Командировка в ад (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович - Страница 2

— Алло? — прозвучал в наушнике родной голос.

— Марина! — закричала Ольга. — У нас беда. Эпидемия. Драган умер. Наша местная власть, смрадна курва, даже не чешется, только заставляет сидеть по домам. Прости, что так вышло в прошлый раз… Но надежда только на вас и, быть может, на Варягию. Если не вмешаетесь, мы — покойники.

Она зарыдала.

— Сделаю, что смогу, — пообещала Марина. — Держись, сестричка! Свяжемся.

В наушнике запипикало. Ольга положила на аппарат трубку, села и стала стирать слезы с лица. Несмотря на весь ужас происшедшего, на душе слегка полегчало. Марина поможет… Сестре повезло выйти замуж во второй раз и чрезвычайно удачно — за молодого князя, волхва, вхожего, как говорят, к самому государю-императору Варягии… Но даже если они согласятся вмешаться, их помощь может оказаться слишком запоздавшей.

Маленькому Драгану уже не помочь….

Марина отдернула от трубки телефона внезапно похолодевшие пальцы. Казалось, невинный кусок пластика с торчащей антенной таит внутри змею, готовую укусить. Да чего уж там — укусила. С тех пор, как Николай пошел на поправку после облучения, в их дом практически не докатывалось тревожных новостей. Дети росли. Жизнь наладилась, воспоминания о времени, когда всего в нескольких десятках километров проходила линия фронта, кипели бои, а в больницы Царицыно потоком везли раненых, ушли в прошлое как давно пережитый кошмар. Телевизор вещал, что и в воссоединенной с Варягией Славии все понемногу налаживается. Если кто и против новой власти, невозможно отрицать очевидный факт: мир лучше войны. Как минимум, намного комфортнее.

До выхода на работу буквально пара минут… Рискуя опоздать, Марина открыла ноутбук и бегло просмотрела заголовки новостей — местных, столичных, европейских. Об эпидемии в Сербском протекторате Германской империи — ни слова. Вообще.

Что делать?

Значит, не поступило никаких официальных сигналов. Не исключено, в Москве, в Царицыно и в Борисфене еще никто не в курсе случившегося.

А вдруг Ольга наврала? Конечно, она потрясена смертью сынишки, но эпидемия… Как ни горестно сознавать, но маленькие дети умирают и от обычных болезней, того же менингита. Он развивается быстро, с высокой температурой.

Доверия к сестре немного. Прошлой зимой встретились в Борисфене, думали посидеть, наведаться к старым знакомым, посетить могилы родителей… Но Ольге словно шлея под хвост попала. Она помнила город на Днепре в годы юности, когда ходила в свой экономический университет, была молодой, трава была зеленее, вода пожиже, открыты тысячи дорог и любые преграды кажутся пустяковыми. Теперь бывшая столица Славии, ныне — резиденция варяжского генерал-губернатора, пообветшала. За прошедшие после войны месяцы она получила кое-какие инвестиции, но правительство Варягии не спешило обрушить на некогда мятежный регион золотой дождь. Важно было установить порядок, свести безудержную коррупцию до умеренно-терпимого уровня (ни в одном государстве без этой беды не обходится) и только тогда давать деньги, чтоб не разворовали буквально на следующий день. Империя занималась инфраструктурой городов, ремонтировала то, на что бывшее руководство Славии не обращало внимания — электростанции, сети, дороги, мосты. Это не бросалось в глаза. А ночные клубы, рестораны, варьете и прочие развлечения, популярные прежде в Борисфене, варяжских чиновников не волновали. Заодно не стало богатых нуворишей — кто-то уехал за границу, а кто и присел на долгий срок. Заведения стали закрываться. Оттого жизнь в Борисфене показалась Ольге серой.

Ужас первых недель гражданской войны, когда погиб первый муж Марины, а Ольга, закончив заполнять бухгалтерские бумажки, бежала в процедурную помогать в обработке ран, был для младшей двоюродной недолгим. В числе пациентов волей случая оказался красавец-серб, высокий сероглазый мужчина с орлиным профилем и неотразимой улыбкой под коротко стрижеными усами. Он-то и увез Ольгу на Родину — через Варягию, дальше по морю до Румынии.

О расстрелах сербов, чем промышляли хорватские и мадьярские карательные отряды, закатывая в асфальт даже призрачные помыслы о сопротивлении, эмигрантка знала лишь со слов, а свидетельницей их не стала и не приняла близко к сердцу. К ее приезду ситуация устаканилась. Более того, немцы и их ставленники, устранив королевскую власть и государственную скупщину (парламент), позволили сохранить местное выборное самоуправление, в дела вмешивались нечасто и даже с определенной пользой. На смену сербскому анархическому шалтай-болтай, вроде: сначала «идемо да кафенишемо», и только после кофе под сигаретку решим: пора ли тушить пожар, пришел ордунг, оккупанты привили дисциплину. Пусть пока в зачаточном состоянии.

Немного угнетало, что она, имея квалификацию бухгалтера и экономиста, а также оклад в четыреста двадцать экю за должность в скупщине, вынуждена была вести хозяйство как обычная сельская баба. В городке Високи Планины, центре бановины, одноименного административного округа, ее Милош имел дом, оставшийся от родителей, и земельный надел соток в восемьдесят. Супруги возвращались с основной работы и трудились там как на ферме, по-сербски плавно и неторопливо, но упорно.

Привыкла. Вне скупщины, где старалась выглядеть как настоящая фрау в деловом костюме и в туфлях на высоких каблуках, дома набрасывала на себя широкую вязаную либаду, кожушок и шла бросать вилами навоз.

Навестить сестру с новым супругом смогла лишь зимой, в антракт сельскохозяйственного сезона, уговорившись с соседями по заеднице (общине), что в их отсутствие присмотрят за скотом. Марина хоть и двоюродная, но единственная ее сестра, других близких родственников у Ольги нет.

И вот встретились. В ресторане Борисфена на улице Житной, что у самого берега замерзшего Днепра сестры обнялись. Николай пожал Милошу руку. Кто муж Марины, Ольга даже не догадывалась. Вроде как медик в том же госпитале, а там платят не слишком щедро, так что выбор не самый завидный.

Варяжец на фоне ее статного серба смотрелся… никак. Гораздо ниже ростом, с жидкими усиками. Со странным красным следом от ожога на лице. Какой-то неправдоподобно молодой и худой, с грустной всепонимающей улыбкой. Когда разговор нечаянно коснулся его телосложения, прокомментировал:

— Так прозвище у меня было: Ледащий. Это на харчах Марины чуть разъелся. Она у меня молодец.

Старшая сестра, не только не постаревшая, но даже неуловимо помолодевшая за годы разлуки, благодарно кивнула супругу.

Заказали закусить-выпить, славская кухня сильно отличалась от сербской. Милош, больше привыкший к ракии, нежели к горилке, расслабился после трех рюмок и распустил павлиний хвост. И живут они в «цивилизованном» европейском государстве, и ферма у них своя, и большой кусок земли в живописном месте, с видом на реку и на горы, и достаток не тот, что, наверно, у пары докторов в провинциальной варяжской больничке…

— Так в чем дело? Давайте покажу, как живет эта больничка, — не моргнув глазом, предложил Николай, ничуть вроде бы не обидевшись на намек о бедности. — Завтра утром транспортный самолет повезет медикаменты с борисфеновского склада в Царицыно. Тем же бортом вернетесь сюда, если не пожелаете погостить.

И Ольга, не ожидая, что их ждет там, радостно заголосила: а давай!

Они же с Милошем в той больнице познакомились…

Марина потом кусала локти, что поддалась детскому искусу поддеть сестрицу, слишком уж кичившуюся своим балканским красавчиком, превратившим ее в сельскую труженицу. Огромный особняк с припаркованным у дома новеньким внедорожником «Иртыш-200» показался настоящим дворцом по сравнению с домом в Високи Планины. А уж когда выяснилось, что муж Марины — имперский князь, Рюрикович, а сама она, соответственно, княгиня… Дед Николая — вице-адмирал, советник императора, внук вхож к царю… Узнала Ольга, что сестра купается в деньгах. Муж, медицинский волхв и в прошлом подполковник, уйдя в запас после войны, работает в больнице, но заодно чарует воду с плазмой крови для государственных аптек Варягии. В день зарабатывает тысячу ефимков, имперских. Перевести в экю — побольше, чем у Ольги в месяц. Живет Марина, словно барыня. Есть няня для детей, кухарка, горничная…