"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс - Страница 56

– Они оказались в этом проклятом плаще. На самом деле он больше похож на куртку, чем на плащ, вот что я скажу. Но у куртки, по крайней мере, есть рукава. И он ни черта не греет – как будто его вообще нет. Я был бы очень признателен, если бы вы дали мне запасные постельные принадлежности, парни, если вам не трудно. Я здорово замерз сегодня утром. Твикенгем сказал, чтобы я не отправлялся слишком быстро, а кто я такой, чтобы спорить с Твикенгемом? Никогда не спорьте с эльфом, который дает вам плащ-невидимку, – вот мой девиз, и пока что он меня не подводил.

– Полагаю, это так, – сказал Профессор, который, насколько подозревал Джонатан, думая об Эскарготе как о болтуне, и улыбнулся. Джонатан же был несколько иного мнения. Ему скорее нравилось то, как Эскаргот относился к жизни. Сам он предпочитал относиться к людям с доверием. Но ему хотелось знать, действительно ли Эскаргот настолько спокойно относился к своему возвращению в Высокую Башню, как хотел это показать, или нет? Если да, то он и в самом деле был удивительным человеком, этот дедушка Дули.

Они продолжали плыть и после наступления темноты, чтобы воспользоваться ветром, который очень помогал им. Участки реки, на которых часто шли суда, остались далеко позади, и Ориэль была такой широкой и текла так неторопливо, что путешественники нисколько не боялись натолкнуться на камни или попасть в стремнину. Поздно вечером плот выплыл наконец из тумана. В вечерних сумерках они чувствовали себя в безопасности и поэтому не прекращали движение – Профессор стоял у руля, а Джонатан был впередсмотрящим.

Но к полночи они оба выдохлись. И чем дальше, тем более бесполезной казалась им спешка. И уже в половине первого, если бы Джонатану предложили выбор – восьмичасовой сон или обладание картой с обозначением закопанных сокровищ, – он предпочел бы первое.

– Я все, Профессор, – сказал он, плотнее закутываясь в куртку, – давай бросим якорь, прямо здесь, и заночуем.

Но вместо ответа Профессора он услышал громкий храп. Джонатан обернулся и увидел, что его друг спит, привалившись головой к ручке руля. Плот все еще шел довольно ровно, хотя ветер почти стих. Убрать паруса и бросить два якоря, по одному с каждого борта, было совсем не так уж трудно. Плот держался прямо, кормой к побережью, но когда якорь, сброшенный с правого борта, зарылся в грунт, плот развернуло почти целиком. Якорь левого борта зацепился секундой позже, и плот оказался подвешенным на двух якорных цепях, подобно водным лилиям, плавающим в стоячей воде. Джонатан очень бы хотел, чтобы якоря прочно зацепились за корягу. Но он боялся, что проснется через несколько часов и обнаружит, что якоря не удержались и плот несется обратно и уже проплыл полпути к побережью. Однако гномы были моряками и, очевидно, неплохо разбирались в якорях, хотя единственный способ проверить их надежность – это испытать в деле. Наконец Джонатан затушил фонари, но почти сразу же пожалел об этом – луна не давала почти никакого света, а ночь была такой темной, что он, пробираясь на корму, споткнулся о сиденье на палубе.

Он растормошил Профессора, и они оба пошли в рубку и забрались в свои спальные мешки.

Второй день был так же беден событиями, как и первый. Прибрежный туман полностью рассеялся, и солнце оказало любезность, появившись после полудня. Эскаргот решил, что лучше он вообще не будет снимать плащ, ни днем ни ночью, – вдруг их навестят какие-нибудь ползучие речные твари или случайно мимо будет пролетать ворона, которая окажется любимицей это страшного гнома.

Джонатана вполне устраивало такое положение вещей. На пути к побережью было предостаточно всяких таинственных происшествий, и его жажда приключений сейчас вполне удовлетворена. Кроме того, и Джонатан, и Дули, и Профессор принимали во всем этом участие исключительно как зрители. А если бы кому-то стало известно, что вместе с ними плывет и Эскаргот, то кто мог знать, какие опасности и беды ждали бы их впереди?

Поэтому Эскаргот снимал свой плащ только для того, чтобы умыться. Однажды он вынул обе руки из рукавов и вдруг стал виден, вместе со своим плащом, который выглядел вполне обычно. Оказалось, для того чтобы он и его одежда были полностью невидимы, достаточно вдеть в рукав хотя бы одну руку. Эскаргот был такой же седой и такой же бородатый, как в тот день, когда они нашли его в Гавани Дроздов. Он объяснил, что создавал “некий образ” и надеялся сойти за пирата во время путешествия в апреле. По-видимому, чем более дико выглядел пират, тем более высоко его оценивали в определенных кругах.

Джонатан всегда думал об Эскарготе как о человеке пожилом – наверное, потому, что Дули постоянно называл его “старый дедушка”. Но в то же время он считал, что того никак нельзя назвать стариком в общепринятом смысле этого слова. У Эскаргота волосы были черные как смоль, и хотя у него пробилось уже несколько седых волосков в бороде, об этом пока совершенно не стоило беспокоиться. Когда Джонатан увидел Эскаргота впервые, а было это довольно давно, тот показался ему щеголем. Его борода – или, скорее, бородка – была коротко и аккуратно подстрижена. Он носил высокую шляпу, в руках держал тросточку с серебряным набалдашником и никогда не появлялся в городе в дневное время без галстука, приколотого булавкой. Он поражал собеседников культурой речи, и в высказываниях его не было того морского жаргона, который появился позднее. При встрече он говорил “добрый день, сэр” и отвешивал легкий поклон и в разговоре тут и там вставлял “прошу” и “извольте”. В то время Джонатан был весьма юн, ему очень нравились такие манеры, и он даже старался подражать им. Со временем, однако, он понял, что всегда был и остается простым Джонатаном Бингом и вся эта манерность была ненужной и глупой.

Несколько лет спустя Эскаргот появился вновь – он много путешествовал, но редко где надолго останавливался, – и тогда уже у него были пара очков с круглыми стеклами и твидовый костюм; он ходил по домам и продавал поваренные книги. Затем он опять исчез, и тогда от побережья до Белых Скал о нем стали ходить самые дикие и невероятные слухи.

Стоило Эскарготу снять свой плащ, и он тоже стал видимым. И хотя Джонатан не знал точно, как он должен выглядеть, но немного разочаровался. На первый взгляд плащ казался совершенно обычным, и никому бы, пожалуй, не пришло в голову, что это – одно из чудес эльфов. Он был белый, и только на складках казался розоватым. И вот однажды, когда они путешествовали уже три дня, Эскаргот снял плащ, и Джонатан увидел его настоящий цвет. Сквозь окно на него пролился сноп солнечного света, и он засиял всеми цветами радуги.

На солнце он переливался, и цвета двигались, как живые, а в тени внезапно тускнели и бледнели. Когда же Эскаргот сунул руку в рукав, плащ тут же исчез, разумеется, вместе с Эскарготом. Джонатану все время приходилось беспокоиться о том, как бы не наступить ему на ногу, и каждый раз проверять спальный мешок и сиденье на палубе, чтобы понять, не заняты ли они. Шкафчики открывались и закрывались, вода наливалась в чашку, висящую в воздухе, а ножик намазывал арахисовое масло на парящие куски хлеба. Ко всему этому нужно было привыкнуть, как и к тому, что неожиданно рядом с вами раздавался голос. Но, по-видимому, на то, чтобы привыкнуть жить рядом с невидимкой, требовалось не так уж много времени, и путешественники, принимая во внимание сложившиеся обстоятельства, стали относиться к этому довольно спокойно. Весь третий день плот еле двигался, поскольку ветер почти стих. Джонатан думал, как было бы приятно просто лечь на палубу с книгой и погрузиться в чтение, пока ветер на задует вновь. А ветер, несомненно, когда-нибудь да задует. Профессор же, утверждавший, что вокруг них вся долина погружается в руины, считал, что лучше всего не сидеть и ждать ветра, а крутить гребное колесо.

Джонатан подозревал, что Профессором Вурцлом движут главным образом не эти соображения, а желание исследовать работу колеса, действие которого, как оказалось, было наиболее эффективным, когда двое крутили педалями одновременно. Пожалуй, с этой работой мог справиться и один человек, но только если бы он плыл по озеру в тихую безветренную погоду. Однако на реке, даже такой ленивой, как Ориэль, это было бы весьма сложно. На пару с Дули Джонатану удавалось так раскрутить колесо, что плот почти несся по водной глади. Конечно, на самом деле так только казалось, особенно если брать для сравнения поток воды, проносившийся мимо. Относительно берега движение было не столь быстрым. Профессор сказал, что они плыли со скоростью около трех узлов; Джонатан рассчитал, что это примерно та скорость, с какой человек шел бы вдоль берега. Затем он начал рассчитывать точно, за какое время они пройдут все мили, которые отделяют их от городка Твомбли. Потом ради интереса он рассчитал, сколько оборотов делает педалями за двадцать минут и сколько миль они проходят за это время. Оказалось, что всего одну милю, и чтобы пройти половину пути до дома, им с Дули (или кому-то другому) нужно сделать педалями шестьдесят секстиллионов оборотов. Такую цифру было даже страшно представить. Когда Джонатан показал свои расчеты Вурцлу, тот с минутку подумал и сказал, что расчеты почти верны, ну, плюс-минус биллион, и что лучше всего о таких вещах стараться не думать.