"Зарубежная фантастика 2024-8". Компиляция. Книги 1-22 (СИ) - Блэйлок Джеймс - Страница 36

Раздался громкий треск расколовшегося дерева, плот накренился, и Джонатана швырнуло в воду. Он выплыл на поверхность, задыхаясь и отплевываясь, и в тот же момент его стукнул по затылку кусок плота, на краю которого, уцепившись передними лапами, висел мокрый и испуганный Ахав. Он, как и его друг, выглядел уже здорово замерзшим, и Джонатан начал думать, что то, что плот разнесло в щепки, а их всех расшвыряет по реке или вынесет в море, – всего лишь неудачный жребий в жизни.

– Эгей! – закричал Джонатан, схватив в охапку Ахава, вцепившегося в обломок плота, и прищуриваясь, чтобы получше вглядеться в туман. – Эгей! Профессор! Дули!

Откуда– то сзади раздался голос Профессора Вурцла:

– Эй, Джонатан! Решил искупаться?

Джонатан из всех сил заработал руками и ногами и неожиданно натолкнулся на Профессора и Дули, которые уцепились за деревянную стенку навеса – единственное, что на всем плоту было не слишком похоже на дрова. Сверху лежали лишь две вещи – оружие эльфов и шляпа мэра Бэстейбла. Работая ногами, Дули радостно толкал стенку навеса вперед и кричал:

– Посмотрите на старину Ахава! Да он же весь мокрый!

Джонатану ничего не оставалось, как согласиться с этим.

Но неожиданно они услышали в тумане чьи-то голоса и умолкли. Сначала раздались звуки шлепков весел о воду, а затем показалась длинная лодка, в которой сидели двое седовласых гномов – один из них греб, а другой вытягивал шею, пытаясь разглядеть что-то в тумане.

– Кто тут? – крикнул он.

Джонатан сначала испугался, что их сейчас переедут во второй раз, и поэтому закричал в ответ:

– Это мы!

– Похоже на то, – сказал гном своему товарищу, работающему веслом. – А все ли вы здесь?

– Все! – отозвался Джонатан.

Не тратя времени на дальнейшие дискуссии, гномы принялись поднимать на борт путешественников и пса, стараясь при этом, чтобы никто не свалился в воду опять. Гномы толкались, кричали и прыгали от одного борта к другому, но цель наконец была достигнута. Джонатан, зорко всматриваясь во мглу, пытался разглядеть плывущие бочонки. Мысль о том, что они покоятся на дне Ориэли или что их, связанных вместе, течением унесло в сторону океана и он никогда больше не увидит свой сыр, была ему неприятна. Профессор же утверждал, что видел, как бочонки плыли по реке, связанные все вместе, и что они показались ему целыми и невредимыми. И конечно, когда они медленно плыли сквозь обволакивающий туман к шхуне – гномы при этом свистели, а потом прислушивались к ответному свисту, доносившемуся со шхуны, – Дули разглядел призрачный бочонок, подпрыгивающий на волнах. К нему были привязаны все остальные – пустые и наполненные сыром с изюмом, – и все они издавали низкие, глухие звуки. Путешественники привязали веревку, связывающую бочонки, к кольцу на корме лодки и потащили их за собой.

Джонатан вдруг заметил, что он трясется от холода – в течение тех нескольких минут, пока они подплывали к шхуне. Попытка развязать мокрые узлы замерзшими пальцами оказалась безнадежной – факт, который Профессор, без сомнения, мог бы легко объяснить. А объяснения, возможно, немного приподняли бы настроение Сыровара. Оно было неважным – не только потому, что он не сумел развязать узлы на веревке, чтобы гномы подняли бочонки на борт шхуны, но и потому, что он, цепляясь за веревочную лестницу, едва смог подняться сам. Его конечности онемели, а сам он дрожал крупной дрожью. Но причина этого была не только в воздействии холодной воды в заливе, но и в том, что прямо с моря дул пронзительный ледяной ветер.

Гномы, беспокоясь за дрожащих путешественников, достали целую кучу одеял, теплых накидок и сухих носков, которые, правда, оказались слишком малы и ни на кого не налезли. Лишь с помощью одеял им все же удалось спрятаться от ветра. Несмотря на это, путешественники были очень благодарны гномам и чрезвычайно обрадовались, когда наконец шхуна обошла остров, на вершине которого горел маяк, и оказалась в заливе, и они увидели огни гавани и кусочек пирса, ярдов на пятьдесят тянувшегося вдоль порта.

Причал был почти пуст – нашлось не много глупцов, которые хотели, чтобы с их судном что-нибудь стряслось в таком тумане. Двое оборванных гномов ловили с пирса рыбу, но ни один из них даже не шелохнулся, когда причалила шхуна. Они по очереди отпивали кофе из чашки, стоявшей между ними, и не отрываясь смотрели через край пирса на соблазнительные наживки, висевшие в футе от серой воды.

– Они ждут рыбу-туманку, – объяснил Профессор. – Сегодняшняя ночь хороша для такой рыбалки, если только любишь этот сорт рыбы. Я как-то пробовал ее, год назад, зажаренную с шампиньонами. На мой вкус, в ней слишком много костей. И одна из них обязательно застрянет у вас в горле. А по вкусу, пожалуй, напоминает форель.

Дули так замерз, что не мог говорить. Он едва мог вертеть головой, но все же бросил взгляд на трех рыбин, кучкой лежавших на причале. У рыб были круглые жирные головы, имевшие глупый вид, плавники, похожие на крылья, колючие и фосфоресцирующие в тумане. Джонатана, в отличие от Дули, наблюдение Профессора нисколько не интересовало, но лишь до тех пор, пока жирная сверкающая туманка не поднялась и не полетела вдруг сквозь туман, как будто она была в воде, махая своими плавниками и издавая шипящий звук. Один из рыбаков бросил свою удочку на палубу, схватил сеть и стал на цыпочках подкрадываться к рыбе. Но рыба, видно, попалась хитрая и поэтому стала летать – или плавать, трудно сказать, что подходит больше, – зигзагами и наконец скрылась в темноте. Гном вернулся на свое место с пустой сетью и услышал от своего товарища несколько ругательств. А через секунду с той стороны, где кончался причал, раздался приглушенный всплеск, означавший, что рыба нырнула обратно в воду.

Джонатану пришло в голову, что рыбаки занимаются ловлей практически в любую погоду – эту страсть сам он никогда не мог понять до конца. Ему вспомнилось, как не раз мэр Бэстейбл заснеженным декабрьским утром шел, похрустывая снегом, к обледеневшему берегу Ориэли. Им двигали необъяснимый энтузиазм и искренняя любовь к рыбалке; но окоченевшему Джонатану поведение рыбаков казалось сейчас совершенно неуместным, и, может быть, даже преступным.

У конца пристани их встретил эльф, который бежал сюда – это было видно по тому, что дышал он с трудом. Очевидно, он преследовал единственную цель – взять путешественников на свое попечение. Он сказал, что его зовут Твикенгем, а затем пожал всем руки и повел их к постоялому двору, расположенному в полуквартале от океана и окруженному огромной каменной стеной. Над дверью на петлях покачивалась потемневшая от времени деревянная вывеска, на которой значилось: “Луна и Шляпа”, а рядом было вырезано изображение гнома, имевшего совершенно пиратский вид – у него была спутанная борода и дико выпученные глаза. Все вместе это придавало постоялому двору весьма романтический оттенок, подобно тому как было описано у Дж. Смитерса.

Внутри благодаря жаркому огню, пылавшему в камине, было тепло, как в котелке у гоблина, – и камин был таким большим, что его тепла хватало на весь дом. Сверху на каминной доске, сделанной из темного дерева, стояли большие часы, и их стрелки указывали на цифру девять. Часы были украшены выпуклым изображением улыбающейся растущей луны с двумя длинными тонкими руками, одной из которых она укрепляла в темно-синем ночном небе звездочку. Почти сразу же, как только путешественники ввалились в корчму и заспешили к огню, часы пробили девять раз.

– Вот то, что нам нужно! – сказал Джонатан Профессору Вурцлу. – И нам как раз необходим такой жаркий огонь.

– Совершенно согласен, – улыбаясь, произнес Профессор.

Дули, все еще слишком замерзший, чтобы демонстрировать свой энтузиазм, просто кивнул, соглашаясь с ними. Ахав прошлепал к камину и прямо перед ним принялся отряхиваться – с его шерсти слетело столько воды, что в камине зашипели поленья. После чего он улегся перед огнем и тут же захрапел. В тепле Дули довольно быстро пришел в себя и даже отметил, указывая на Ахава, что “собачка устала”, и засмеялся в ответ на собственную шутку. Джонатан и Профессор тоже улыбнулись, не столько, правда, одобряя юмор Дули, сколько глядя на кружки, наполненные элем, и куски говядины, которые выносили из кухни Твикенгем и Монрой, веселый тучный хозяин корчмы.