Ради любви к не-матери - Фостер Алан Дин - Страница 3
- Предыдущая
- 3/51
- Следующая
– Хочешь еще?
Он нерешительно взглянул на нее, потом коротко кивнул.
– Не удивляюсь, – сказала она, – но не хочу, чтобы ты сегодня ел еще. Ты съел порцию взрослого. Больше тебе не пойдет на пользу. Завтра утром, ладно? – Он понимающе кивнул.
– Еще одно, мальчик. Ты говорить умеешь?
– Да. – Голос у него ниже, чем она ожидала; в нем нет страха, только благодарность.
– Я хорошо говорю, – добавил он без дальнейших расспросов, чем удивил ее. – Мне сказали, что для своего возраста я говорю очень хорошо.
– Прекрасно. Я уже беспокоилась. – Она встала, опираясь на посох, и снова взяла его за руку. – Здесь близко.
– Что близко?
– Место, где я живу. И где отныне будешь жить ты. – Они вышли из ресторана и погрузились в влажную ночь.
– Как тебя зовут? – Мальчик спросил, не поднимая головы, поглядывая на тусклые витрины и отдельные освещенные окна. Внимательность его взгляда казалась неожиданной.
– Мастиф, – ответила она и улыбнулась. – Это не мое настоящее имя, мальчик, но мне его дали много лет назад. И оно задержалось у меня дольше любого мужчины. На самом деле это порода собак, очень злых и уродливых.
– Я не считаю тебя уродливой, – ответил мальчик. – Ты мне кажешься красивой.
Она смотрела на его открытое детское лицо. Слабоумный, слепой? А может, слишком умный?
– Можно мне называть тебя мамой? – с надеждой спросил он, еще более смутив ее. – Ты ведь теперь моя мать, правда?
– Что-то в этом роде. Не спрашивай почему.
– Я не причиню никаких неприятностей. – Голос его вдруг зазвучал озабоченно, почти испуганно. – Я никогда никому не доставлял неприятностей, честно. Просто хотел, чтобы меня оставили в покое.
Почему такое отчаянное признание? подумала она. И решила не расспрашивать.
– Я от тебя ничего не требую, – заверила она. – Я простая старуха и живу простой жизнью. Она мне нравится. Хорошо, если бы она и тебе понравилась.
– Хорошо, – согласился он. – Я постараюсь помочь, если смогу.
– Дьявол знает, сколько работы в магазине. Я не так гибка, как была когда-то. – Она вслух рассмеялась. – Теперь устаю задолго до полуночи. Знаешь, мне теперь нужны целых четыре часа сна. Да, думаю, ты сможешь мне помочь. Постарайся. Ты мне недешево обошелся.
– Простите, – сказал он упавшим голосом.
– Прекрати. Я этого не потреплю в своем доме.
– Я сказал: простите, что я вас расстроил.
Она раздраженно фыркнула, наклонилась, опираясь обеими руками на посох. И оказалась на уровне его глаз. Он стоял и серьезно смотрел на нее.
– Послушай меня, мальчик. Я не правительственный чиновник. Не имею ни малейшего представления, что заставило меня заплатить за тебя, но дело сделано. Я тебя не буду бить, если ты этого не заслужил. Я прослежу, чтобы ты был накормлен и достаточно тепло одет. А в ответ я требую, чтобы ты перестал говорить глупости вроде "простите". Договорились?
Ему не потребовалось много времени на размышления.
– Договорились… мама.
– Решено. – Она пожала ему руку. И это вызвало новый феномен – его первую улыбку. От улыбки его маленькое веснушчатое лицо словно засветилось, и ночь стала казаться не такой холодной.
– Пошли побыстрее, – сказала она, с трудом распрямляясь. – Не люблю задерживаться, а из тебя какой телохранитель? И никогда не станешь, судя по твоему виду. Но это не твоя вина.
– А почему так важно быть дома, когда темно? – спросил он и добавил неуверенно: – Это глупый вопрос?
– Нет, мальчик. – Она улыбнулась ему сверху вниз, продолжая ковылять по улице. – Наоборот, это умный вопрос. Важно оказаться дома в темноте, потому что чем меньше света, тем больше мертвецов. Но если ты будешь осторожен, не слишком самоуверен и изучишь темноту, то поймешь, что иногда она может стать не только врагом, но и другом.
– Я так и думал, – твердо ответил он. – Думал так, сколько… – лицо его сморщилось, он словно сосредоточился на чем-то… – сколько себя помню.
– Да? – Она улыбалась ему. – И что заставляет тебя так думать, кроме моих слов?
– Потому что сколько я могу вспомнить себя счастливым, это всегда было в темноте, – ответил он.
Она обдумывала его ответ, когда они завернули за угол. Дождь почти прекратился, сменившись туманом, который в этом городе считался обычным воздухом. Легкие матушки Мастиф туман не тревожил, но она беспокоилась о мальчике. Ей совсем не нужен больной ребенок. Он и так стоил ей достаточно.
Ее дом-магазин – один из многих на этом бесконечном рынке. Прочные ставни защищают невзрачный фасад, который тянется на десять метров в одной из боковых улиц. Матушка Мастиф прижала ладонь к дверному замку. Чувствительный пластик на мгновение засветился, дважды прогудел, и дверь открылась.
Внутри матушка Мастиф плотно закрыла дверь за собой и автоматически принялась разглядывать товары, чтобы убедиться, что ничего не исчезло за время ее отсутствия. Здесь были стойки с медной и серебряной посудой, редкие статуэтки из резного дерева, которыми особенно славится Мот, хорошо сделанные кубки, столовые приборы, многие из которых предназначены для негуманоидов, многочисленные модели самого Мота с его разрывными кольцами из сверкающего материала и различные другие предметы неясного назначения.
Мальчик бродил по этому водовороту цветов и форм. Он все рассматривал, но не задавал ни одного вопроса, и она решила, что это необычно.
Дети должны спрашивать обо всем. Но это не обычный ребенок.
В глубине магазина на подставке стоял серебряный ящичек. Его чувствительные приборы соединялись непосредственно с Центральным банком Драллара и позволяли матушке Мастиф проводить финансовые операции со всеми клиентами, пришли ли они с той же улицы или прилетели с другого края Сообщества. Универсальная кредитная карточка давала доступ к счету владельца.
За ящичком располагались четыре помещения: небольшая кладовка, ванная, кухня и спальня. Матушка Мастиф на несколько минут призадумалась, потом принялась очищать кладовку. Старые вещи, товары, которые никак не удавалось продать, щетки, одежда, консервированная пища и другие предметы она укладывала на пол. Как-нибудь найдет для них другое место.
К дальней стене была прислонена прочная старая кровать. Матушка Мастиф коснулась кнопки, и кровать откинулась, встала на расставленные ножки. Дальнейшие раскопки обнаружили банку специального масла, которое пошло в матрац. И через минуту матрац наполнился, стал мягким и теплым. Наконец она накрыла кровать тонким термочувствительным одеялом.
– Это твоя комната, – сказала она мальчику. – Твое место. Я знаю, как важно иметь что-нибудь, что можно назвать своим. Можешь расставлять здесь все, как захочешь.
Мальчик взглянул на нее так, словно она подарила ему все сокровища Терры.
– Спасибо, мама, – сказал он. – Здесь прекрасно.
– Я продаю вещи, – сказала она, отворачиваясь от его сияющего лица. Указала на товары. – Это и другое.
– Я так и подумал. Ты много зарабатываешь?
– Ну, не расспрашивай меня, как правительственный чиновник. – Она улыбнулась, чтобы показать, что шутит. – Управляюсь. Мне бы хотелось иметь больший магазин, но в такой момент моей жизни… – она прислонилась к кровати, потом, опираясь на посох, пошла в большую комнату, – не похоже, что когда-нибудь он у меня будет. Но меня это не тревожит. У меня жизнь полна, и я довольна. Ты скоро поймешь, что мое ворчание и проклятия – это только представление. Но не всегда. – Она погладила его по голове и указала в сторону кухни.
– Хочешь выпить чего-нибудь горячего перед сном?
– Да, очень. – Он осторожно снял свой уже просохший плащ. Повесил его на крючок в своей спальне.
– Надо будет купить тебе одежды, – заметила она, глядя на него из кухни.
– У меня все есть.
– Может, тебе достаточно, но не мне. – И она в качестве объяснения ущипнула его за нос.
– О! Я понимаю!
– Что бы ты хотел выпить?
Лицо его снова прояснилось.
– Чай. Какой чай у тебя есть?
- Предыдущая
- 3/51
- Следующая
