Торжество долгой ночи - Кравец Саша - Страница 21

– Ты поаккуратнее с такими штуками, – сам он опрометчиво позволил себе остаться в городе демонов безоружным.

– Ничего личного, – пожал плечами Кай. – Признаться, ты мне симпатичен. Нет, правда, мы могли бы стать отличными компаньонами.

– Видимо, уже не в этой жизни, – Джеймс неотрывно следил за рукой Кая, готовый реагировать на его выпад.

Но парень лениво выставил оружие перед собой, не делая резких движений.

– А я все надеялся, что мы остановимся на запугивании, – Джеймс не терял саркастичного тона даже под дулом пистолета.

– Давай обойдемся одним точным выстрелом? – негромко и – не показалось ли – чуть ли не умоляюще произнес Кай, дернув головой в сторону. Далеко на возвышенности за ними наблюдал белый демон.

Джеймс не рискнул обернуться, чтобы проверить, остался ли в их колоритной компании загадочный незнакомец, наслаждавшийся видами. Когда на кону стояла собственная жизнь, свидетели определенно отходили на второй план.

– Если точность про тебя – бога ради. Неужели я настолько не даю Лоркану покоя?

– К счастью, только ты и не даешь.

– Кстати, как он поживает? Может, потешишь меня новостями напоследок?

Кай едва приоткрыл губы, чтобы ответить, как Джеймс резким выпадом схватил его за вытянутую руку, уходя корпусом с траектории возможного выстрела, и сильным ударом предплечья выбил пистолет. Не разжимая хватки, нанес пару мощных хуков в челюсть. Третьим достать Кая уже не смог, парень отшатнулся. Стремительно вернувшись в устойчивую позицию, Кай крепко двинул ботинком Джеймсу под коленную чашечку. О силе боли Джеймс мог только догадываться, однако с хрустом сустава ноги безвольно подогнулись, свалив его на песок. Парень Лоркана набросился с ударами сверху.

Впав в яростное безумие, они, сцепившись, катались по рыхлому прибрежью в нешуточной борьбе за жизнь, обдаваемые солеными морскими брызгами. Джеймс хоть и не отвлекался на предполагаемую боль, но быстро выбился из сил в попытках сбросить с себя Кая и не поддаться его цепким рукам. За Каем оставалось весомое преимущество, приобретенное ценой человеческих душ. Будь Джеймс сторонником тьмы, он не лишился бы былой прыти. Он платил за человечность определенную цену.

Кай нанес увесистый удар в голову, оглушив Джеймса, и тот на время потерял сознание. Его обволакивал такой соблазнительный, такой блаженный сон, что только сила воли заставила вернуться к реальности. Небо над головой мерцало пятнами света, разум медленно приходил к ясности. Джеймс попытался встать, травмированное колено предательски не разгибалось. Рядом вырос Кай в набрякшем от влаги костюме и в сыром песке. Поднятый с земли пистолет уставился на Джеймса. Кай тяжело дышал, шумно втягивая кровь из носа. Медлил. Расценив его нерасторопность как шанс на спасение, Джеймс предпринял попытку сделать рывок. Он сумел чуть приподняться, опираясь на здоровую ногу, дернулся из последних сил, чтобы принять вертикальное положение и одновременно с тем услышал сотрясший окрестности выстрел.

Ощутимый удар в туловище отбросил его на землю. В путаном сознании Джеймс даже не понял, куда именно вошла пуля. Умирать было нестрашно. Страшно оставить этот мир единственным, кто намеревался дать Лоркану отпор. Джеймс уставился в хмурое небо, сожалея, что больше не увидит его иным.

Он налюбовался далеко не всеми красотами Земли, а сокрушался из-за сероватой пасмурности. Как удивительно она напоминала стальные глаза Нины Стелманис…

– Сучонок… – на выдохе выдавил Джеймс, сглатывая кровь.

До того, как чернота поглотила его целиком, он успел убедиться в том, что загадочный свидетель в плаще исчез с возвышенности.

Кай доложил о завершении своей части сделки, на что Лоркан дважды смерил его скептическим взглядом. Данте приблизился к уху дьявола с таинственным шепотом, и дьявол согласно кивнул.

Дверь в камеру широко распахнулась. Сперва вошли две длинные тени, следом – близнецы. Синхронно они подхватили обессиленную Нину под локти, приподняв с пола так легко и непринужденно, будто она ничего не весила. Пока один возился с железным обручем на шее пленницы, второй неотрывно разглядывал ее болезненное лицо, расплываясь загадочной ухмылкой. Нина и думать не могла, чего именно добивался от нее белый демон, но держалась под его насмешливым взглядом непроницаемо. Чего бы близнецы от нее ни хотели, обоим одна дорога – в пекло.

– Первый день свободы, – с наигранной мягкостью помурлыкал белый демон, грубо тряхнув девушку за плечо.

– Данте, неужели ты? – от жажды и продолжительных криков ей не хватало голоса. – Сразу не признала, вас так много.

– Ты разве не знакома с Гораном? – Данте поднял лицо на брата и рассмеялся. Смеялся ли Горан за звоном цепей, Нина не знала.

– Еще будет время познакомиться, – с металлическим грохотом железные оковы упали на пол.

Опустошенная пытками, не способная осознанно оценивать происходящее, Нина была убеждена, что Лоркан отпустил ее потехи ради. Ведь, даже минуя все унижения, девушка оставалась его послушным псом, беспрекословно выполнявшим все прихоти хозяина. Под влиянием, на первый взгляд, мрачных мыслей, не возникло чувств горечи и гнева. Все казалось каким-то правильным: она фамильяр и будет служить Лоркану, даже если ему вздумается приказать ей пройтись по городу нагой.

Даже если придется убивать тех, кто в прошлом был близок ее сердцу.

Нину выволокли на поверхность, и слепящий свет откликнулся в голове острой болью. Девушка закрыла глаза, полностью отдав себя во власть близнецов. Они вели ее, как поводыри слепого, но с меньшей бережностью. Лишь единственный раз Горан негромко предупредил:

– Лестница.

Сквозь щелку между ресниц Нина едва могла разглядеть очертания ступеней. Голова кружилась от бессилия и воздуха, пахшего бергамотом.

Близнецы завели ее в комнату и оставили на попечение служанок. Первым делом Нина приказала занавесить окна, и только когда свет перестал опалять глаза, она смогла осмотреться.

Из одной неизбежности в другую – этот холм все никак не мог свести ее в могилу. Сначала семейное проклятье «Барнадетт», затем послушание дьяволу. На месте старой клетки новая – роскошнее, богаче. В спальне Нины изголовья кровати были облицованы позолотой, стены мерцали удивительными узорами, а мебель, обитая бархатом, пахла деревом. Комната производила впечатление дорогого отельного номера, который при жизни Нина никогда бы не смогла себе позволить. Она стояла посреди всего этого благолепия грязная, покрытая синяками, и пачкала пышное убранство одним своим существованием.

Слуги набрали ванну с ароматной пеной, Нина погрузилась в горячую воду, и незажившие ссадины отозвались кошмарным жжением. Но вскоре огонь тела сменило упоительное блаженство. Нина и не подозревала, как до этого ей было холодно. Прислуга мягко оттирала ее кожу, обходя раны; тело расслабилось, и впервые за долгое время Нина не ждала, когда появится Лоркан, не гадала, какое неотвратимое распоряжение он отдаст на этот раз. Она нежилась в ванне не меньше двух часов, регулярно добавляя горячей воды, пока усталость не накрыла тяжелым грузом и под влиянием легкости и пара ее не начало клонить в сон.

Еще полчаса Нина провела под душем, смывая пену и дрожь жизни в подземелье, а после промокнула себя полотенцем и, не стесняясь наготы перед горничными, отправилась в постель. Шелковые простыни мгновенно заволокли в сон.

Кай постучался в спальню. Не дождавшись приглашения, вошел.

Признаться, он не до конца верил Лоркану, но и в своем поступке сомневаться не смел. Кай убил Джеймса Митчелла, так было правильно.

Но отчего же саднило сердце? Отчего лишенный нравственности демон все никак не мог прекратить это противоестественное стеснение в груди? Если правильность не несла покоя, все ли в действительности было таким уж правильным?