Физрук-7: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 11

— Александр Сергеевич! Вас срочно требует к себе Пал Палыч!

Я сказал пацанам, что они свободны и отправился в директорский кабинет. Пал Палыч поднялся мне навстречу, протянул руку. В глаза при этом, старался не смотреть. Кроме него, в кабинете никого не было. Тем не менее, Разуваев обратился ко мне почти шепотом и при этом почему-то оглядывался. То, что он сказал, поначалу не дошло до моего сознания — настолько это дико прозвучало. Может, я ослышался? Ведь не может быть, чтобы это было правдой!

— Извините, Саша, но я вынужден отстранить вас от классного руководства.

— Э-э… Это с какого? — опешил я.

— Приказ городского отдела народного образования.

— Так комиссия, вроде, осталась довольна моей работой!

— Так к вашей преподавательской работе вопросов и нет.

— А к классному руководству, значит, есть? — спросил я. — Они у меня что, двоек нахватали или к поведению есть претензии? Вы в журнал-то заглядывали, товарищ директор?

— У меня нет к вам претензий, Саша, — с мукой произнес тот. — Это решение гороно.

— Знаю я, чье это решение…

— Чье же? — вздохнул директор, будто сочувствую, но до конца играя роль.

— Не важно! — нахмурился я. — Кому же вы собираетесь передать мой класс?

— Татьяне Алексеевне.

— Ладно. Я пошел. То есть… я могу идти?

— Разумеется.

Покинув директорский кабинет, я внезапно успокоился. Понятно, что это происки полковника Михайлова. Убрать он меня не может, так решил действовать тактикой тысячи порезов. Думает, я истеку кровью. Старый дурак. Еще неизвестно, кто кого. В конце концов, для меня мало что изменилось. Я по-прежнему — в школе. Пацаны на моей стороне. А с литераторшей надо бы поговорить, чтобы не наделала глупостей. Ведь если она начнет насаждать всякую казенщину, мальчишки, чего доброго, бунт поднимут.

В учительской уже знали о том, что меня устранили от руководства восьмым «Г» и, не стесняясь, высказывали свое недовольство. Любой классный руководитель знает, чего стоит наладить контакт с классом и добиться повышения уровня успеваемости и дисциплины. Поэтому обычно, посреди учебного года, да еще и без согласования с родительским комитетом, классных руководителей не меняют. Разве что, если случится какое-нибудь ЧП. Сама Татьяна Алексеевна смотрела на меня виновато, что при ее гигантских размерах выглядит страшновато.

Она подошла ко мне на большой перемене в столовой. Попросила разрешения водрузить на столик поднос, уставленный тарелками. Ее маленькая голова с перманентом, буквально тонула в толстой шее, напоминающей стопку спасательных кругов, а плечи заслоняли свет, падающий из окна. Судя по тому, что и сколько лежало в тарелках, ела литераторша очень много и, похоже, сама стыдилась этого. Вообще она была тихой и стеснительной, несмотря на свои исполинские размеры.

— Я не хотела отнимать у вас класс, Александр Сергеевич, — пробормотала она, — но Пал Палыч назначил меня приказом по школе.

— Ничего! — сказал я. — Главное, постарайтесь ничего не менять. А там, глядишь, начальство и одумается.

— Я тоже на это надеюсь.

— Вам повезло, — продолжал я, — все ученики в моем классе неглупые, талантливые ребята. Абрикосов, как вы знаете, сценарии и книжки пишет. Им даже заинтересовался литератор Третьяковский.

— Неужто — сам Миний Евграфович! — восхитилась моя собеседница.

— Да, он даже собирается показать ученику моего… нашего класса рукопись своего нового романа.

— Какая честь!.. — воскликнула она. — Надо провести по этому поводу классный час! Или заседание пионерского отряда…

— Не стоит этого делать, Татьяна Алексеевна, — предостерег ее я. — Сами понимаете, пока рукопись не издана, она не может быть достоянием гласности… Вот когда книгу напечатают, тогда пожалуйста.

— Да, вы правы, — потупилась она.

— Тем более, что скоро они перестанут быть пионерами, — добавил я.

— Да-да… Скоро восьмиклассники станут комсомольцами.

— Мой совет — сосредоточьтесь на этом, — сказал я. — А остальное — пусть идет своим путем.

— Спасибо! — поблагодарила она и принялась уплетать макароны, пюре, котлеты — все, что лежало перед ней на тарелках.

Оставив ее наедине с ними, я отправился в тренерскую, чтобы отдохнуть перед следующим уроком. Не тут-то было. Едва я вошел в раздевалку, как тут же был окружен своими пацанами. Видать, они пронюхали о моей отставке. Восьмиклашки явно были на взводе. Они говорили все разом, так что нельзя было разобрать ни одной внятно произнесенной фразы. Я стоял и молчал, ожидая, когда они успокоятся. Мне было, что сказать классу, но хотелось, чтобы они услышали и поняли меня правильно.

— Ну что? — спросил я, когда они притихли. — Успокоились?.. Теперь слушайте меня… Для меня и вас ничего не изменилось. Вы со мною, а я — с вами. Это все игры взрослых, которые вас касаться не должны. Учиться, вести себя, как подобает воспитанным людям, вы обязаны вне зависимости от того, кто ваш классный руководитель. И не вздумайте обижать Татьяну Алексеевну! Учтите, что в нашем Ордене будет строжайшая дисциплина. Вопросы есть?

— А кино в воскресенье будем смотреть? — спросил Зимин.

— Будем.

— Когда мы начнем создавать наш Орден? — спросил Константинов.

— А мы его уже создаем, — ответил я. — Надеюсь, что трудности нас только закаляют… В воскресенье поговорим подробнее.

— Тренировка сегодня будет? — подал голос Доронин.

— Обязательно.

Других вопросов не последовало. Тем более, что прозвенел звонок, и вся ватага бросилась из раздевалки. Задержался только Могильников.

— Сан Сеич, — пробормотал он, — не хотел при всех… Как, помогла вам трубка?

— Помогла, — ответил я. — Ты мне лучше скажи вот, что… Ведь весь этот фокус с комнатами — это же не на самом деле?.. Внушение, гипноз, да?

Степка нехотя кивнул.

— А трубка откуда?

— Тоха сделал.

— Вот теперь мне все ясно, — сказал я. — Голову мне вздумали морочить?.. Думали, я поверю в эту сказку?

— Ну мы хотели, чтобы интереснее было…

— Я не против того, чтобы было интереснее. С вами и так не соскучишься. Только в следующий раз предупреждай.

— Ладно, — кивнул пацан и… прошел сквозь стену.

Я только рукой махнул. Пацаны есть пацаны, дурачить и выпендриваться они не перестанут. Тем более — с такими-то способностями. Главное, что никакого колдовства, чтобы там ни утверждал Константинов-старший. Наука не всесильна. Вон даже с обыкновенными шизиками психиатры до сих пор разобраться не могут, что уж говорить о людях здоровых, но необыкновенно одаренных? Мозг человеческий — тайна за семью печатями. Конечно, большинство разных там экстрасенсов — обыкновенные шарлатаны, но все-таки есть небольшой процент подлинных уникумов.

Видать, в этом городишке их какая-то аномальная концентрация… А сам-то я кто? Можно подумать, что пятидесятилетние бизнесмены из двадцатых годов XXI века пачками перемещаются в тела молодых парней, живущих в восьмидесятых ХХ-го? Не просто так я сюда попал. Так что не мне рассуждать о невозможности чего бы то ни было. Да и не об этом надо сейчас думать. Полковник пока нанес только небольшой укол. Какой следующий ход ему подскажет профдеформированная фантазия? Не предугадать, но кое-какие шаги предпринять следует.

По окончанию занятий, я отправился домой, взял большую часть денег и устроил вояж по сберегательным кассам города, распихав средства по разным сберкнижкам. Две тысячи отправил матери Санька.

Потом позвонил Вилене. Мы с ней поболтали ни о том, о сем и договорились о встрече в пятницу. Раньше она не могла. Готовилась к городской партконференции. Меня это даже обрадовало. Пусть пока побудет от меня в сторонке. Мало ли! И вообще, надо быть осторожным в отношении близких.

К восьми я вернулся в школу, чтобы вести секцию. Мы отработали с пацанами положенную программу, а потом я развез их по домам. Вернулся домой и ужиная, начал прикидывать, чем мне заняться на следующий день, после работы. Раз уж меня отстранили от классного руководства, значит, завтра я не поеду к своему очередному ученику, а займусь перевозом родичей на новую квартиру. Для начала надо раздобыть для них мебель. Кажется, Лиза, мать Толика Кривцова, говорила про какого-то мебельного чудо-мастера. Позвонить ей, что ли?.. Не поздновато ли?.. Ладно, попробую набрать. И я набрал номер телефона Кривцовых.