Ранний старт 4 (СИ) - "Генрих" - Страница 23

На мои движения Алиса открывает глаза, сонно потягивается и, дав себя рассмотреть, целомудренно накрывается одеялом.

— Ты куда? Рано ещё…

Часы на комоде показывают полшестого.

— Как куда? Мне надо в своей комнате показаться, а то бабушка заметит, что меня нет.

Бабуля, кстати, уже встала. Корову отдоить и в стадо проводить. Мои парни, кстати, их пасут. И с того момента, как мы взялись, местные не нарадуются. Скотина под строгим приглядом, никаких эксцессов, как раньше. А то не меньше раза за лето пастухи обязательно напьются, стадо разбредётся и чего-нибудь нажрётся. Корова — тварь тупая, если набредёт на пшеницу-зелёнку, то жрёт её от пуза. Любит её. А недозревшая пшеница в желудке начинает разбухать, выделять всякие парниковые газы, животину раздувает. Короче, погибает корова, если не принимать экстренных и способных шокировать изнеженного горожанина мер…

— Прикройся, а то наброшусь, — предупреждаю честно на провокационно отброшенный верх одеяла.

— Подумаешь, испугал, я с пятнадцати лет ждала, когда ты на меня набросишься…

Что мне оставалось делать? Задержаться ещё на четверть часа. Кое-как успел проскочить к месту официальной дислокации.

Зато после официальной программы — зарядки, очистки коровника, пробежки до речки — во время утренней интеллектуальной подкормки искина Алиса меня не беспокоит. Вплоть до самого обеда.

— Что-то ты сегодня, как варёная, с утра, — замечает бабуля.

Напрягаюсь и конспиративно делаю вид, что никак ни при делах. Алиска беззаботно отмахивается:

— Заснуть долго не могла…

Фактически сдаёт меня, но бабушка внимания не обращает. Мало ли что там у девочек случается. Кроме мальчиков…

11 июля, пятница, время 10:50.

Березняки, свекольное поле.

— Зараза! — ругаюсь под лёгкую усмешку «башибузука» Андрея.

Андрюха уже второго зайца подстрелил, а я никак не могу счёт размочить. Нельзя сказать, что зайцев тут видимо-невидимо, но водятся. Селяне выращивают пшеницу, ячмень, другие злаки, свёклу, морковку, а всякая живность приходит на эти поля пастись. И сельские угодья превращаются в охотничьи. Для коршунов, сов и других ястребов есть стада полевых мышей. Они и зайцем не побрезгуют, но с взрослым им справиться трудно, зато нам — в самый раз.

Поднимаю стрелу, от которой ушёл косой. Делаю знак Андрею — не трогай его, он мой! Понимаю свою ошибку, осторожно иду, разглядываю каждый рядок. Особенность охоты в поле — хорошо видно только в одну сторону, зато далеко.

— Тци-тци, — Андрюха негромко цыкает, привлекая моё внимание.

Далее разговор языком жестов:

«Он впереди на двенадцать часов от тебя».

«Там?».

«Да. Расстояние три с половиной метра».

«Принято».

У него угол зрения лучше, со стороны смотрит и вперёд на несколько рядов ушёл. Отхожу в сторону, отдаляясь от Андрюхи метров на восемь. Если вспугну, выгоню под него. Аккуратно и медленно переступаю ряд за рядом. Боком, держа лук наготове. На ряд, где должен сидеть косой, не захожу. Очень медленно наклоняюсь вбок. Не вижу. Возвращаюсь в прежнее положение продвигаюсь метра на два. Опять высматриваю. Вот он! Замираю и медленно-медленно выпрямляюсь, натягиваю тетиву.

В-ж-ж-у-х! В-ш-и-х! Ой-ой-ой, погибает зайчик мой! В шею стрелу засандалил. С пяти метров промахнуться почти невозможно. Наконец-то…

— Наконец-то, — повторяет мои мысли подошедший Андрюха.

Прижав ногой трепыхающегося зверька, протягивает нож. Финальная стадия, пока горло не перережешь, дичь не взята. Если кровь не пустить, испортится тушка и в еду уже не пойдёт.

Только восьмая попытка удалась. А так всё упрыгивали мои зайчики вдаль. Или под стрелы пользующегося моментом Андрея.

— На базу? — «башибузук» и сам знает, что трёх зайцев на нашу команду достаточно, но распорядиться должен я, как старший.

Уходим к лесополосе, где ждут наши лошадки. Впереди разделка, просушка шкуры, приготовление шашлыков из почти десяти килограмм легкоусваиваемого диетического мяса. Сроки официально разрешённой охоты нас не колышут. На колхозных землях делаем что хотим. Культурные насаждения от потравы на данный момент защищаем.

Парадоксальным образом заниматься хозяйственными заботами намного интереснее самого пастушества. Разнообразнее. Сейчас разведём костёр, заварим похлёбку из заячьей требухи, наделаем шашлыков. Короче, лепота…

19 июля, суббота, время 21:05.

Березняки, дом бабушки Серафимы.

Сидим, пьём чаёк всей компанией.

— Ты, дружок, смотрю, уже носом клюёшь? — замечает Басима состояние младшего.

Незаметно, без поворота головы, периферийным зрением переглядываемся с Алисой. Моими заботами Кира в сон тянет. Стоило мне ослабить контроль — из-за пастьбы приходилось рано уходить из дома, — как он тут же начал тянуть ляжки в кровати до девяти часов, манкировать зарядкой и прочими обязательными процедурами. При попустительстве безмерно доброй бабушки.

Оно бы и наплевать, но вследствие этого паршивец долго не засыпал вечером. Если вообще являлся домой раньше десяти часов вечера. И в моё отсутствие категорически не желает отдаваться во власть Морфея. Требует постоянных рассказок, детского писателя, с-цуко, нашёл!

Беззаботное детство — огромная ценность в жизни каждого человека, не буду спорить. Но какого хрена за мой счёт? Не, не бывать такому! За последние дней восемь только раз удалось вырваться к Алиске в двенадцатом часу ночи. Очешуеть! Ничего и не делали, пошептались и уснули. После такого и Алиса начала посматривать на Кира волком. И давить на бабушку, де совсем избаловала младшего.

Пришлось применять режим тотального геноцида и тактики выжженной земли. Утренние урочные посильные работы удваиваю. Грядки прополоть, ягодные кусты обобрать.

— Вить, ну это много… — ныл Кир, с кислым видом выщипывая траву.

— Будешь возвращаться позже полдевятого, норму не удвою, а утрою, — затем вспоминаю кое-что из детской психологии: — Это, Кир, сорняки. Наши враги, диверсанты и вредители. Ты, как главный спецслужбист нашего дома, должен зачистить их всех. Уложить их в аккуратный штабель и представить командованию…

Дело идёт веселее. Он ещё и по видам сорняки принимается сортировать. Пока я умную книжку читаю. Так происходило сегодня и вчера. Ещё мы запретили бабушке кормить засранца, если он опаздывал к ужину в полвосьмого. Вот как сегодня. Голодным он не остаётся: стараясь не сталкиваться с нашими с Алисой дружными осуждающими взглядами, Басима к чаю даёт Киру изрядную плюшку.

— Хочешь ещё?

— Не хочет! — под моим долгим взглядом Кир тоскливо подтверждает эти слова.

Такой порции в блокадном Ленинграде на сутки целой семье хватило бы. А Басима, потеряв поддержку Алисы, нашему единому фронту противостоять не решается.

Отвожу младшего в нашу комнату-веранду, сам ложусь, даже раздеваюсь. У меня крепнет и усиливается подозрение, что Кир целенаправленно мне палки в колёса вставляет. Чего не может быть, конечно. Хотя почему не может? На уровне подсознания чувствует, что рядом происходит нечто очень интересное. Любопытство бушует в парадоксально неосознанной форме. Все знают, как дети любят подглядывать. Мальчики за девочками, девочки за мальчиками, все вместе — за взрослыми. Хм-м, дети таким образом учатся взрослым отношениям? К какому интересному выводу прихожу.

Размышляю, бросая время от времени контрольные взгляды на брата. Спит. Но уходить рано, по опыту знаю. Чуткий сторож у него в мозгу продолжает меня пасти. Вот и жду, когда уснёт и он.

— Кирьян, — зову негромко, — вставай, пора воду корове таскать, навоз чистить…

Намеренно перечисляю самые неприятные для него дела. Нет, лицо ничем не омрачается. Встаю, забираю одежду, вдеваюсь в тапки — и наружу. Дверь отворяется бесшумно, тоже специально позаботился, чтобы не скрипела.