"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семенова Мария Васильевна - Страница 38

– Можно мне с тобой?.. – запросилась Ниилит.

Волкодав не стал возражать. Отчего бы и не побаловать девчонку, так любившую море?

Они шли по городской улице среди кишащего, суетящегося, снующего люда. Волкодав поглядывал на вывески, пестревшие справа и слева и обозначавшие то корчму, то скобяную лавку, то пекарню, где можно разжиться свежими калачами. Волкодав только повёл носом, втягивая сдобный аромат, и вздохнул. Одно из веннских проклятий гласило: «Чтоб тебе всю жизнь есть хлеб, не матерью испечённый»…

Он давно уже обратил внимание, что на иных вывесках, кроме ярко раскрашенных, всякому внятных знаков из дерева или кованой меди, красовались ещё и буквы. И неожиданная мысль осенила его. Ниилит ведь тоже умела читать. И не только по-саккаремски. Айр-Доннов «Белый Конь» стоял уже в сольвеннской земле, а значит, и надпись на вывеске была сделана по-сольвеннски…

– Ниилит, – попросил он. – Читай мне вывески. Все, где буквы есть…

Ниилит удивилась его просьбе, но послушно стала читать. Волкодав хмурился, напряжённо запоминая. Запоминать оказалось неожиданно тяжело, хотя на память он не жаловался никогда. Буквы – это не следы в лесу и не силуэты птиц, летящих над головой. Наука грамоты напоминала ему скорее ухватки рукопашной или приёмы с оружием, которые тело усваивает само и само же пускает в ход, когда приходит нужный момент. Волкодав видел, как читали учёные люди. Они не задумывались над каждой закорючкой в отдельности, а сразу схватывали полстраницы. Точно так же он сам отражал вражеский наскок, с мечом или без меча, не задумываясь над каждым движением руки или ноги…

Но самое скверное – очертания сольвеннских букв были начисто лишены какого-либо понятного смысла. Волкодаву доводилось видеть всевозможные письмена, в том числе и такие, что обозначали сразу целое слово. Наверное, рассудил он, их было не в пример легче запоминать. Эти же…

– Сколько всего букв? – спросил он Ниилит.

– Сольвеннских? Тридцать шесть.

Волкодав подумал и переменил своё мнение. Во всех известных ему языках было не тридцать шесть слов, а гораздо, гораздо больше. Он стал было прикидывать, сколько разных слов можно составить из тридцати с лишним букв… но сразу понял, что этого ему не сосчитать до гробовой доски.

Ниилит искоса поглядывала на своего спутника и медленно, внятно читала ему всё новые вывески, особенно стараясь в тех случаях, когда произносилось не так, как было написано. Она сразу поняла, зачем ему всё это понадобилось. Поначалу она едва не ляпнула глупость и не присоветовала ему обратиться к Эвриху или Тилорну, но, благодарение милостивой Богине, вовремя прикусила язык. Волкодав был горд и очень упрям, это она уже поняла. Если он решил поучиться именно у неё, значит, была какая-то причина. Ниилит хотела расспросить его, но не решалась. С Волкодавом надо бояться только небесного грома, но и запросто обо всём с ним не поговоришь, это всё-таки не Тилорн. Волкодав больше напоминал ей растение сарсан, водившееся в её родных местах. Тронь его, и плавучий лист сейчас же свернётся в зелёный, утыканный колючками шар…

Волкодав вдруг остановил её, поймав за плечо:

– Погоди… попробую сам.

Он не дал себе поблажки. Вывеска над дверью корчмы состояла аж из двух слов, а рядом был изображён здоровяк с огромным ножом, схвативший за крутые рога упирающегося барана.

– «Бараний Бок», – осторожно, точно идя по болоту, прочитал Волкодав. – Правильно?

– Правильно! – радостно подтвердила Ниилит, заглядывая ему в глаза. И добавила искренне: – У тебя очень хорошо получается. Ты такой умный!

Только Эвриху этого не говори, подумал венн. Упадёт ведь. Воодушевлённый успехом, он с ходу прочитал ещё две вывески и ни разу не ошибся, хотя в одной из надписей встретилась незнакомая буква. Вот только чувствовал он себя так, будто полдня грёб, и всё против течения. Он вспомнил, как Эврих колол дрова и с непривычки сразу нажил мозоли. Ум тоже можно намозолить, оказывается.

– Ты мне как-нибудь потом нарисуй все буквы, – попросил он Ниилит. – Хорошо?

– Сама-то ты как грамоте обучилась? – спросил он немного погодя, когда оба сочли, что для первого раза более чем достаточно.

Ниилит почему-то опустила голову.

– Меня научил наш почтенный сосед… да прольётся дождь ему под ноги, если только Лан Лама ещё не унёс его душу на праведные небеса…

Волкодав вспомнил:

– Тот самый, что ещё хотел купить тебя в жёны?

Ниилит только кивнула.

Ну ничего себе сосед, подумалось венну. Ниилит как-то рассказывала о нищем городишке между плавнями и океаном, где ей довелось вырасти. В подобной дыре сойдёт за великого грамотея любой, кто способен кое-как нацарапать своё имя. А уж учить… Да кого – соседскую дочку! Волкодав знал Саккарем, страну робких женщин и спесивых мужчин, мнивших о себе гораздо больше, чем следовало бы. Нет, тут определённо крылась какая-то тайна. Волкодаву и прежде случалось об этом задумываться, другое дело, сперва ему было всё равно, а потом стало не до того.

– Нечасто, наверное, встречаются такие соседи, – заметил он осторожно. Сам он до смерти не любил, когда его заставляли рассказывать о себе. Значит, и другому вполне могло не понравиться его любопытство.

– Он был похож на Тилорна, – печально ответила Ниилит. – Если бы они встретились, они бы обязательно подружились. Они даже похожи немного… бороды, волосы… Только Тилорн на самом деле молодой, а Учитель был старым…

– И хотел купить тебя в жёны? – подозрительно спросил Волкодав.

Ниилит порозовела под его взглядом.

– Всё… совсем не так, как ты думаешь, – сказала она венну. – Он жил у нас в ссылке, не имея ничего, кроме своих знаний. Он сам так говорил. Он хотел многому меня научить. Он просто не мог иначе забрать меня у родни…

– Уж не он ли и книги тебе давал? – спросил Волкодав. – Того великого лекаря. Белката… как там его?

– Зелхата, – сказала Ниилит. – Благородный Зелхат отбывал у нас ссылку после того, как молодой шад изгнал его из Мельсины…

– Вот как, – проворчал Волкодав. И надолго замолчал.

Галирадцы, избалованные щедротами Морского Хозяина, с давних пор привыкли пополнять запасы дров на морском берегу. После каждого шторма волны исправно выбрасывали то ободранные коряги, то обломки разбитых корабельных досок, а то и целые брёвна. Всё это до последней щепки сгорало в прожорливых очагах и печах Галирада и служило горожанам немалым подспорьем. Дрова в Галирад привозили издалека, потому что рубить лес вблизи города давным-давно воспретили волхвы.

А ещё город помнил, как пять лет назад в прибрежных валунах застрял громаднейший ствол в ошмётках чёрной коры, до того неподъёмный, что вытащить его не смогла даже упряжка могучих тяжеловозов. Тогда ствол начали пилить, но пилы и топоры с трудом его брали. Древесина же оказалась цвета кленового листа осенью. Породу дерева опознал чернокожий мономатанский торговец:

– Это благословенный маронг, драгоценный, как слоновая кость. Он не гниёт, почти не горит и отгоняет болезни. Он чёрен снаружи и красен внутри, как истинный человек. Срубить его – всё равно что убить человека. Тот, кто срубит маронг, целый год живёт в отдельной хижине, не ест за общим столом и не смеет прикоснуться к жене…

Всё лето до осени плотники разделывали чудовищный ствол, точно китобои тушу пойманного кита, а волхвы с молитвами обходили каждую доску посолонь, отгоняя возможное зло. Ибо никто не может быть полностью уверен в неведомом.

В тот год купеческий Галирад натерпелся немалого страха. Что сталось бы с городом, кончись по-иному великая битва у Трёх Холмов, так и осталось никому не известным. Уж верно, сидел бы теперь в городе какой-нибудь сегванский кунс, приехавший с далёкого острова, и всем заправлял по-своему, по-сегвански. Иные теперь ворчали, что, может, было бы не так уж и плохо. Но это теперь, когда пережитый страх отодвинулся и стал забываться. Известно, после драки всякий умён, особенно если самому не досталось. А тогда, пять лет назад, те же самые люди последнего ратника готовы были носить на руках, не говоря уже о дружинных витязях и о самом кнесе. Посовещавшись, галирадские старцы решили свезти драгоценный маронг в крепость и подарить государю Глузду – хоромам на обновление…