Выбери любимый жанр

Блокада Ленинграда и Финляндия. 1941-1944 - Барышников Николай И. - Страница 24

Изменить размер шрифта:

Последующие события развивались так. 28 ноября в Хельсинки прошло весьма важное правительственное совещание, на котором присутствовали: президент, премьер-министр, 14 министров, а также Маннергейм. В ходе этого совещания конкретно рассматривалось наличие возможностей для продолжения Финляндией войны. В результате было решено, несмотря на уже обозначающиеся для страны проблемы, еще больше мобилизовать экономику и общество в целях ее продолжения.[303]

Относительно английской ноты решили «не поддаваться» ее воздействию и в ходе боевых действиях «продолжать сотрудничать с Германией».[304] Эта позиция закрепилась затем на заседании комиссии парламента по иностранным делам, где раздавались голоса, что «гак или иначе Англия объявит войну». Высказывалось к тому же мнение, что все могло бы быть иначе, «если бы Питер пал» и тогда «это изменило бы ситуацию».[305]

29 ноября, Маннергейм получил личное послание премьер-министра Великобритании. В этом обращении к финскому маршалу Черчилль весьма сдержанно писал:

«Ваши войска, несомненно, продвинулись достаточно далеко для обеспечения безопасности страны и могли бы теперь остановиться». Он советовал Маннергейму прекратить на этом войну. В обращении отмечалось: «Можно просто выйти из боя, немедленно прекратить военные операции… и выйти из войны де-факто».[306]

Однако, как вынужден, был затем признать в своих мемуарах Маннергейм, у финского руководства «не было достаточной свободы действий для того, чтобы последовать рекомендации премьер-министра Черчилля и выйти из войны».[307] Спустя всего два дня, в Лондоне был получен ответ на личное послание Черчилля. В нем Маннергейм довольно категорично заявил: «Я не могу прекратить свои нынешние военные операции пока мои войска не достигнут позиций, которые, по моему мнению, обеспечат нам безопасность».[308]

Как отметил по этому поводу Черчилль, было очевидно, что полученный ответ содержал «вежливый отказ».[309] В своих же мемуарах он несколько конкретизировал: «Этот ответ показал, что Финляндия не собиралась отводить свои войска к границам 1939 г., и поэтому английское правительство начало готовиться к объявлению войны».[310] Действительно, после того, как в Лондон поступило официальное правительственное заявление Финляндии, направленное 4 декабря в ответ на ноту-ультиматум с отказом принять английское предложение, Великобритания 6 декабря объявила ей войну. По этому поводу Маннергейм признавал, что ему было горько осознавать, что отношения Финляндии с Англией, «которая во время зимней войны так сильно поддерживала… были окончательно разорваны».[311] Но, как свидетельствовал немецкий посланник в Хельсинки Блюхер, финский министр иностранных дел сделал ему сообщение об этом «спокойно».[312] И это было вполне понятно.

Реально боевые действия между Великобританией и Финляндией так и не начались, а финское руководство не сделало для себя никаких серьезных выводов, как из английской декларации, так и из общей военной ситуации. Тем не менее, перемены все же наступили. Спустя десять дней после объявления Англией войны Финляндии, 16 декабря 1941 г., в Москве состоялись переговоры Сталина и Молотова с Иденом. В ходе них Сталин заявил об изменении советской позиции в вопросе, касавшемся будущего мирного договора с Финляндией. Он заявил: «Советский Союз считает необходимым восстановление своих границ, как они были в 1941 году… Это включает советско-финскую границу, установленную по мирному договору между СССР и Финляндией 1940 г.».[313] Здесь же он добавил: «Восстановление старых границ абсолютно необходимо. Лучшим примером тому является Ленинград».[314] Имелось, очевидно, в виду, как повлияло бы это на судьбу города, случись война вновь. Тогда граница опять бы проходила вблизи Ленинграда. То, о чем вел речь Сталин, существенно отличалось уже от позиции, занимавшейся им летом 1941 г. Великобритания поддержала его позицию, что нашло отражение непосредственно в дополнительном протоколе к советско-английскому договору о совместных действиях во Второй мировой войне.[315]

В целом к этому времени вырисовывались уже определенные итоги, о чем справедливо сказал историк Сеппяля: «война, которую финны готовили и включились в нее с серьезными замыслами, закончилась поражением уже в декабре 1941 г., но она продолжалась еще и дальше против Советского Союза с приносимыми большими жертвами, служа стратегическим целям Германии».[316]

Вместе с тем в Финляндии не забывали о своих целях. Так, еще в самом начале, упоминалось о существовании у высшего руководства страны стремления установить государственную границу по реке Неве. Таких взглядов продолжали придерживаться, в частности, президент Рюти и премьер-министр Рангель.[317] Мысль о том, что государственная граница Финляндии должна проходить по Неве никак не оставляла Рюти и в 1942 г. Ее наметки были нанесены и на соответствующую карту. На ней, по словам профессора Войонмаа, линия границы шла «из района Питера прямо на Восток, южнее Вологды до Урала».[318]

Провал гитлеровского плана молниеносной войны вызвал некоторые перемены во взглядах Рюти по поводу судьбы Ленинграда. В беседе с Войонмаа 19 мая 1942 г. Рюти высказывал мысль о том, «чтобы Питер стал свободным городом наподобие Данцига», но при этом считал все же «важным ликвидацию в Питере крупной, особенно военной промышленности». Управлять же городом, по его мнению, должна была «международная комиссия, в которой участвовали бы Финляндия, а также Швеция».[319]

Какими же представлялись «стратегические границы» Финляндии в их конкретных очертаниях? В начале они виделись в ставке проходящими по реке Неве, южному берегу Ладожского озера, реке Свирь, восточному побережью Онежского озера и далее к Белому морю с включением Кольского полуострова. Но с изменением военно-политической обстановки и перехода Финляндии к позиционной войне попытались затушевать намерение установить новые «стратегические границы». С этой целью стало употребляться более общее понятие: граница «трех перешейков» (Карельского, Олонецкого и Беломорского). 7 января 1942 г. из ставки поступило указание Государственному информационному ведомству о том, что «не следует говорить» о присоединении к Финляндии захваченных территорий. При употреблении же понятия «стратегические границы» предлагалось иметь в виду уже достигнутые рубежи, которые «требовалось защищать».[320] Еще более четкие установки давались по линии ведения просветительной работы в войсках. В инструкции, подписанной в штабе группы «Карельский перешеек» 24 мая 1942 г., говорилось: «Не следует заниматься выяснением политических целей войны, а достаточно на этом этапе показать задачи нашей войны: граница «трех перешейков» (Карельский перешеек. Олонецкий перешеек и Беломорский перешеек), куда должна быть выдвинута наша оборона для успешного ведения оборонительной войны против восточного соседа».[321]