Девчонки в погоне за модой - Уилсон Жаклин - Страница 3

• Предыдущая
• 3/33
• Следующая

Я смотрю, как Надин становится перед фотокамерой. Я как будто вижу перед собой совершенно незнакомую девочку. Я всегда знала, что Магда чертовски привлекательна. Она и в одиннадцать лет выглядела потрясно, в тот день, когда я впервые села рядом с ней за парту в школе. Но Надин я знаю практически всю жизнь. Она мне скорее как сестра, чем подружка. Я никогда по-настоящему не смотрела на нее.

А сейчас смотрю. Она стоит скованно, без улыбки, совсем не так уверенно, как Магда. Ее нельзя назвать хорошенькой. Но я вижу: девушки в розовом всерьез заинтересовались ею, и фотограф делает несколько снимков, причем просит ее поворачиваться в разные стороны.

Ее длинные волосы кажутся такими черными и блестящими, кожа — такой бледной, как будто неземной. И сама она такая высокая, с гибкой шеей и красивыми руками, и длинными-длинными ногами. И такая худая. Худая, как фотомодель.

— Ты следующая. Имя? — Розовая футболка сует планшетку мне под нос.

— Что? Нет! Я не буду, — заикаюсь я, пытаясь протолкаться назад через толпу.

— Осторожнее!

— Кончай толкаться!

— Да что с ней такое?

— Она что, тоже лезет в фотомодели? Такая жирная!

Такая жирная, такая жирная, такая жирная.

Такая Ж-И-Р-Н-А-Я!

Я бегу к выходу из торгового центра. Я хочу убежать от самой себя. Девчонки вокруг, все как одна, хорошенькие, стройненькие, хоть сейчас на подиум. А я переваливаюсь где-то на уровне их изящной талии, пухлая, жирная уродина.

— Элли! Постой! Ты куда?

— Подожди нас!

Магда и Надин гонятся за мной. Я не могу от них скрыться. В глазах у меня стоят слезы. О боже! Я моргаю и моргаю без конца.

— Элли, что случилось? — спрашивает Магда, поймав меня за руку.

— Ты плачешь? — спрашивает Надин, обнимая меня за плечи.

— Нет, конечно. Просто захотелось на воздух. Там так жарко в толпе. Мне стало нехорошо. Затошнило. И сейчас тошнит.

Магда пятится назад, оберегая чистоту своего новенького мехового жакета.

— Пошли в туалет, — говорит Надин. — Мы принесем тебе водички.

— Ты не побледнела, — говорит Магда. — Даже наоборот. Жалко, ты пропустила свою очередь фотографироваться.

— Можно пойти еще раз встать в очередь, — говорит Надин.

— Нет уж, спасибо! — говорю я. — Я не собиралась фотографироваться. Я не думала, что у них такой дебильный конкурс. Я хочу сказать, кому это нужно — быть фотомоделью? — Голос у меня срывается. Вряд ли я их убедила.

— О да, это так тяжело! — говорит Магда. — Только подумать: деньги, слава, путешествия, суперские наряды… ужас просто! Господи, Элли, какие глупости ты говоришь.

— Отстань от нее, Магда, ей нехорошо, — говорит Надин. — Да и вообще, у нас на самом деле нет никаких шансов. Там пробовались такие классные девчонки.

— Ага, я думаю, половина из них уже давно снимаются полупрофессионально, так что все это нечестно, — говорит Магда.

Они бесконечно треплются все об одном и том же. В туалете, зайдя в кабинку, я прислушиваюсь изо всех сил. Они шепчутся обо мне? Поднимают брови и качают головой: бедненькая толстушка Элли? Щиплет глаза. Слезы сбегают по щекам, приходится снять очки и вытереть лицо туалетной бумагой. Я не хочу выходить, не хочу снова видеть их. Никого никогда больше не хочу видеть.

Вот возьму и стану затворницей, устрою себе келью в кабинке. Тут можно расположиться вполне уютно, если бы у меня с собой был спальный мешок, альбом для рисования и стопка книг. В Средние века молодые девушки от тяжелых переживаний затворялись в монастырях, и никого это не удивляло. В наши дни, может быть, поначалу пресса поднимет шум: "ЗАБАСТОВКА В ЖЕНСКОМ ТУАЛЕТЕ!" "ШКОЛЬНИЦА ЭЛЛИ ТРЕТИЙ ДЕНЬ ПОДРЯД НЕ СЛЕЗАЕТ С УНИТАЗА!" Но в конце концов люди привыкнут к тому, что крайняя кабинка справа в женском туалете торгового центра «Флауэрфилдз» постоянно занята.

— Элли, ты в норме?

— Чем ты там занимаешься?

Приходится выходить. Я пытаюсь болтать, как будто у меня все в полном порядке. Разглядываю прилавки, подыскивая рождественские подарки. Все бесполезно. Я ничего не могу выбрать. Можно купить Магде красные трусики, а Надин — черные, крошечные воздушные лоскутки маленького размера. На меня они не налезут. У меня не средний размер. Скоро будет даже не большой. Будет экстрабольшой размер. Размер "Элли-слоник".

Я вижу свое отражение в окнах и зеркалах. Я как будто становлюсь короче и толще с каждой секундой. Магда затаскивает нас в лавочку "Все внатяжку" — новый магазинчик ультрамодной одежды, только что открывшийся в торговом центре. Вот мучение! Меня окружают миниатюрные наряды: юбочки, которые мне и на ногу не налезут, топики, которые мне пришлось бы носить вместо браслета. Продавцы таращат на нас глаза: девушка весом тридцать восемь килограммов, в черном, с коротко стриженными белыми волосами и с сережками в носу и в пупке, и стройный черноволосый парень с бриллиантовой заклепкой в ухе, в тесной белой футболке, подчеркивающей линии смуглого тела.

— Пойдем, — тяну я.

Но Магда рассматривает парня и к тому же хочет все перемерить. Надин с завистью разглядывает одежду, она счастлива хотя бы находиться здесь. А мне приходится их ждать, чувствуя себя точно морская свинка в одной клетке с хорьком.

— А ты не хочешь что-нибудь примерить? — спрашивает девушка с белыми волосами.

Она произносит эти слова и при этом ехидно улыбается. Как будто хочет подчеркнуть, что во всем магазине не найдется для меня подходящей вещи.

— Эй, Надин, Магда, — шиплю я через занавеску примерочной. — Я пошла домой, о'кей?

— Что? Ох, Элли, не скандаль, — говорит Магда. — Мы только на минуточку. Спроси, пожалуйста, того парня, есть у них такие же джинсы другого размера?

— Сама спроси. Мне правда нужно идти.

— Тебя опять тошнит, Элли? — спрашивает Надин.

— Да. Я хочу домой.

— Ну, подожди чуть-чуть, мы тебя проводим, — говорит Надин.

— Я не могу ждать. — И я убегаю.

Они еще не успели переодеться и не могут гнаться за мной в одном нижнем белье. Я мчусь через торговый центр. Где-то наверху до сих пор мелькают фотовспышки, очередь стала еще больше, а вокруг — девчонки, и все они намного выше меня, намного красивее меня, намного, намного, намного стройнее, чем я.

Мне по-настоящему нехорошо. И на воздухе не делается лучше. Автобус так трясет, что мне приходится сойти за несколько остановок до дома. Я иду пешком, зевая от дурноты. Вдруг вижу свое отражение в окне какой-то машины. Девочка — зевающий гиппопотам.

Слава богу, дома никого нет. Папа повел Моголя на плавание. Анна уехала в Лондон — у нее ланч с какой-то старой школьной подружкой. Я поднимаюсь прямо к себе и бросаюсь на постель. Пружины стонут под моим немалым весом. Я сдергиваю с себя очки и зарываюсь лицом в подушку, приготовляясь нареветься всласть. Уже несколько часов я боролась со слезами, и вот теперь наконец можно поплакать на просторе, а слезы не идут. Только раздается какой-то дурацкий скулеж, он звучит так глупо, что я тут же умолкаю.

Переворачиваюсь на спину, ощупываю себя руками. Мои руки то взбираются на горные вершины, то спускаются в долины. Я злобно щиплю себя за талию, проверяя, получится ли ухватить целую горсть жира, но одежда мне мешает. Я стягиваю свитер через голову. С трудом сажусь на постели. Снимаю с себя все остальное. Я вижу свое отражение в зеркале платяного шкафа, но оно кажется мне просто размытым розовым пятном. Я надеваю очки.

Как будто в первый раз смотрю на собственное тело. Рассматриваю круглое лицо с пухлыми детскими щеками и двойным подбородком, рассматриваю бюст в виде двух воздушных шариков, рассматриваю дряблую талию, рассматриваю мягкий отвисший живот, рассматриваю необъятный зад, рассматриваю массивные ляжки, рассматриваю руки-подушки и округлые локти, рассматриваю коленки с ямочками и толстые лодыжки.

• Предыдущая
• 3/33
• Следующая