Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович - Страница 25

Я прошел еще дальше к кустам, сделал свои дела, потом облегченно сел на валявшееся в пяти шагах крупное бревно и вытянул ноги. Идти обратно в душную палату не хотелось.

Над ухом звенели комары, некоторые уже попытались полакомиться моей плотью, и я едва успевал отбиваться от тварей. Ночь была прохладная, свежая, по-настоящему летняя.

В такие ночи хорошо быть молодым: гулять с красивой девушкой возле озера, рассказывать глупости, смеяться вместе, долго целоваться, сжимая в руках нежное, податливое тело… шептать ей на ухо разное и слышать в ответ невнятные признания… а потом проводить ее до дома, и долго смотреть в освещенное окно ее девичьей спальни, представляя себе всякое.

В дальних кустах словно бы мелькнула смутная тень. Я мгновенно выпал из состояния расслабленности и встал на ноги, чуть пригнувшись, чтобы меня было меньше видно в свете луны.

Не то, чтобы я ждал здесь в госпитале угрозы… скорее всего, это кто-то из больных так же решил облегчиться в ближайших кустах… и все же я решил глянуть, что происходит, и пошел вперед.

Никакого движения я более не замечал. Показалось? Вполне может быть. Ночные тени обманчивы. Чуть подует ветер, и ветви деревьев колышутся самым причудливым образом, создавая сотни, тысячи образов для стороннего наблюдателя.

Я это знал и сознавал… но упертость и упрямство, вбитые в подкорку моего мозга, заставляли проверить все досконально.

Осторожно дойдя до кустов, в которых мне почудилось то самое легкое движение, я остановился и прислушался. Ничего необычного, лишь привычные звуки ночного леса вокруг.

Наверное, и правда, показалось. Пожалуй, стоит вернуться в палату и вновь лечь в постель. Лишние восемь часов сна не повредят, а с утра буду просить аттестационную комиссию проверить мое состояние и выписать из больнички на свободу. Я и так потерял слишком много времени, валяясь в беспамятстве. Где там нынче мой экипаж? И кого приписали к танку в качестве командира? Эти вопросы волновали меня, ответа на них я не знал, и переживал за своих крепко.

За кустами, у которых я остановился, темнело какое-то строение.

Это же морг! — понял я внезапно. Я уже видел мельком днем его чуть скошенный набок сруб, но близко не подходил. Теперь же я оказался в непосредственной близости. Да еще эта тень все никак не выпадала из моей головы.

Я пошел вперед, обойдя несколько деревьев, и приблизился к срубу. Внешне морг напоминал обычную баню. Казалось, зайди внутрь, растопи печь и наслаждайся в парилке. Вот только все было совсем не так.

Еще за несколько шагов я почувствовал невыносимый смрад, а приоткрыв дверь, непроизвольно отшатнулся.

Штабелями, одно поверх другого, были свалены мертвые тела. Двадцать… нет, скорее тридцать трупов. Почти все голые, лишь некоторые в исподнем — исключительно мужчины. Все наши.

Покойники были не свежие, чуть залежалые — отсюда и запах. Видно, у местных рук не хватало, чтобы похоронить. Или попросту в госпитале не было патологоанатомов, чтобы произвести вскрытия. В таком случае тела обязаны были отправляться в один из полковых медпунктов для вскрытия полковым врачом. А пока мертвецы нелепыми штабелями лежали в тесном морге, размеры которого не предназначались для хранения такого числа тел.

Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды.

И тут я зацепился взглядом за одно из тел, выделявшихся среди прочих своим видом — он единственный был не в исподнем, а в форме. Причем, в форме майора медицинской службы.

А еще его отличало от остальных то, что в его груди в области сердца торчала черная рукоять ножа.

Черт меня дернул подойти ближе!

На полке сбоку стояла керосиновая лампа, рядом лежал коробок со спичками. Я зажег огонь и осветил все вокруг. Лицо мертвого военврача было бледное — ни кровинки, убит умело — одним ударом, но главное, что меня привлекло — сам клинок.

На его рукояти в свете тусклого пламени лампы виднелись буквы и цифры: «ДБ-43». Это был мой нож! Тот самый, что мне вручили на присяге еще в Челябинске. Его сделали мастера-оружейники Златоуста для каждого добровольца, и мне достался один экземпляр. А уже потом я вырезал свои новые инициалы — «Дмитрий Буров» и нынешний год. Ошибки быть не могло! Кто-то украл мой нож и убил им человека!

Мысли судорожно метались в моей голове. Этого военврача я не знал, как не знал и никого из госпиталя. Видел из медперсонала только Настю, но и это не считается — слишком быстро она убежала.

Что мне делать? Звать охрану и рассказывать потом, что я делал ночью в морге, и почему в сердце незарегистрированного покойника воткнут мой личный клинок?

Нет уж, увольте!

Одним быстрым движением я вынул нож из тела, чуть придержав военврача левой рукой, чтобы он не упал на пол. Обтирать клинок от крови не стал, так и вышел из морга, держа орудие в правой руке.

Вокруг тишина и спокойствие. Никто не бежит с винтовками наперевес, не светит фонарем в лицо. Никто обо мне не знает. И убийца не знал, что я его заметил, и уже давно ушел от морга, бросив тело врача.

Легко можно было представить, как все произойдет дальше: санитары при следующем посещении морга наткнутся на тело военврача, вызовут компетентных людей, которые и проведет расследование, первым делом ориентируясь на орудие убийства — черный нож разведчика. А нож с вырезанными инициалами быстро приведет их ко мне. Все просто!

Если бы я не вытащил клинок из тела, то стал бы первым и единственным подозреваемым. А теперь у меня есть небольшая фора, пока настоящий убийца не придумает новый план.

Но откуда, вашу мать, у меня в военном госпитале появился недоброжелатель? Я ведь все эти дни был в полной отключке!

И еще мертвый военврач, который тоже кому-то перешел дорогу, и его устранили легко, играючи. И получилось два в одном: он — убит, я — убийца. Обе фигуры за один ход сняты с доски.

Голова у меня до сих пор работала в полсилы, так что все, на что меня хватило, это зарыть клинок под одним из деревьев, запомнив ориентиры, чтобы позже легко отыскать его. После этого я прокрался в палату, стараясь не шуметь, но, разумеется, рыжий Гоша сонно приоткрыл один глаз:

— Дима? Ты? Где был?

— Орден получать ходил, спи! — зло буркнул я, добравшись, наконец, до своей кровати, и аккуратно опустился на нее. Панцирная сетка заскрипела, но не сильно — не такой уж я был и тяжелый.

Ничего более я сделать не мог. Идти к местному начальству и рассказать обо всем — увольте! Меня же первым и арестуют. Я, может, и дурак, но не самоубийца. Я крутился в постели и не мог уснуть, крутя в голове произошедшее. Но фактов в моем распоряжении было слишком мало, и нормальную гипотезу выстроить не получалось.

Спросить Гошу? Он наверняка знает и в лицо, и по именам всех врачей госпиталя — лежит тут долго, должен был уже запомнить. Нет, опасно. Он, конечно, все расскажет, но потом на допросе, который обязательно проведут, упомянет о моем интересе.

И все же я решился.

— Слушай, друг, а тут никто вокруг меня не ошивался, пока я валялся в отключке? — полушепотом спросил я.

Гоша вопросу не удивился.

— Твоя в основном, Анастасия Павловна! Краси-и-и-вая, слов нет! Повезло тебе, братишка! Такая верной будет по гроб жизни! Вот только умная она шибко… баба умной быть не должна, это я точно говорю! Умная однажды решит: а зачем мне такой дурак сдался? И бросит! Житейская мудрость!

Я не был настроен слушать размышления Гоши о жизни, поэтому перебил его:

— А другие? Мужчины тут были?

— Мужчины? — удивился рыжий. — Были, как не быть! И главврач заходил каждый день, и кое-кто из медбратьев. А-а-а! — догадался он внезапно. — Ты спрашиваешь про ту историю?

— Что за история? — насторожился я, словно гончая, почувствовавшая свежий след.

— Да шатался тут один тип из гарнизонной охраны, все к твоей Насте клинья подбивал. Я сам слышал! Обещал ей жениться и горы золотые. Но она его сразу отправила на Кудыкину-гору, и по морде дала разок для пущего понимания, когда тот руки пытался распускать.