Наложница с прицепом для Генерала-Дракона (СИ) - Кофей Ева - Страница 8

Страшно. Вернувшись с войны увидеть свою семью вот такой. И убить.

Пелагея всё-таки начинает плакать, чувствуя всю эту давящую атмосферу, ощущая на своей коже морозное дыхание смерти.

Мастер Варден, Алан… Он спрыгивает с коня и отправляет его подальше. Мужчины так же расходятся. Через несколько мгновений становится понятно почему. Генерал с диким нечеловеческим воплем обращается в огромного чёрного зверя. Я зажмуриваюсь от боли в глазах из-за частых красных вспышек магии.

А когда приоткрываю веки, не сразу понимаю, что зверь, в которого обратился мастер Варден сейчас в небе. Огромный крылатый дракон, будто бы выкованный из металла.

Теперь я понимаю страх деревенских перед ним. Понимаю, почему его называют чудовищем. За одну минуту он уничтожает несколько десятков тех, кто когда-то поклялся ему в верности.

Сейчас они всего лишь животные, которые не помнят о своей прошлой жизни. Животные, что движимы лишь запахом крови. Желанием вонзить в кого-то клыки и когти…

Я отворачиваюсь и натыкаюсь взглядом на бледные лица солдат. Их глаза полны ужаса.

Война, казалось бы, должна была закалить их. Они видели, как горели деревни, видели, как умирали их товарищи. Но это последнее испытание — самое тяжёлое.

Я только надеюсь, что в угодьях генерала ещё остались те, кто в порядке.

Что его семья не пострадала.

Дракон пролетает над лесом и возвращается назад. Так же в красных сполохах принимает человеческий вид. И, не обмолвившись с остальными даже словом, седлает коня, давая понять, что нужно двигаться дальше. К нам он тоже не подходит.

И я даже рада этому.

Сказать, что теперь он страшит меня ещё сильнее — это ничего не сказать.

С трудом, но и Пелагея успокаивается. Всю дорогу я рассказываю ей добрые сказки, какие только приходят в голову. А она не перестаёт твердить про злых серых волков.

— Папа говорил, что они могут укусить за бочок…

— Но ведь мастер Варден разобрался с ними, правда? Бояться нечего, дорогая.

— Его зовут Алан, — поправляет она меня.

Я лишь вздыхаю в ответ.

Да… Алан.

Хоть я не общаюсь ни с кем всю дорогу, но мужчины едут рядом, и из их разговоров всё становится ещё яснее. Оказывается, волколаки — это что-то вроде оборотней-зомби, которые больше никогда не становятся людьми. Стать одним из них можно из-за укуса или проклятья. Скорее всего, какой-то волколак забрёл в окрестности и укусил кого-то… Началось что-то вроде эпидемии.

Они ходят стаей, имеют практически один даже не разум, а инстинкт на всех.

И то, что они оказались здесь, значит, одно из двух — либо всех в замке уничтожили, либо оставшиеся нашли способ, как их отпугнуть. И они, голодные, почуяли уже наш след и переключились на нас.

Я очень надеюсь на последний вариант…

И не могу перестать думать о том, как много опасностей таит этот мир. Мало того что нравы здесь дикие. Так ещё и мифических тварей хватает. Так что бежать от Алана, не разобравшись, последнее, что стоит делать в моей ситуации.

Если бы его здесь не было, справились бы остальные с волколаками?

Что-то мне подсказывает, что нет. В том числе и из-за того, что эти монстры — члены их семьи…

Моя благодарность к дракону стало только устойчивее. Но и от увиденного теперь страшно даже смотреть на него. Так что я и не пытаюсь. И до самого замка отдаю всё своё внимание дочери.

Сам замок слегка разочаровывает. Я представляла что-то огромное и несуразное, фэнтезийное до мозга костей и мрачное. Ну… с последним-то угадала.

Замок генерала больше похож на готический викторианский особняк.

Но меня больше удивляет то, что он выглядит заброшенным. В окошках не горит свет, хотя в таких строениях с узкими редкими окнами он нужен даже днём. Из труб не идёт дым, да и вообще… фасад выглядит практически разрушенным.

Наверное, ничего в этом удивительного нет. Если генерал — чудовище, то и дом у него должен быть соответствующим.

И его долго здесь не было… Хотя… разве не осталось здесь никого, кто бы за всем следил? Его жена? Или экономка?

— И мы будем жить здесь? — тянет Пелагея.

— Не Диснейленд, да? — понимающе шепчу я и целую её в щёчку. — Ничего, может быть, летом здесь будет очень красиво.

Мы заезжаем во двор. Молчаливый солдат, что управлял лошадьми всё это время, останавливается у крыльца и куда-то уходит. Остальные тоже рассыпаются в разные стороны — узнать, кто остался в живых и что случилось.

Я всё прекрасно понимаю и не жду, что на нас с дочкой кто-то найдёт время.

Генерала тоже нигде не видно.

Так что я самостоятельно выбираюсь из саней и забираю Пелагешу. Не мёрзнуть же здесь. Поднимаюсь по ступенькам и с трудом отворяю железную, скрипучую дверь. Кажется, что внутри никого нет, но уже в следующее мгновение на нас набрасывается какая-то женщина в грязных лохмотьях.

— Ты кто ещё такая? — скрипит она не хуже, чем дверь.

— Я… Я с генералом, — произношу не совсем уверенно. Уже, если честно не понимая, кто я тут такая. Всё выглядит не так, как мне представлялось.

Алан — не последний человек в империи, а замок и снаружи выглядит, как развалена. Здесь темно, грязно и холодно. Под слоем пыли не заметна былая роскошь, если она вообще здесь есть.

Дверь открывается, на моё плечо вдруг ложится тяжёлая ладонь.

— Она моя наложница. Затопи печи в западном крыле. Отдай ей и девочке достойную комнату.

— Мастер… — пищит женщина, неуклюже кланяясь.

Я всё ещё не смотрю на дракона. От него пахнет железом. Кровью и снегом.

— Быстрее, — приказывает он и уходит.

Женщина цокает, когда дверь закрывается, и говорит:

— Ну, идём… наложница.

— Мамочка, — Пелагеша тянет меня за юбку, — а что такое — наложница?

Женщина, что всё это время недовольно вихляла впереди нас, решает остановиться и поделиться своим скрипучим хихиканьем.

— А она не знает что ли? Пора уже учить её уму-разуму…

Волосы у неё больше похоже на сетку — все в узелках, грязные, камышового цвета. Останавливаемся мы у окна, так что теперь я могу хорошенько разглядеть ту, с которой, по всей видимости, придётся как-то мириться. Сухая кожа в морщинах, лицо какое-то всё будто бы в выбоинах, куда забилась пыль, на носу гноится здоровенный прыщ, сам нос немаленький и будто бы несколько раз переломанный. Рот большой, но губы тонкие и бледные, почти незаметные. А вот глаза — огромные, живые и с хитринкой — красивые. Болотно-зелёного, необычного цвета.

— Доченька, ты можешь кое-что для меня сделать? — я приседаю, заглядываю в лицо своей малышке и, дождавшись её неуверенного кивка, продолжаю: — От входной двери до во-о-он той стеночки пройдись, пожалуйста, и посчитай шаги.

— А зачем?

— Для ремонта нужно.

Пелагея убегает, ей по душе выполнять подобные задания. А мне по душе, что освободилось несколько минут для откровенного разговора, который едва ли годится для нежных детских ушек.

— Ремонт? — морщится женщина. — Ты кто такая? Кем себя возомнила? Да тут весь замок сжечь нужно, а не жить в нём… Думаешь, раз спишь с генералом, я буду тебя слушать? Ты такая же прислуга, как и я!

Да, она явно агрессивно настроена, и это так просто не сойдёт на нет.

И тут передо мной встаёт выбор: сказать ей, что я попаданка, или наоборот скрыть это.

Отношения к таким, как я у простых людей двойственное, с одной стороны они понимают, что попаданки — ценный товар, что должны они украшать жизнь господ, а с другой — опасаются, что они навлекут на них беду.

В любом случае это отношение проводит жирную черту между такой, как она и такой, как я. Так что агрессия ко мне и к моей дочки, может, и поутихла бы.

Не стала бы ведь она разбивать дорогую вазу генерала, что стоит дороже её собственной жизни?

С другой стороны, этот статус автоматически делает меня рабыней. И хоть я пока что собираюсь держаться генерала, мне бы хотелось, чтобы о моей сути всё же знало как можно меньше людей. На будущее.