Старуха 3 (СИ) - Номен Квинтус - Страница 59

— Не смертельное, говорите? Профессор Зелинский придумал один замечательный аппарат, и вот если наших бойцов обучить правильным способам его применения…

— Ты про противогаз?

— Именно. Штука хорошая, очень полезная. Но солдаты часто его применять правильно не умеют: кто щелочку оставит, кто вообще трубу не привинтит, чтобы легче дышалось. Так вот, если в палатку бойцов в противогазах загнать и пустить в эту палатку хлорацетофенон, то нерадивый солдатик выскочит и до конца жизни забудет, как свой противогаз неправильно носить.

— А я про другое…

— Это я про другое. Так вот, когда наши бойцы правильно противогазы надевать научатся, то этот остров можно будет хлорацетофеноном вообще залить. То есть он-то твердый, но я знаю, как из него быстро получить очень полезную в деле обездвиживания японца аэрозоль. Я вам завтра нужные чертежики нарисую — вы их Лене Нарышкиной передайте, она за неделю вам бомбы хлорацетофеноновые наделает столько, что на весь архипелаг хватит. На Парамушире попробуете — а дальше уже сами разберетесь… то есть командиры КГБшные разберутся и моряки.

— А это точно не смертельная штука? Не хотелось бы, чтобы нас обвиняли в применении химоружия.

— Пусть обвиняют. В смысле плевать, это вещество даже полиция использует для разгона демонстраций. То есть вроде бы использует — а мы его будем использовать для того, чтобы японцев все же убивать не пришлось. Мы же против убийств? Так что… вот. А другой неядовитой отравы у меня для вас нет…

Война с Японией шла своим чередом — то есть ни шатко, ни валко. На фронте постреливали, время от времени самолеты летали и что-то бомбили — но в целом обстановка была относительно спокойной. И тридцатого марта в Москве состоялось совещание, на котором обсуждались дальнейшие перспективы это «спокойной войны»:

— Я вообще не понимаю, зачем японцы это войну начали, — поделился своим мнением Климент Ефремович, — ведь шансов нас победить у них изначально не было.

— У них не было шансов потому, что у нас там были войска КГБ, но об этих войсках они просто ничего не знали, — ответил Лаврентий Павлович, — а без них… На материке они войну вести начали исключительно для отвлечения нашего внимания от Сахалина, а на Сахалине им нужна наша нефть.

— И уголь, — дополнил Валентин Ильич, — но на самом деле и нефть, и уголь Сахалина для них были задачей вовсе второстепенной.

— Это почему ты так думаешь? — удивился Сталин.

— Это потому. То есть я думаю, по крайней мере исходя из количества привлеченных на разные направления войск, что все же основных задач у них было три, и две из них даже вовсе не японскими были. Им же авиацию и Германия помогала развивать, и американцы, и британцы.

— Ну, допустим. То есть все эти страны готовы нам максимально нагадить, и это не секрет. Но кроме как нам нагадить, какие у них еще интересы могут быть?

— Три интереса. Для японцев особый интерес представляет металлургический завод на Известковой. Причем не месторождение руды, а именно сам завод: мы давно наблюдаем повышенный интерес японской агентуры к заводу. На меткомбинате у нас работает меньше пяти тысяч человек, а производит он уже больше двух миллионов тонн стали — и используемые там технологии японцам очень интересны. И сам завод интересен, но если они смогут перенять наши технологии, хотя бы то же прямое восстановление железа, то они у себя за пару лет могут увеличить выпуск стали вдвое. Именно поэтому они даже не пытались бомбардировку завода организовать, вероятно надеялись его на земле захватить.

— Но на земле они даже наступать не пытались… в этом районе.

— Пока не пытались, но у них напротив Биро-Биджанского района сконцентрировано уже свыше трехсот тысяч человек только в пехотных подразделениях, вот, Лаврентий Павлович не даст соврать. Но форсировать Амур они не рискнули, надеялись, думаю, сначала Сибирскую дорогу разбомбить и только потом…

— Ну… допустим. А другие две задачи?

— С ними проще: еще у них явно стояла задача взять Арсеньевский авиазавод и захватить там наши авиационные технологии. Под эту задачу сильно немцы им помощь оказали, в том числе и военными специалистами: пленные взятые в районе Хасана, показали, что уже во втором эшелоне наступающих войск было довольно много немцев. Не советников, а офицеров и солдат.

— Принимается такая гипотеза. Что еще?

— А американцев очень интересовал химкомбинат в Ушумуне. Очень сильно интересовал, настолько, что они — американцы — готовили на своих базах на Филиппинах японских десантников. Полторы тысячи человек готовили! Они даже закупили у немцев лицензию на десантный планер и изготовили для Японии больше полусотни таких машин. Они ведь передали Японии и двенадцать самолетов DC-3 в военном исполнении, которые должны эти планеры поднимать!

— Очень похоже на правду, — прокомментировал слова Тихонова Лаврентий Павлович. — Мы получили по поводу подготовки этих десантников некоторую информацию, непроверенную и, прямо скажем, косвенную — но вроде бы десантников янки готовили к боям на химически зараженной территории и, что было удивительно, пока Валентин Ильич не разъяснил нам причины, командирами десантных отделений были японские военные, имеющие определенное образование по части химии.

— А войска КГБ решить эти задачи им помешали… ну что же, надеюсь, Лаврентий Павлович, вы отличившихся бойцов и командиров к наградам в ближайшее время представите. А теперь давайте все же обсудим, что мы будем делать весной и летом…

Еще в тридцать пятом году, при рассмотрении в ВЦСПС нового порядка предоставления декретного отпуска, Вера продавила (через товарища Тихонова) две поправки к действующему закону. До этого отпуск предоставлялся только женщинам-рабочим и составлял по пятьдесят шесть дней до и после родов, а еще женщины имели право на неоплачиваемый отпуск после окончания «декрета» до достижения ребенком возраста в один год. А вот женщины, занимающиеся «умственным трудом», с двадцать второго имели право на оплачиваемый отпуск лишь по сорок два дня «до и после», а колхозницы вообще получали отпуск по месяцу — и вот такую «дискриминацию по социальному статусу» в тридцать пятом отменили. Правда, колхозники были этому не особо рады, ведь платить-то роженицам приходилось из колхозных денег — но никто особо все же не протестовал.

Вторая «поправка» проскочила вообще практически без обсуждений: в ней указывалось, что «предприятия и ведомства имеют право увеличивать продолжительность оплачиваемого отпуска для своих работников». А возражений не было потому, что в законе «уравнивались права всех молодых матерей» — а колхозы и раньше такое право имели и закон в новой редакции здесь всего лишь уравнивал права колхозов и государственных предприятий. Однако профсоюзные деятели либо недоучли пробивную силу Старухи, либо (наиболее вероятно) просто не знали, кто был инициатором этих поправок — иначе их бы не приняли, ведь «отпускные» за декрет платились из фонда профсоюза (кроме колхозников, конечно), а денежки внезапно потребовались очень немаленькие. Потому что сначала НТК, а затем и ряд других крупных наркоматов принял уже свои постановления о том, что послеродовой оплачиваемый отпуск продляется на шесть полных месяцев, а отпуск до года оплачивается в размере половины полной заработной платы (с учетом всех премий) работницы за предшествующие полгода.

Спустя всего год — еще зимой тридцать шестого — было принято решение правительства о том, что молодые матери получают от государства дополнительную помощь на каждого ребенка уже за счет республиканских бюджетов. Правда, по этому поводу у Веры с товарищем Куйбышевым состоялась «великая интеллектуальная битва», но «поле брани» — причем уже в самом буквальном смысле этого слова — осталось за Верой:

— Старуха, — попытался отвергнуть ее идею Валериан Владимирович, — но ведь у РСФСР вообще нет собственного бюджета!

— Значит в РСФСР все выплаты будут производиться из союзного.