лишь музыка, — коротко ответил я.

— Надо же, никогда не слышала вживую, — призналась Насшафа. — А у нее есть название?

— Конкретно это произведение называется «К Элизе».

— Элиза? И кто она? Твоя возлюбленная? Ты ради нее это сочинил? — тотчас же всколыхнулась ревность пленительницы.

— Нет, эту мелодию написал другой человек.

Такое объяснение успокоило белокожую бестию. Она вновь вернулась к своему занятию, но долго просидеть в тишине не смогла.

— А ты знаешь еще какие-нибудь… кхм… музыки? — поинтересовалась Насшафа.

— Разумеется, — не стал я отпираться.

— Я бы хотела послушать.

— Не выйдет, — безжалостно обломал я собеседницу.

— И почему же? — насупилась она. — Всё из-за твоей обиды?

— Не только. Но по большей части потому, что не смогу насвистеть более сложные мелодии. Чтобы их воспроизвести, мне понадобится полноценный инструмент.

— Инструмент? У слафов внизу есть разные! — загорелись энтузиазмом алые глаза похитительницы.

— Нет, Насшафа, ты не поняла. Я говорил о музыкальном инструменте. Вряд ли у вас в улье найдется нечто подобное, — пришлось мне пояснить.

— Хм… музыкальный? Ну пусть тогда рабы сделают его! — выдвинула новое предложение альбиноска.

Я представил, как узники кьерров, томящиеся на нижних уровнях подземелий в своем гетто, выстругивают по моему заказу рояль. А многоногие сколопендры потом неумело ворочают его, застревая на каждом повороте тоннелей. Да уж, забавное было бы зрелище. Но, к сожалению, ничего из такой затеи не выйдет. Она уже заранее обречена на провал, поскольку…

Неожиданно загоревшаяся в моем мозгу идея шквалистым ветром разогнала посторонние мысли. А почему бы и нет? Если дело выгорит, то я получу очень весомое преимущество! Как минимум, попытаться всё же стоит.

— Ради тебя, Насшафа, я бы мог попробовать, — с сомнением потер я подбородок. — Но мне понадобится бумага, перо, чернила и свечи, чтобы набросать чертеж.

— Я всё найду, — твердо заверила она.

Опа, хорошее начало! Сейчас альбиноска даже не возражала против ненавистного света. А ведь раньше, когда я намекал на подобное, она крайне категорично отказывала. Девочка становится всё более покладистой. И это не может не радовать.

— Но я не справлюсь без столяра и кузнеца! — продолжил я перечислять условия. — Самому мне воплотить эту задумку не под силу.

— Я попрошу отца. Он не откажет мне, — заявила белокожая.

— Ты так думаешь? — скептически осведомился я. — А мне казалось, ты у него в немилости. Не думаю, что он позволит тебе отвлекать от основной работы его слафов…

— Не лез-зь, куда не следует, человек! — разъяренно зашипела альбиноска. — Ты слишком много себе позволяеш-ш-ь! Мои отношения с Владыкой тебя не касаются!

Не говоря ни слова, я встал и подошел к собеседнице. Пара широко распахнутых красных глаз воззрилась на меня, но я проигнорировал сквозящее в их глубине предупреждение.

— Ты спасла мою жизнь, Насшафа, — тихо проговорил я, бесстрашно прикладывая ладонь к её гладкой бархатистой щеке. — И у людей нормально беспокоиться о тех, кто тебе небезразличен. Не отыщи ты меня среди горы трупов, я бы давно уже был мертв. Может, это и справедливо, что я теперь принадлежу тебе. Но прошу, не отвергай мою заботу. Этим ты отталкиваешь меня.

Запустив вторую руку в пышную гриву белоснежных волос, я сформировал сразу два «Божественных перста» и направил их в основание черепа альбиноски. У той от удовольствия закатились глаза, тело напряглось, а из горла вырвался протяжный вздох.

— Мой ласковый шаас, мне так этого не хватало, — промурлыкала кьерр, заключая меня в объятия. — Я плохо знать в ваш-ших обычаях. Но я постараюсь разобраться, чтобы не ранить тебя.

— Спасибо, Насшафа. Это очень много для меня значит. А теперь, позволь мне помочь тебе. Давай придумаем, как вернуть расположение твоего отца…