Физрук-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 9

Сумароков назвал мне адрес, и я повернул на Круговую, чтобы поскорее добраться до нужного дома. Как я и подозревал, лепила жил в частном доме, довольно скромном с виду. Подъехав к нему, я посигналил. Вскоре на крылечке показался хозяин, в накинутом на плечи пальто. Я помог Илье Ильичу выбраться из салона «Волги» и передал его на попечение подошедшего. Подпольный врач не стал задавать никаких вопросов, сразу цепко подхватил пациента под локоток и повел к дому.

— Не тяни с сейфом! — напоследок напомнил мне раненый.

Он был прав. С сейфом следовало разобраться немедленно. И я опять поехал к Старому Заводу. Само собой, на шоссе, за символическими воротами, «Волги», пытавшейся преградить мне путь, не оказалось. Да и странно было бы, если бы те, кто сидел в ней, до сих пор торчали на одном месте. Скорей всего, они сейчас рыщут по городу в поисках моей машинки. И вряд ли догадаются, что в какой-то момент я развернулся и покатил обратно. Тем не менее, расслабляться не стоило. Мало ли какой у них теперь приказ?

Было уже около полуночи, когда я опять подъехал к Старому Заводу. Вышел из машины, осмотрелся. Вроде — никого. Осторожно двинулся к доменному цеху. Мне повезло, лунный свет все еще был достаточно ярок, так что даже внутри громадного пространства, где когда-то жарко пылал раскаленный металл, а теперь было тихо и пыльно, можно было пройти относительно беспрепятственно. Нащупав на связке нужный ключ, я вставил его в отверстие в люке. Пружины вытолкнули крышку.

В подземном вместилище свет горел по-прежнему. Ну да, я же забыл его погасить. Пятна крови на линолеуме, уставленные раненными бандитами, уже подсохли, но тут я заметил отпечаток ботинка, повернутого мыском в сторону кабинета. Машинально посмотрел на подошву своего собственного. Не мой! А кроме меня, никто обратно от люка по кровавым пятнам не шагал. Выходит, в бомбоубежище есть кто-то еще? Я вынул из-за пазухи черную «флейту» сарбакана. Она как-то надежнее гэбэшного «портсигара».

Массивная дверь кабинета тоже оставалась нараспашку, но это не имело значения. Обострившимся слухом я уловил шумное дыхание, находящегося в кабинете человека. Держа сарбакан наготове, я одним прыжком перемахнул через высокий порог и… Остолбенел. Вот это сюрприз! За столом сидел человек. И не просто сидел, а листал какие-то документы. При этом не только — несгораемый шкаф, но и дореволюционный импортный сейф внутри, были открыты. Однако сюрприз заключался не в этом, а в самом человеке. Вот уж не ожидал.

— Здрасте! — проговорил я, пряча духовую трубку. — Что ты здесь делаешь?

— Добрый вечер! — откликнулся тот. — Читаю, как видишь.

— Вижу, но я имел в виду — как ты сюда попал и как открыл сейф?

— А у меня есть дубликат ключей и код я тоже знаю.

— От кого?

— Да ни от кого. Я сам его придумал.

— Если бы кто сказал мне об этом, ни за что бы не поверил, что за всем этим стоишь ты, — проговорил я.

— Почему? — удивился мой собеседник. — Думаешь — хлюпик, интеллигент паршивый, пьяница запойный ни на что серьезное не годится?.. Ошибаешься!

— Признаю, ошибался, — пробормотал я. — Не разобрал в загадочном силуэте своего тайного Покровителя — твои писательские мощи…

— Выходит, я безупречно сработал! — самодовольно улыбнулся Третьяковский.

— Не хвались, — сказал я. — Лучше расскажи, какого черта тебя сюда принесло?

— Исключительно — ради твоей безопасности.

— Да я сам, вроде, управился.

— С кем⁈ — хмыкнул литейский классик. — С этим упырем, Сумароковым и его подручными?

— Хочешь сказать, что меня ждет еще какая-то опасность?

— И весьма серьезная, Данилов! — ответил писатель. — Можно сказать, что раньше ты жил, как у Христа за пазухой… Ну кто был твоим главным противником прежде? Этот недоумок Киреев?..

— А теперь — кто?

— Теперь, вполне возможно, что сам полковник Михайлов.

— И чем же я ему так насолил?

— А ты как здесь оказался?

— Меня привел Сумароков.

— А Курбатов перед этой вашей встречей рассказал тебе о плане операции, которую должно было провести сегодня местное управление Комитета Государственной Безопасности, но почему-то не провело, да!

— Сумарокову удалось сбить наружное наблюдение со следа.

— И ты в это веришь?

— Так что же, выходит — Илья Ильич в сговоре с Михайловым?

— С самого начала. И смысл всей этой якобы операции — твоя ликвидация, якобы руками бандитов. Затем — ликвидация самих бандитов. Кстати, не уверен, что они еще живы, хотя ты их и пожалел.

— Интересное кино, — проговорил я. — Теперь, значит, моя очередь?

Третьяковский усмехнулся.

— Теперь это не так-то просто сделать.

— Почему?

— Потому, что я уже позвонил генерал-лейтенанту Севрюгову и все ему доложил, — с гордостью произнес классик литейской литературы. — Кстати, он сказал, что тебе передает привет сама Телегина.

— Спасибо!

— Не за что!.. В общем, Михайлову теперь тебя трогать нельзя, иначе начальник второго главного управления его в порошок сотрет. В лучшем случае, снимет полковничьи погоны и сошлет в дальний гарнизон капитаном внутренних войск. На старости-то лет.

— Тогда чего же мне опасаться?

— Станет пакостить по мелочам, но мелочи эти будут такие, что ты света не невзвидишь.

— Не напугал.

— Вижу. Тем более, что у тебя есть два контраргумента и весьма весомые.

— Какие же?

— Во-первых, я. Во-вторых, этот бункер.

— А кто ты собственно такой? — спросил я. — Ну кроме того, что — здешний Лев Толстой?..

— Я — Лев Толстой?.. — переспросил он. — Да я только-то и умею, что писать рапорты да отчеты…

— А кто же тогда написал все эти романы и повести с пьесами?

— Мой покойный брат-близнец, Миний.

— А что с ним случилось?

— Два года назад умер в Москве, от алкогольного цирроза печени, — вздохнул лжеписатель. — Ни в Литейске, ни даже в Союзе Писателей СССР этого не знают. Как это ни прискорбно, но начальство решило, что удобнее случая прислать сюда сотрудника, который не вызовет ни у кого подозрений, и представить нельзя. И вот я здесь, изображаю сильно пьющего классика, а заодно — присматриваю за всем проектом и возней вокруг него. И все бы ничего, но издательство ждет от меня, вернее — от брата, новый роман, черновик которого лежит в его письменном столе, а я ни уха, ни рыла не смыслю в писательстве. Так что, дорогой Александр Сергеевич, не быть мне твоим литературным секретарем. Уж, не обессудь…

— Я могу тебе помочь, — сказал я. — У меня есть писатель знакомый, он, правда, пацан совсем еще, но — талант! Кстати, твой… Прости, твоего брата, поклонник. Пусть он эту рукопись посмотрит, готова ли она к печати?

— Отличная идея! — согласился Третьяковский. — Только как ему объяснить, почему сам «писатель» не может?..

— Сохраним легенду… — ответил я. — Классик сильно пьет и ни на что путное уже не годен.

— Годится.

— Кстати, как тебя зовут на самом деле?

— Можешь называть меня Графом. Это производное от имени Евграф. К тому же — дворовая кличка, а заодно — оперативный псевдоним.

— Хорошо, Евграф Евграфович, — откликнулся я. — Буду называть тебя Графом.

— Теперь касательно этого бункера, — продолжал он. — О нем ни полковник, ни его подручные ничего не знают.

— Как же — не знают, — удивился я. — А — Сумароков с Пивнем и Крюком?

— Они узнали только сегодня, это ведь я направил сюда Илью Ильича перед самой встречей с тобой. И код от замка сейфа сообщил.

— Стоп! Не сходится здесь что-то, — остановил его я. — Он же соловьем разливался. Рассказывал об этом бункере, а главное — о содержимом сейфа.

— Сумароков был великим актером, жаль только, что предпочел иную дорожку.

— Был? — уточнил я, не веря, что это случайная оговорка. — Значит, его уже того?..

— Сейчас выясним, — пробормотал он. — Взял телефонную трубку, но не стал набирать номер, а нажал на одну из белых кнопок. — Семь пять восемь… Да… Данные о происшествиях… Убийства… В двенадцать тридцать на Садовой, дом восемь?.. Понял. Спасибо!