"Коллекция военных приключений. Вече-3". Компиляция. Книги 1-17 (СИ) - Богомолов Владимир Осипович - Страница 58

Я мгновенно осознал: очередью из автомата он снес себе половину черепа.

Я был зол как черт, как миллион чертей, мне хотелось ругаться последними словами, когда, подбежав, Фомченко и Лужнов уставились на его труп.

– Чего смотреть – холодный! – еле сдерживаясь, в бешенстве сплюнул я. – Кому сказал – пять раз сказал! – если он будет один, вы не понадобитесь! А вы?!

– Мы думали… он вас убил… – зажимая рукой рану на плече и морщась от боли, проговорил Лужнов.

«Думали!..» Детский сад!.. Помощнички, едрена вошь! Ввек бы их не видеть!.. Я нисколько не сомневался, что, если бы они не вылезли и Павловский считал, что он со мной один на один, он и с перебитыми ногами ни за что бы не застрелился и я бы взял его живым. Мне хотелось отлаять их так, чтобы уши у них распухли, но теперь надо было действовать, не теряя ни секунды.

Вспоров ножом рукав гимнастерки Лужнову, я поспешно перевязал ему плечо индивидуальным пакетом и перетянул выше ремнем, чтобы остановить кровь.

– Задета только мышца… кость цела… Не морщься – тебе не три годика!

Мне следовало хотя бы предварительно оценить вещественные доказательства. Прежде всего я оглядел сапоги Павловского. По виду – сверху – советские, яловые, офицерские, они имели подошвы немецких армейских сапог, подбитых гвоздями с широкими шляпками, каблуки были охвачены металлическими подковками. Такого гибрида за три года войны я еще не встречал – век живи, век учись – и сразу подумал о следах у родника, обнаруженных Блиновым: их оставил Павловский, и был он там в этих самых сапогах.

Затем я обшарил карманы гимнастерки и офицерских шаровар Павловского, вынул документы и переложил к себе. Просмотрел бегло только командировочное предписание; оно было выписано на одного Павловского, причем в отпечатанном типографском тексте, к моему удивлению, имелся задействованный с 1 августа условный секретный знак – точка вместо запятой посреди фразы. Второго предписания среди его бумаг не оказалось, и я подумал, что он, очевидно, не старший группы или же по легенде может действовать и в одиночку.

Без особых усилий я стянул с него сапоги – это надо было сделать теперь же, пока труп не окоченел.

Из хаты Свиридов никто не выходил, но я не сомневался, что они – горбун-то во всяком случае – в окно смотрят сюда. Интересно, какие чувства он сейчас испытывает?

– Будь здесь!.. Накрой его плащ-накидкой и никого не подпускай! – велел я Лужнову. – А вы – за мной!

С автоматами в руках мы с Фомченко бросились к дубовой рощице, куда всего минут десять назад направлялся Павловский.

– Будьте наготове!.. Наверно, там его кто-нибудь ждал… Держитесь правее… Если начнут стрелять – ложитесь! – на бегу инструктировал я Фомченко и, вспомнив, строго спросил: – Почему вы сигнал не подали?

– Сигнал?.. Забыли… От волнения… Совсем забыли…

«Забыли!.. От волнения!..» Детский сад, да и только! Каждому за тридцать, а они волнуются! Потому и не люблю прикомандированных – балласт, и толку от них на грош!

Фомченко бежал старательно, изо всех сил, однако постепенно отставал. Рассвело еще больше, и нас было видно издалека. Я держался настороже, каждое мгновение ожидая выстрелов, но стояла полная тишина. Мы уже почти достигли рощицы, когда в этой тишине далеко сзади нас послышался негромкий возглас.

Я обернулся: Юлия в той же ночной ситцевой рубашке шла от кустов на Лужнова. Только этого нам не хватало! Он бросился навстречу и пытался ее остановить – что-то говорил, потом схватил невредимой рукой за локоть, но она вырвалась, побежала как раз туда, куда он ее не пускал, и тут же раздался дикий крик – она увидела Павловского…

Я уже оценил обстановку и приказал подбежавшему Фомченко:

– Возвращайтесь!.. Пусть Лужнов отнесет девочку к Свиридам, а Юлию возьмите в ее хату и не выпускайте!.. В темпе!.. И никакого шума!

– Надо ей объяснить, что он – сам!

– Ничего ей сейчас не объяснишь! Надо немедля прекратить этот крик! Если будет сопротивляться – примените силу!.. А Свиридов предупредите, чтобы никуда не отлучались и помалкивали! Бегом!

Оттуда, где лежал труп Павловского, доносились надрывные рыдания, но я, не оглядываясь, вскочил в рощицу. С автоматом наизготове я бежал вдоль края дубняка, скользил между деревьями, нырял под нижние ветви. Каждую секунду я ожидал встречи с теми, кто его здесь, очевидно, ждал. И, стараясь унять злость, все время охолаживал себя. Одного упустил, но остальных надо взять живьем во что бы то ни стало.

На ходу я посовещался сам с собой и был вынужден оценить ситуацию как весьма хреновую.