"Волкодав". Компиляция. Книги 1-6 (СИ) - Семенова Мария Васильевна - Страница 100

Кнесинка ответила харюкам подобающими словами:

– В моём роду были судьи достойней меня. Но я буду просить трижды светлое Солнце… – тут она подняла глаза к светилу, стоявшему в небе над дорогой, – …буду просить трижды светлое Солнце осенить меня Своей Правдой, дабы не сумела умножиться несправедливость. Я совершу суд.

Волкодав беспокоился зря. Угрюмцы и не подумали вести их в свою деревню, схоронившуюся от недоброго глаза в лесных закоулках. Оно и понятно. Трясинные вельхи слишком боялись чужаков, чтобы открывать самое заветное ради колдуньи, обречённой на казнь. Куда уж там. Здесь боялись даже родниться с соседями, боялись отдавать своих молодых на сторону и принимать сторонних к себе. Кто их знает, сторонних! Очень может быть, что это даже и не совсем люди. А если и люди – пожалуй, дождёшься от них чего-нибудь, кроме порчи да сглаза!

Кнесинка тоже была для них не своей, но вождей обыденным аршином не меряют. За могущественными вождями стоят поистине могучие Боги. Такие люди, как дочка галирадского кнеса, они не чужие и не свои. Они ПРЕВЫШЕ. С ними не тягаться ни детям Лесной Ягоды, ни самому Медведю, вздумай он вмешиваться. И уж подавно не совладать мстительному духу ведьмы, которой кнесинка сейчас вынесет приговор.

Так или не так рассуждал Каррил, старейшина роннанов, – Волкодаву знать было не дано. Но другого объяснения поведению харюков венн так и не придумал.

Обозу пришлось продвинуться ещё версты на две вперёд, и это расстояние кнесинка Елень, блюдя перед лесным народом приличие, ехала на Снежинке. Белая всадница. Телохранители шагали по бокам, с утроенной зоркостью обшаривая глазами край придорожного леса. Мастеровитые сольвенны из отряда Декши-Белоголового трудились на ходу, сооружая для кнесинки столец из двух щитов и копейного древка. Потом дорога повернула направо, и открылась большая поляна, весьма удобная для стоянки.

Место было очень красивое. Малахитовые ели стояли в золотой оправе берёз. Ярко пламенели рябины, увешанные тяжёлыми – к свирепой зиме – спелыми гроздьями. В холодной синеве прозрачного неба стояли белые облака. С другой стороны поляны навстречу приезжим и своему вождю вышли роннаны. Одни мужчины, все вооружённые, до полусотни числом. Пока галирадцы устраивались и воздвигали подобающее сиденье для кнесинки, пока подтягивались Лучезаровичи, ехавшие позади, угрюмцы вывели на поводке подросшего медвежонка-пестуна и привязали его к надёжно вколоченному в землю колу. Зверёныш, привыкший к жизни среди людей, немного поворчал, но, когда ему дали большую свежую рыбину, занялся лакомством и вовсе перестал обращать внимание на собравшийся народ. Привязь состояла из длинной жерди, закреплённой у ошейника таким образом, чтобы зверь не мог дотянуться. Живое воплощение Лесной Ягоды вряд ли догадывалось, что должно было своим присутствием освятить суд над колдуньей. Равно как о том, что на зимнем празднике его торжественно убьют старинным копьём и всем племенем съедят ещё не остывшее мясо, обновляя связь с Прародителем.

Поодаль несколько мужчин деловито таскали из лесу заранее приготовленный хворост. Как только заезжая государыня осудит колдунью, злодейку без промедления бросят в костёр. Волкодав поискал ведьму глазами, но не нашёл.

Наконец всё было готово, и кнесинка с достоинством воссела на только что изготовленный трон. Трон стоял на подостланном ковре: не дело правителю подвергать опасности свою священную силу, ступая по голой земле. То, что служанки еле упомнили, в котором мешке следовало искать этот самый ковёр, никого не касалось. Трое старшин, Дунгорм и Лучезар, подошедший с несколькими ближниками, встали ровным полукругом за спиной. Телохранители, по обыкновению, – впереди. Вождь Каррил с десятком могучих охотников расположился напротив. Не очень далеко, но и не вплотную. Ноги его утопали в роскошной шкуре, бурой с серебристым отливом. Кресло, в котором он сидел, походило на трон куда больше, чем столец кнесинки. Оно было вырезано из цельного пня: казалось, лесное чудовище, полумедведь, получеловек, склонилось над хмурым вождём, отечески обнимая его когтистыми лапами. Волкодав подумал о том, какого труда, верно, стоило принести сюда неподъёмную тяжесть. Или, может, древний пень был весь выдолблен изнутри и только казался страшно тяжёлым?..

– Яви же нам справедливость, владычица сольвеннов и западных вельхов, – дождавшись тишины, медленно проговорил вождь. Голос у него оказался низким, тяжёлым. – Вели наказать ведьму, ибо она испортила жену моего сына и погубила плохой смертью моего внука.

– Не первый год я прошу Богов моего народа замкнуть мне уста, если язык мой вознамерится произнести неправедный приговор, – ответила кнесинка. – До сего дня Создавшие Нас, хвала Им, не давали мне ни обречь невиновного, ни отпустить виноватого. Но не дали они мне и всеведения. Скромен мой разум и позволяет рассуждать лишь о том, что я сама видела, слышала и поняла. Пусть приведут сюда женщину, на которую возводится столь тяжкое обвинение, и доподлинно разъяснят, что и как она совершила.

На лице вождя промелькнуло недовольство: по мнению харюков, кнесинке было достаточно подтвердить их приговор. А не разбираться самолично. Однако с государями не спорят, и Каррил, обернувшись, коротко кивнул.

Двое крепких охотников вывели женщину, как перед тем медвежонка, – на жердях, привязанных к шее. Никто не хотел до неё дотрагиваться: боялись. Ведьма была маленькая, несколько полноватая, в простой изорванной рубахе без пояса. Она шла спотыкаясь, незряче переставляя озябшие босые ступни. Лицо и глаза скрывала плотно намотанная тряпка, во рту торчал кляп. Виднелись только длинные седоватые волосы, спутанными прядями свисавшие на спину и грудь. Руки были связаны за спиной. Бойся собаки спереди, коня сзади, а колдуньи – со всех сторон!

Видно было, что люди старались держаться от ведьмы подальше. Все, кроме темноволосого скуластого паренька лет двенадцати, который, наоборот, крепко обнимал женщину, помогая идти. Глаза у подростка горели, как у волчонка. Вернее, глаз: второй, крепко подбитый, заплыл и закрылся. Откуда синяки, догадаться было нетрудно. Отстаивал. Сын? Племянник? Младший братишка?..

Волкодав стоял по-прежнему неподвижно, с деревянным, ничего не выражающим лицом, но в груди глухо шевельнулась чёрная злоба. Нельзя так обращаться с женщиной. Нельзя! Если она впрямь жуткая злодейка, способная на убийство ребёнка, она умрёт. Но издеваться над ней? Водить, как опасное животное, на поводке?..

К его немалому облегчению, кнесинка почти сразу возвысила голос.

– Пусть развяжут эту женщину, – приказала она. Из толпы угрюмцев послышался недовольный ропот, и Елень Глуздовна добавила: – Пусть очертят круг топором и заключат её внутрь этого круга, дабы не смущать маловерных. Я же помолилась Пламени небесному и земному и не опасаюсь её колдовства.

Вождь Каррил немного подумал, сотворил рукой священный знак и согласно наклонил голову.

Роннаны так и не осмелились притронуться к женщине. Попросту бросили концы жердей и отступили в стороны, предоставив развязывать ведьму галирадцам. Кнесинка знала, что из трёх народов, населявших её город, менее всего страшных историй про ведьм рассказывали сегваны.

– Пошли кого-нибудь, Аптахар, – распорядилась она.

Старшина пошёл сам, потому что предводители должны идти первыми, когда угрожает опасность. И в особенности колдовская: воинские Боги даруют защиту и благосклонность в первую голову вождю. Поминая трёхгранный кремень Туннворна, Аптахар вычертил незавершённый круг и кивнул подростку:

– Веди её сюда и развязывай. Слышишь?

Он был далеко не трусом, но и ему не хотелось без крайней нужды иметь дело с колдуньей. Мальчишка завёл женщину внутрь круга, и Аптахар замкнул за ними черту. Здесь у ведьмы подкосились ноги: она упала бы, но юный защитник подхватил её и помог опуститься на колени. Так она и стояла, пока паренёк зубами и пальцами распутывал туго стянутые узлы.