Лакомство Зверя (СИ) - Берт Белла - Страница 12

Я вскинул взгляд на яркую полную луну, и меня невольно охватили болезненные воспоминания. Сердце заныло, словно по нему хлестнули острой плетью, оставляя глубокие кровоточащие рубцы. Едкая горечь обожгла горло, иссушая его, как палящее солнце пустыню. Зверь внутри гневно и требовательно завыл. Кровь моментально стала горячей, вены набухли. Они тонкими змеями окутали мои предплечья, и в отражении окна я увидел, как опасно блеснули мои глаза.

Полнолуние. Очень уязвимое время для таких как я. Дикое, животное нутро начинает брать верх над разумом. Любые триггеры — эмоции, события, цвета, запахи — могут спровоцировать зверя, придать ему сил, тем самым ослабевая человеческую половину. В такие дни мне необходим железный самоконтроль.

Я медленно выдохнул, силой воли взял своего зверя в тиски и затолкнул обратно на положенное ему место — в глубину сознания. Тут же ощутил, как две половинки меня, словно два кусочка пазла, соединяются и краски окружающего мира, еще пару секунд назад казавшиеся невероятно яркими, а также немыслимо острые запахи, наконец приходят в норму. Долгожданное спокойствие приятно разлилось по телу, расслабляя его. Однако насладиться безмятежным состоянием я не успел, потому что из комнаты вышла Мирослава.

Ее запах налетел подобно штормовому ветру, окутал меня, пробираясь в каждую клеточку тела. Сердце резко ударилось о ребра и забилось с бешеной скоростью. Кровь мгновенно вскипела, и зверь вновь пробудился. Сознание сотряс утробный рык.

— Слушай, а ты не голоден? — спросила Мирослава. — А то я целый день не ела, сейчас возьмусь за приготовление ужина. Могу и тебе что-нибудь сделать.

Ее присутствие очень сильно раздразнило моего зверя.

Неожиданно. Такого еще не случалось со мной. Необходимо срочно взять себя в руки.

Я медленно повернулся к девушке. Ее влажные волосы локонами ниспадали на хрупкие плечи, на щеках сиял здоровый румянец, а розовые нежные губы так и манили поцеловать их. Я сглотнул царапающий горло ком и, усмиряя взбесившегося зверя, который желал накинуться на Мирославу и немедленно сделать ее своей, сипло ответил:

— С удовольствием. У вас в холодильнике стейк найдется?

— Понятия не имею, сейчас посмотрю, — Мирослава пожала плечами и направилась на кухню, бесшумно ступая босыми ногами по зеркальному кафелю.

Она долго стояла у раскрытого холодильника, перебирая продукты. Потом поднялась на носочки, сверкнув розовыми пяточками, и обеими руками потянулась к верхним полкам. От этого движения юбка ее хлопкового платья слегка задралась, оголяя упругие девичьи бедра. Зверь мученически заскулил, и я ощутил, как по моему телу рассыпалась стая колких мурашек. Кровь продолжала кипеть, она напоминала уже раскаленную лаву и грозила выжечь остатки человеческого сознания. Горло иссушала неутолимая жажда. И не только по живительной, прохладной влаге, что мгновенно начала испаряться из моего тела с пробуждением огня в крови, но и жажда по этой девушке. Я медленно подошел к ней сзади и прохрипел:

— Давай помогу.

Достал с верхней полки стейк, тщательно завернутый в пищевую бумагу.

Бросил его на мраморную столешницу и вернулся к распахнутому окну. Шумные звуки ночного города проникали в квартиру вместе с уличной прохладой, которую я остро ощущал на своей коже. Да что же это творится со мной?

Тряхнул головой и посмотрел на девушку через плечо. Та выложила на столешницу овощи и коробку с яйцами, потом достала досточку, нож и принялась нарезать помидоры, огурцы, а затем натирать на терке морковку. Я наблюдал, как напрягаются мышцы тонкой шеи Мирославы, как она сжимает розовые, влажные губы, как сосредоточен взгляд разноцветных глаз, и не мог понять, почему при виде этой девушки во мне поднимается целая буря эмоций, почему, как только я улавливаю этот терпко-душистый запах, мой зверь срывается с цепи.

Мы едва знакомы. Виделись всего пару раз. Кажется, до сегодняшнего дня даже не разговаривали. Так, перекинулись парой сообщений в сети, вот и все. Единственное, что я знаю, так это то, что Мирослава сестра-близнец моей Маргариты.

С первого взгляда может показаться, что у сестер много общего, но, присмотревшись, понимаешь, насколько они разные. Одна ассоциировалась у меня с прекрасной, распустившейся розой, а вторая…

Я потянул носом, вбирая лесной запах, в котором были сплетены яркие, головокружительные ароматы: терпкость багульника, свежесть первого снега и тепло солнца.

Что ж, вторая — это дикий златоснежник — редкий цветок, который распускается глубокой зимой в ночь полной луны. Он тонкой стрелой поднимается из-под толщи снега и раскрывает маленький светящийся бутон с длинными тонкими лепестками. Золотые лепестки шелковыми лентами ниспадают вниз и трепещут на ветру подобно крыльям бабочек.

Эти цветы настолько редкие, что я не знаю в нашем мире никого, кто бы их видел. Но информация о златоснежниках досталась нам от предков в виде красочных картин и загадочных строк из «Песен Аллельгории», которые мне в детстве как сказки читал на ночь отец.

'…Лишь тому, кто побывал за скользящей рекой

И более неподвластен силе миражей,

Споют священную песню златоснежники,

И дух его воспрянет из пепла и возгорится,

Проливая свет на грешную матушку Землю…'.[3]

С юного возраста я мечтал увидеть, как расцветают златоснежники, засыпая, воображал их дивный запах, цвет. Был период, когда зимой в полнолуние я выбирался в лес, чтобы попытать удачу, но, увы, загадочные цветы так и не открылись мне. Со временем стерлись в памяти красивые строки из песни богини Аллельгории, я забыл и о златоснежниках. До того момента, когда утром на лестничной площадке встретил Мирославу и ощутил ее запах.

Он пробудил во мне дикое желание обрести свободу. Свободу, которую я ощущал лишь тогда, когда оборачивался в зверя и терялся в лесу — в своей родной среде. Свободу, которую хотел ощутить будучи ребенком, слушая сказки на ночь.

Я не отдавал себе отчета в том, что открыто разглядываю девушку, которая заметила мой пристальный взгляд. Ее щеки стали пунцовыми, взгляд растерянным, и только когда она спросила меня, все ли со мной в порядке, я наконец очнулся.

В ушах больше не гремел набатом пульс, кровь охладилась, зверь успокоился, и вены на руках вновь стали как у обычного человека. Я облегченно вздохнул, осознавая, что детское воспоминание о златоснежниках каким-то чудным образом утихомирило мою звериную половину, даря мне возможность обрести контроль над собой.

— Да, в порядке. Просто задумался, — ответил я, ощущая, как в груди горит самое настоящее солнце.

Солнце, которое зажгла во мне Мирослава.

Тем временем девушка плеснула оливкого масла на сковороду, и я услышал, как оно тихо шкварчит. Потом она подняла на меня глаза и вежливо попросила:

— Не включишь визор? Вот-вот начнутся ночные новости. А еще мне помощь с готовкой твоего стейка нужна, если ты не против, конечно.

---сноски---

[3]Строки из Третьей Песни богини Аллельго́рии. Всего существует одиннадцать песен, посвященных одиннадцати мирам, на которых согласно Агранской мифологии построена вселенная Рейтре́ль.

***

Столица Бервест, Третий квартал, Элитный Спальный Комплекс

Мирослава

От пристального взгляда Идана я неизменно вспыхиваю как фитилек свечи. Тут же начинают нещадно гореть щеки. Наверняка они и сейчас неприлично красные. От этих мыслей неприсущее мне смущение быстро и бесповоротно перерастает в излишнюю стыдливость и застенчивость. Да что ж такое со мной творится? Совсем не узнаю себя!

«А ну-ка, Мира, соберись! Да, он крутой мужик, мэр города, еще и красивый, зараза такая, но… Идан Белевский — мужчина твоей сестры и находится в одном помещении с тобой по единственной причине: он ждет Маргариту!» — попыталась мысленно одернуть себя.