Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 7

Но до южного берега еще нужно было добраться, сначала же требовалось максимально зачистить все с этой стороны реки.

С приказом не поспоришь.

Я прильнул к телескопическому обзорному прицелу. Видимость оставляла желать лучшего, но я все же разглядел впереди укрепленные позиции немцев. Здесь на северном берегу враг тоже хорошо подготовился к встрече! Все с немецкой было утыкано противотанковыми ежами, за которыми, очевидно, змеились ходы сообщений. Я не сомневался, что в линии немецкой обороны были спрятано много ДОТов и ДЗОТов*.

*Ход сообщения — полевое фортификационное сооружение, служащее для скрытного передвижения вдоль линии фронта. ДОТ — долговременная огневая точка. ДЗОТ — деревоземляная огневая точка.

Заметив движение с нашей стороны, немцы тут же открыли артиллерийский огонь.

То слева, то справа раздавались взрывы, но пока, насколько я видел, никого не зацепило.

Эх! Ворваться бы на позиции фрицев, да передавить всех до единого. Но танки ползли вперед медленно, бороня поле траками. Непрекращающиеся дожди превратили ржаное поле в слякотное болото, и тяжелые машины не могли разогнаться. Да и пехота отставала.

Мы прошли уже половину расстояния, и даже не могли толком маневрировать — здесь была открытая местность, стреляй по нам прямой наводкой — скрыться особо некуда, разве что в редкие овраги и ямы.

И, конечно, фашисты своим шансом воспользовались.

Засвистели снаряды, бахали один за другим разрывы.

Когда сидишь даже в самом современном танке, ощущения такие, словно находишься в консервной банке, из которой не выбраться. Тем более можно понять мои ощущения от такого старого, допотопного аппарата, как наша тридцатьчетверка. Тут все решает исключительно удача, фарт. Прилетит или нет, примет броня и отразит или снаряд пробьет насквозь и взорвется очищающим пламенем внутри машины. Когда твоя жизнь зависит исключительно от улыбки фортуны, ты начинаешь мыслить иначе. Не удивительно, что Перепрыга так вывел меня из себя! Как бы его невезение не перекинулась и на меня!

Т-34, двигавшийся справа от нас, с гордым именем «Челябинец» на борту, вдруг неожиданно остановился и ярко заполыхал. Я успел увидеть, как из башни кто-то выскочил и мог лишь надеяться, что и остальные ребята уцелели.

Что это было? Попадание артиллерии? Точно нет! Неучтенная саперами мина подорвалась под гусеницами машины.

И в этот момент в бой вступила немецкая авиация — по пронзительному визгу я опознал уже знакомые мне пикировщики «Ю-87», причем было их не меньше десятка. Сами самолеты я не видел, мешали облака. К счастью, немцам облака доставляли те же самые неудобства, поэтому, сделав пару заходов и сбросив боезапас, куда придется, они убрались восвояси. Первая серия разрывов легла чуть в стороне, а вот вторая причинила нам вред.

По нашему борту звонко чиркнул осколок и унесся прочь, но другим повезло меньше. Еще два танка загорелись. У одного из них от прямого попадания напрочь снесло башню. То тут, то там валялись тела пехотинцев.

Но мы все же прошли это чертово поле, оказавшись в двухстах метрах от немецких позиций.

Тут уже ударили с двух сторон, да так, что живые позавидовали мертвым. Два танковых батальона — а это почти шестьдесят машин, не считая тех, кто уже выбыли из строя, били по укрепрайону на ходу, стараясь прорваться как можно быстрее к вражеским окопам. Пулеметчики поливали ливнем пуль всех, кто имел глупость высунуть голову из окопа. Автоматчики стреляли на бегу, время от времени залегая в грязи, потом вскакивали и бежали дальше.

Вспышки слева. Били трассирующими из ДЗОТа, надежно укрытого в земле.

Стрелять из танкового орудия на ходу дико неудобно — любая ошибка, неровность почвы, да просто рука дернулась — и промах. Но я не оплошал: быстро навелся, интуитивно взял небольшую поправку.

Выстрел!

Столп огня взметнулся в воздух на месте бывшего немецкого ДЗОТа, в разные стороны полетели бревна и комья сырой земли, вперемешку с мясом. Снаряд удивительным образом пролетел прямо сквозь бойницу и сдетонировал уже внутри. Без шансов выжить для тех, кто там находился.

Мы с Казаковым подхватили выскочившую из казенника гильзу и вышвырнули ее сквозь люк. Руки даже в перчатках обжигало, но хотя бы глаза были защищены очками.

— Твари! Твари! Твари! — сквозь шум едва-едва расслышал я Корякина, почти вслепую бившего из головного пулемета по всему, что шевелится. При этом он не забывал помогать переключать тугие передачи Евсюкову.

Наш мехвод был профи. Это лишь сначала показалось, что поле ровное, как стол. Но выяснилось, что это совсем не так. Евсюков умудрялся пользоваться каждой естественной и искусственной преградой, чтобы прикрыть танк от попадания. Любая неровность почвы — и мы внизу, оставив врагу лишь малую часть для обзора. Поваленные деревья — отлично, то что надо! Проход машине они не затруднят, а вот за толстыми стволами можно укрыться до следующей перезарядки.

Выстрел!

Взрыв всплеснулся метрах в пяти левее от замаскированного противотанкового орудия. Я чертыхнулся и быстро сделал поправку.

Выстрел!

Есть попадание!

Из дымящейся воронки торчали погнутые станины. Орудие вместе с расчетом приказало долго жить. Везение или удача? Нет, опыт. Пропитанный собственными кровью и потом. Пока больше опытом грядущих войн, но и здесь я набирал первые боевые баллы.

Молчаливый и собранный Казаков заряжал снаряды, ни на что не отвлекаясь. Его роль в экипаже была самой незавидной. Он не мог видеть ничего из того, что происходило снаружи, не мог никаким образом непосредственно участвовать в бою, лишь заряжал один за другим снаряды, затем принимал отработанные гильзы, выбрасывал их наружу, и делал это снова и снова. Интересно, о чем он думал в эти мгновения? О тщетности бытия, или просто считал: раз, два три… раз, два, три…

Я крутанул перископ и увидел, что растянувшийся неровный строй наших танков почти вплотную приблизился к немецкой обороне.

Впервые за бой в дело вступили вражеские машины. Из ближайшего подлеска раздалась череда быстрых выстрелов танковых пушек, а потом появились угловатые силуэты фашистских танков. Сквозь дым их было плохо видно, но я все же опознал по характерным признакам «Pz.Kpfw IV». Впрочем, среди них мелькали и более старые «тройки».

В наших боевых порядках опять появились дымные облачка взрывов — вражеская артиллерия вновь начала массированный обстрел.

Я увидел, как машина комроты Васина развернулась на девяносто градусов в сторону новой опасности, наплевав на обстрел со стороны укреплений.

— Круто вправо, круто вправо! — хлопнул я по правому плечу Евсюкова, «ножная связь», будь она неладна.

Тридцатьчетверка быстро начала разворачиваться вокруг своей оси.

— Давай бронебойными! — приказал я Казакову. — Быстрее, мать твою!

Я крутанул колесики горизонтальной наводки. Саданула пушка. Башня еще больше наполнилась пороховыми газами, благо очки спасали глаза.

— Черт! — заорал я.

Первый выстрел ушел в молоко. Мазила! А еще «снайпер»… Тьфу! Стыдно. А ведь пушка была лично мной многократно пристрелена. Неужели, рука дрогнула? Страх? Нет, только ярость. Нужно успокоиться, взять эмоции под контроль.

Второй выстрел… попал! Попал же, черт возьми! Причем так удачно, что немецкий танк дернулся, на мгновение замер, и тут же взорвался изнутри. Башню унесло в сторону, нутро разворотило, что стало с экипажем, и думать не стоило.

— Заряжай!

Тут у нас пошла череда не то, чтобы неудач, но и успехом в полной мере назвать происходящее было сложно. Следующим выстрелом я удачно сбил гуслю очередному немцу. Его чуть завернуло в сторону, но из боя он точно не выбыл. Наружу полезли члены экипажа, надеясь восстановить подвижность машины, но их тут же начали отстреливать снайперы, занявшие удобные позиции где-то позади.