Вчера будет война - Буркатовский Сергей Борисович - Страница 11

• Предыдущая
• 11/78
• Следующая

Сталин еще раз прошелся по комнате, совсем как в виденных еще в той жизни, в детстве, фильмах.

– И последний вопрос, товарищ… дизайнер. Как вы видите свою дальнейшую судьбу?

Слово «последний» резануло по нервам не хуже бензопилы из «Дума», но Андрей постарался ответить спокойно.

– Ну, первый вариант напрашивается сам собой. Это ведь вы сказали – нет человека, нет проблемы. Или я ошибаюсь?

Сталин улыбнулся в усы (нет, все же была в том социалистическом реализме правда жизни, была!) и коротко махнул трубкой – я, не я – продолжай, мол.

– Жить, конечно, хочется, но бояться я уже устал. А если вы мне хоть чуть поверили – так хоть не зря пропаду. Глядишь, не двадцать миллио… – Сталин резким движением руки с трубкой оборвал его. Видно было, что ему неприятно. – Второй вариант – спрятать меня куда-нибудь подальше, типа Железной Маски.

– Людовик (усмешка) четырнадцатый, – уточнил сам себе Сталин с чувством глубокого удовлетворения.

– Немного хлопотно, конечно, но вдруг возникнут вопросы, в которых я могу помочь. Допросили меня, конечно, качественно, – сломанные ребра тут же напомнили о себе ноющей болью, – но что-то ведь обязательно упустили. Камеру найдете. Тем более, что приговор уже имеется, – Андрей криво усмехнулся, пытаясь унять нервную дрожь.

– И наконец? – Сталин явно забавлялся.

«Это даже не кошка, а тигр с мышом», – подумал Андрей.

– И наконец, вы можете меня просто отпустить. Не думаю, что вы с товарищем Берией потеряете меня из виду, но я на сто процентов уверен, что начни я рассказывать мою историю – и в лучшем случае попаду в психушку, а в худшем – прямиком к Лаврентию Павловичу. – Берия поморщился от фамильярности, но Андрею было уже не до тонкостей общения, нервы звенели, вот-вот лопнут. Тем более что совсем уже было покинувшее его ощущение нереальности, выбитое сапогами сержанта Люшкина и безыскусным электрошоком профессора Лучкова, снова кружило голову. Личная встреча с товарищами Берией и Сталиным этому чувству весьма способствовала.

– Честертон, хороший английский писатель, – заметил Сталин, выбивая трубку, – верно заметил, что лучше всего прятать лист в лесу. Но я не понимаю одного. Как вы собираетесь ходить по улице вот… в этом? – И он ткнул трубкой в оскалившуюся харю Железной Девы на черной футболке Андрея.

Когда давешний старлей ГБ сопроводил Андрея из кабинета к ожидающей его «Скорой» и Сталин с Берией остались одни, нарком не выдержал.

– Товарищ Сталин… Я все-таки не понимаю. Почему вы его отпускаете? Ведь он же…

– Не горячись, Лаврентий, – Сталин говорил по-грузински. – Понимаешь… Я всю жизнь был уверен, что делаю правильные дела правильным образом. Сейчас… Сейчас я сомневаюсь. И либо мы с тобой, да и с остальными товарищами что-то делаем не так… Причем не в мелочах, нет…

– Либо?

– Либо эти наши потомки – просто навоз истории. И что мы ни делай, как ни крутись – того дерьма, в которое они по нашему попущению себя загнали, не избежать. И тогда… Тогда все равно мы должны бороться. В конце концов, на них история не кончается.

– И вы хотите…

– Хочу посмотреть, как он выкрутится. Впереди война. Если он забьется под лавку, будет суетиться или вообще наложит на себя руки – это одно. А если поведет себя как подобает мужчине – совершенно другое. Может быть, он и не лучшее, что есть в будущем, но… Других людей у нас с тобой нет. Теперь о секретности. Ты принял меры?

– Жду ваших указаний, товарищ Сталин, – Берия перешел на официальный тон.

– Указаний… Кто еще знает все от и до?

– Четверо моих сотрудников. Сержант госбезопасности Люшкин, старший сержант госбезопасности Торопыгин, лейтенант госбезопасности Прунскас…

– Латыш?

– Литовец. И стенографистка. Карпова Надежда Юрьевна.

– Кто из них применял… специальные методы? Люшкин и Торопыгин?

– Так точно, товарищ Сталин.

– Вот как. Тем лучше. Органы должны избавляться от скомпрометировавших себя сотрудников, верно? Как там говорил Феликс – «Чистые руки»?

– Материалы уже подготовлены для передачи в прокуратуру. Собраны свидетельства осужденных, в основном – командиров Красной Армии. Люди надежные, держались до последнего.

– Это хорошо. Надежные люди нам сейчас нужны особенно. Я полагаю, что в связи с вновь открывшимися обстоятельствами их дела будут пересмотрены, да? А остальные двое?

– Остальные двое вполне надежны.

– Что значит – вполне? Ты отвечаешь за их молчание головой? Или обеспечишь это самое молчание другим способом? Ты пойми – не так страшно то, что он рассказал нам про Германию, как… другое.

– Я приму меры, товарищ Сталин. Прунскас – квалифицированный следователь. Работал по контактам секретаря германского посольства в прошлом году. Ну, вы помните.

Сталин помнил.

– Карпову также считаю надежным сотрудником. Она стенографировала допросы Бухарина и Радека, жена пограничника, живет на казарменном положении, в отдельной комнате. Кроме того, ей скоро рожать, положим в больницу. Проконтролируем.

– Ну что ж… Сам смотри. Тебе я тоже сопли вытирать не собираюсь. Врачи? Инженеры? Технический персонал?

– С врачами просто. Профессор Лучков позавчера умер от сердечного приступа. Сам умер, – уточнил Берия, поймав взгляд Сталина, – дома. Никаких записок касательно…

– «Паука», – подсказал Сталин, – раз живет в паутине – значит, паук.

– Никаких записок касательно «Паука» не оставил. А профессор Водицкий старательно убеждает себя, что столкнулся с классическим случаем шизофрении. Он хороший психиатр, так что убедит. Инженеры и техники, включая Термена, уверены (или тоже убеждают себя), что работают с образцами секретного шпионского оборудования иностранного производства. Они изолированы, им созданы все условия для работы.

– Это хорошо, – заметил Сталин, в который уже раз за вечер раскуривая трубку. – А как ты собираешься преподносить вот это, – он кивнул на папку с материалами, – военным и Политбюро? Они же все прагматики. Не поверят. Это мы с тобой… Два романтика.

– Ну, мы же сообщим им только о нападении, верно? А операцию прикрытия в этой части я начал разрабатывать с самого начала… как только сам ему поверил.

– Покажешь… – вождь рассматривал трубку. Так и есть – мундштук надломился у самой чашки, когда он инстинктивно сжал ее, пытаясь побороть желание немедленно придушить этого странного человека, говорившего такое о его детях.

– Покажешь, – повторил он. – Времени у нас немного, если мы хотим успеть хоть что-то, уже завтра вечером я должен говорить с военными.

Берия с готовностью распахнул портфель, выудив оттуда еще одну картонную папку с шифром «Пастор».

– Хорошо. Это я посмотрю сегодня. Теперь о Бомбе, – Сталин произнес это слово с заглавной буквы. – Ты, надеюсь, понимаешь, что заниматься ею придется тебе? Тем более что один раз ты уже справился. – Берия усмехнулся. – И ракеты тоже на тебе. Тем более что Королев и Глушко уже проходят… по твоему ведомству.

– Понимаю. Я уже пообщался с членами Уранового Комитета – есть такой при Академии Наук. Оказывается, эти умники еще в тридцать девятом запатентовали схему атомной бомбы, почти полностью соответствующей одному из описаний «Паука». Сейчас в главке две сметы прорабатывают – на специальные научные городки под Арзамасом и Новосибирском. Ну там цеха, лаборатории… Полигон в Казахстане… Жилье.

• Предыдущая
• 11/78
• Следующая