"Фантастика 2024-10". Компиляция. Книги 1-18 (СИ) - Фомин Олег Геннадьевич - Страница 46

Скелетов до жути много, раскапываются, лезут и лезут, твердый вроде бы камень разрыхляется в блестящее зерно. Безоружные и хрупкие, упрямо побеждают числом. Каждого великана облепляют по десять костяных каркасов, жертвы похожи на гигантские шары белых веток.

Эгорд зажимает меч крепче, но тот все равно дрожит. На расстоянии удара качается в диких попытках освободиться Милита.

«Бей, друг!» – врывается в голову мысль Ударага.

Воин-маг колеблется, понимает, что надо, но... между ним и взбешенной нежитью пылает воспоминание: девушка в платье, с ромашковым веночком, плывет в высокой траве, улыбка милая, щемящая... Младшая сестренка... Где же ты?

Эгорд не может решиться...

«Друг, ты должен! Она уже не та, кого ты вспоми...» – мысль обрывается.

Нежить ухитрилась извернуться лицом к Ударагу, пасть голодно раскрылась.

Кожа саффла мгновенно теряет влажный блеск, трескается от глубоких морщин, плоть худеет. Милита с ревом втягивает жизненную силу Ударага, тот в черном облаке, засыхает как росток, брошенный в угли, немертвая ломает остатки щупалец.

– Нет!!!

Эгорд вонзает меч в спину Милиты.

Нежить резко разворачивается, Эгорда сносит удар кулака в лицо.

Милита вынимает меч из тела, отбрасывает, краешек сапога поддевает лук, оружие возвращается в руку. Силуэт изящной походкой приближается.

– Не надо было тебя спасать, – шипит Милита.

Бросается как пантера – на четырех лапах, щеки дрожат рычанием.

Эгорд кидает себя навстречу, пальцы впиваются в черную рану живота. Трескучая сеть льда расползается по Милите медленно, но неотступно. Напротив лица Эгорда – страшная пасть, клыки. Пронизывает ужас, чувствуется, как из тела что-то утекает...

Уже видны первые черные пылинки, отрываются от кожи Эгорда, летят в ужасно широкий рот, съедает пустота.

Миг – и перед глазами ледяная статуя.

Скелеты разваливаются, по дну грохот падающих в кучи костей.

Боевой гул стихает, полудемоны оглядываются в поисках угрозы, но не находят... Выпрямляются, опускают оружие, взгляды подозрительные, не ждали, что все кончится так внезапно, ищут подвох... Пухлые пылевые скалы неохотно оседают. У многих смыкаются веки, истерзанные воины лечатся тишиной...

Эгорд отнимает руку от ледяного живота. Изваяние Милиты поддается легкому качению, заваливается набок...

Из лабиринта огромных тел выметается Тиморис.

– Эгорд, что тут... ох, Ямор меня...

Сумасшедший взгляд переводится то на осколки Милиты, то на высохшую труху Ударага.

Воин-маг беспомощно собирает ледяные кусочки в воображении, пытается узнать в них прежнюю Милиту: в белом, как облако, платье, танцующую с Витором на холме, где они познакомились...

К Ударагу подплывают рыбки, медузы, скаты, крошечные акулы... Их меньше, чем Эгорд помнит: кто-то разделил участь хозяина. Существа топчутся, вьются, робко пытаются залезть домой, в ноги, щупальца, веера, но те рассыпаются как сухие листья. Вроде бы тихо, но Эгорд каким-то окраинным нервом слышит их страдания, будто далеко воют собаки. Маленькие создания ложатся рядом, жмутся к останкам Ударага как можно теснее, но в то же время осторожно... Почему-то становится ясно: больше не встанут. Когда хозяин умирает, верный пес опускается рядом и от горя умирает следом.

Эгорд оседает на колени, меч как палочка старца.

Подходят саффлы: один, другой... Неспешно, но все до единого, Удараг исчезает за синей стеной. Затягивается вой, тихий, вкрадчивый, но плавно и неуклонно нарастает, затем на убыль, казалось бы, все, но вот опять наливается печальной мелодией, сильнее... Саффлы оплакивают отца.

Дно заполняется надрывным хором, так обычно поют жрецы света в храмах, хотя нет, не так, иначе бы Эгорд не рыдал. Дрожит, забившись калачом между двумя трупами, песок и кровь липнут к мокрым щекам.

Мутное беспамятство расступается: обнаруживает, что Тиморис ведет его сквозь пассивную толпу.

– Да-а, грустная вышла победа, – вздыхает воин.

Демоны, как прежде, безвольно торчат красными столбами, когти почесывают в затылках, ждут не зная чего. Полукровки, похожие на старых вояк, занимаются важными и не очень делами: чистят доспехи, перевязывают раненых, что-то перетаскивают туда-сюда, многие сидят компаниями, играют во что-то золотыми монетами, даже умудрились развести костры. Больше всего работы у крылатых: освобождают жрецов, по дну барабанит железный дождь – падают оковы. Летуны курсируют с небес на землю и обратно, опускают прямые белые фигуры.

Тиморис приводит Эгорда в одинокий зал с порталом, усаживает на черный круг плиты, садится рядом.

– На, хлебни.

Впихивает в руки воина-мага что-то овальное, прохладное.

Эгорд запоздало смотрит: фляжка с водой. Облизывает потрескавшиеся губы, но пить не хочется.

– Давай-давай, не ломайся.

Тиморис, как нянька, подносит горлышко булыжника ко рту Эгорда, опрокидывает.

Язык обжигает жидкая свежесть, насквозь пропитывает шею ледяной жизнью, дыхание прочищается, будто кто-то выбил закупоренный вход пещеры легким ударом.

Пальцы остервеневши выхватывают фляжку, Эгорд глотает как зверюга в знойной пустыне, попробуй отбери – порвет и разбросает. Под кадыком жадно булькает, подбородок в ручейках, разум яростно избавляется от заболоченности, линии зала четкие как на схеме.

– Эй, оставь мне, верблюд облезлый! – смеется Тиморис, отнимает имущество.

Эгорд дышит шумно, стены отражают звук, превращают в рокот морских волн. Телу легче, но на сердце угнетающе знакомая тяжесть. Вроде бы победа, остановили наступление демонов, спасли – подумать только! – мир, надо плясать от счастья, гулять с Тиморисом по тавернам, но... кажется, Тиморису придется гулять за двоих.

В жизни было немало битв, они с Витором одержали не одну победу, многие можно назвать великими. Эгорду известно чувство победы – невероятное чувство! Крылатое, пьянящее... А здесь – нет. На душе тот же груз, пасмурное небо, когда Эгорд едва очнулся после гибели Витора и Милиты, разбил в подвале стену, одел стальную чешую, взял меч. Когда решил убить Зараха.

Гнев все еще внутри. Потому что Зарах не убит. А значит – победы нет.

Для Тимориса, для изнывавших в рабстве жрецов и полудемонов – да, есть, и заслуженная, а для Эгорда – нет. И не будет, пока Зарах дышит. Можно смириться с этим тягостным ощущением, отстроить дом, завести семью, носить на шее камень всю жизнь, наращивая горб, ночами просыпаться от кошмаров, глушить слезы вином, блевать на пирушках с такими же ветеранами, травить из воспоминаний байки...

Эгорд выметается из зала.

– Ты куда?

Тиморис за ним, спотыкается.

Треть жрецов уже на свободе, белые мантии плавают между суровыми тушами полудемонов.

Эгорд с судорожной надеждой оглядывает лицо за лицом.

– Кто-нибудь знает, можно ли снова открыть портал, где скрылся Зарах?

Воина-мага разворачивает к себе Тиморис.

– Погоди, сундук с безумными идеями. Ты чего удумал?

– Так надо.

– Собрался в царство демонов? – с улыбкой недоверия спрашивает Тиморис. – Нет, я люблю шутки, но...

– Ты остаешься, – отрезает Эгорд. – Не обсуждается.

– Вот простая душа, а! – Тиморис всплескивает руками. – Разумеется, остаюсь! Я же не сумасшедший... Эгорд, я за тобой в любое пекло. Но... в этом мире. ТУДА не пойду, даже если тысяча бесов пошлет во главе с Ямором.

– Тем лучше.

Эгорд опускает руку на плечо друга.

– Тиморис, мне это нужно. Как объяснить... Ну, вот тебе не живется без красивых девушек, а мне точно так же... без Зараха. Только я в него хочу засунуть не это, а что-нибудь стальное и острое.

Тиморис мнется, соображает, что сказать, но лишь вздыхает, печально улыбается.

– Да он у меня тоже... вполне себе железный, подружки расскажут, я тебя с такими познакомлю!

– Обязательно расскажут, – усмехается Эгорд.

Тиморис опять вздыхает. Не верит, бедняга, что Эгорд доживет до рассказов.