Просто Никита: Солдат (СИ) - Бергер Евгений - Страница 1

Молодой парнишка опустил взгляд на яблоко у себя в руках, а затем поднес ко рту, чтобы откусить. У самого рта он замер, нахмурившись, посмотрел на яблоко и свои руки, после чего принялся обтирать о свою поношенную, но достаточно чистую рубаху.

Протерев яблоко, он спокойно его откусил и уставился на рынок, что находился перед его глазами. В стороне ходили лоточники, что громко и протяжно то ли пели, то ли завывали:

— Го-о-оря-а-а-а-ачие пироги!

Чуть в стороне расположилась большая цветная палатка, откуда пахло необычными для парня ароматами. Для обывателей это были обычные специи: перец, кориандр и куркума. Однако для парня это были лишь простые цветные и сильно пахнущие порошки. Почему они стоят так дорого он так и не понял.

Тут же неподалеку находились лотки мясника, местных фермеров и ремесленников. Тут же ходили люди, что громко торговались, ругались и радостно вскидывали руки, заметив дальнего родственника, которого не видели целый год с прошлой ярмарки.

— Меня зовут Никита, — произнес парень, повернув голову вправо. — А фамилия моя — Просто.

Парень проглотил кусок яблока, затем вздохнул и произнес:

— Папа меня называл Ник, а мама «Солнышком». Я любил папу и маму…

Рядом послышалось кряхтение.

— Я родился и вырос в Юнг-Блинде.

Задумывались ли вы над тем, сколько границ существует в мире людей? Где проходит грань между общепринятой нормальностью и откровенной странностью? А я задумывался.

И вы знаете — это тоже самое, что задумываться на тему, чем песочные часы отличаются от солнечного зайчика…

Когда я об этом думал, мама меня обычно трясла за плечо и спрашивала все ли со мной нормально. Она говорила, что я иногда «зависаю». А еще я часто «зависал», когда она приносила молоко от наших коз.

Я люблю молоко.

И пить, и смотреть на него.

Меня часто называли странным, отмороженным, неликвидом, особенным и даже уникальным. Но я же просто старался добиться своей цели вне зависимости от того, что говорят другие.

Папа предупреждал, что не всегда надо делать то, что тебе говорят. Правда, он так и не сказал, как понять, что делать из того, что тебе говорят не нужно.

Папа был очень умным. Я не всегда его понимал.

Моя история начинается в руднике Юнг-Блинд.

Вы, когда-нибудь слышали о таком? Конечно, слышали!

Его ещё называют: «Чёртова плешь», «Оскол мертвеца», «Клоака Империи» и «Жопная боль налоговиков»… У него много названий. Но чаще всего его называют «Та ещё дыра».

Однако на карте в кабинете начальника написано Юнг-Блинд.

Я проверял.

Когда-то это был самый крупный источник золотой руды, который удалось освободить от гоблинов и армии Князя Демонов силами императорской гвардии. Располагался он на севере Империи. Гористая местность с минимумом растительности, всюду скалы и серые камни, изредка облепленные мхом и лишайником.

Так написано в книге «Северные районы империи». На шестьдесят второй странице, в третьем абзаце сверху. Там есть небольшое пятно. Это от моих пальцев. Я как-то ел варенье и испачкал руки, но мне было очень интересно, и я перелистнул страницу.

Папа был недоволен, что я испортил книгу. Почему маленькое пятнышко портит книгу, он так и не рассказал.

Небо у нас было всегда затянуто темно-коричневыми облаками. Отец говорил, что это из-за пыли, которая поднимается из штолен. Иногда он смотрел на них и шептал под нос: «Мы сгинем тут, в коричневой бездне».

Наверное, это была какая-то молитва.

Ему не нравилось в Юнг-Блинде.

А мне в Юнг-Блинд даже очень нравился!

Нравился пыльный спёртый воздух штолен, запах свежесмазанных рельс для вагонеток. Нравились дожди, из-за которых местные кошки и собаки лысели. И конечно же, мне очень нравилась заботливая старая кухарка глухая на правое ухо. Она давала куриный бульон по средам. А я люблю куриный бульон.

Над ней иногда шутили, кричали ей в левое ухо: «БУЛЬОН!». И она всегда выдавала дополнительную порцию наваристого куриного супа.

Мне немного стыдно, но я тоже так шутил. Правда, никогда не смеялся.

Просто я очень люблю бульон.

Юнг-Блинд по-своему прекрасен. Я здесь родился и вырос. Получил образование, ведь мама всегда говорила: «Ник! Когда-нибудь ты окажешься в приличном обществе! Ты должен уметь себя прилично вести. Помимо этого, ты должен понимать, о чем говорят люди, чтобы не выглядеть идиотом!»

Прилично себя вести меня учила мама. Дома мы часто устраивали «приличный ужин». Мама надевала единственное платье, отец брился, и мы ели за столом в нашем доме. В такие дни мама выкладывала не только ложки, но и старые серебряные вилки и тупые ножи.

В такой день кушать без платка на коленях было нельзя.

Мне нравились такие дни. Не знаю, что такое вести себя прилично, но мама тогда улыбалась. А папа сидел с прямой спиной и тоже улыбался, когда смотрел на маму.

Еще были другие дни.

Папа их называл «Потуги попугая стать вороном».

Ворон я видел. Они были коричневыми и всегда норовили украсть твою пайку, когда ты не видишь. Кстати, снаружи они черные, а внутри красные. Если метко кинуть камень, то с них слетает коричневая пыль. Под ней черные перья. А если попасть очень хорошо, то окажется, что внутри они такие же красные, как люди.

Я видел какие внутри люди.

На руднике такое бывало. Когда балки и перекрытия ломались, после чего потолок падал на людей.

Про попугаев отец мне рассказывал.

Это такие птицы ярких цветов. Они бывают зелеными и синими, иногда желтыми. Папа говорил, что они умеют повторять за человеком слова.

Я их никогда не видел, но мне кажется, что они очень красивые. Зачем им становиться воронами — я не понял. Вороны жадные и хитрые. А еще коричневые.

В такие дни папа отводил меня в дом, усаживал и учил читать и писать. У меня плохо получалось и папа очень злился. Он говорил много странных слов. Но я очень старательный.

Я умею писать, читать и считать до ста. Может быть и дальше, но я не проверял. А еще я умею складывать и делить.

Отец был хорош в магии, но её на руднике, почему-то запрещали. Иногда он показывал мне фокусы, пока никто не видит. Мог зажечь фигурку танцовщицы из чистого пламени прямо у себя на ладони. А иногда поджигал самокрутки большим пальцем. Мама такого не одобряла, поэтому папа часто говорил «АЙ!», когда у мамы в руках была кастрюля.

Иногда меня посещали странные мысли. Этакое праздное любопытство, а что же там за высоким забором с колючей проволокой, который так усердно стерегли стражники с большими винтовками? Я точно знал, что там есть попугаи. А еще ослы. Это такие маленькие несуразные лошади с длинными ушами. Папа мне рассказывал, кто это такие. Начальник часто меня так называл, хотя уши у меня обычные.

А ещё мне было интересно есть ли люди, кроме пыльных работяг, опальных аристократов и суровых стражников, которые обожали ругаться и кричать? Как они одеваются? Какую форму им выдают? Существуют ли не облысевшие от зелёного дождя животные?

Но отец всегда говорил, что придёт время, и я обязательно об этом узнаю.

Но годы шли. А время всё не приходило.

Я жил, работал в штольне и изучал различные науки, тайком от всех практиковался в магии ровно до того момента, когда за этим делом меня не застукала матушка.

Я понял, почему папа говорил «Ай!».

Мама почему-то не любит магию.

Я столько новых слов узнал, пока огребал кастрюлей. Правда, отец строго-настрого запретил мне их произносить на людях. Сказал, что это «маты». Что-то, типа древних проклятий, которые могут серьёзно навредить.

Отец плохого не посоветует, поэтому я решил прислушаться.

Помню… как-то раз к нам приехал человек. Одет он был красиво! Тёмно-синий мундир с кучей золотых блестяшек. Но меня больше заинтересовала его паровая машина. Незнакомец почти целый час общался с отцом, тряс зелеными бумажками, ругался, пытался выкупить «Гархель» — массивный кусок драконьего золота, который был нашей семейной реликвией. Но отец ему отказал. В итоге, таинственный незнакомец уехал в крайне расстроенных чувствах.