Опьяненная страстью - Смарт Мишель - Страница 4

От холода внутри ледяного дома воздух в легких Константиноса словно застыл. Он знал, что внутри иглу теплее, чем снаружи, – температура здесь не опускалась ниже минус пяти, – но погружение в белоснежную среду сыграло злую шутку с его разумом. Звенящая тишина вытеснила из головы все мысли и желания, кроме желания смотреть на Лену – вглядываться в глаза, любоваться ее красотой, внимать ее голосу. Чтобы не выдать себя, Кон глубже натянул капюшон и не сводил глаз с гигантского купола иглу.

Он хотел немедленно уйти, когда экскурсия по этому холодильнику закончилась, разбудить пилота и вылететь в свой отель на юге Испании, где сейчас стояла приятная погода, переночевать там, а затем, как и планировалось, вылететь в Австралию, чтобы заняться неотложными делами в Южном полушарии до наступления Рождества. А проверку в ледяном отеле проведет Никос, когда выздоровеет.

Однако досрочный отъезд из Швеции – признак поражения не только из-за холода, но и из-за Лены. Он не должен спасаться бегством из собственного отеля из-за того, что в присутствии генерального менеджера не владеет собой.

Она красива. Константинос заметил это сразу, еще при первой встрече, однако до того проклятого ужина Лена была просто очередной привлекательной сотрудницей.

Эти странные чувства, от которых его бросает то в жар, то в холод, были вызваны исключительно тем, что в ту ночь он потерял бдительность. Он не оказался бы в подобной ситуации, если бы не был так чертовски глуп, что переспал с ней.

Стиснув зубы, Константинос вдохнул холодный воздух и заставил себя вернуться к делу – инспектированию ледяного отеля.

От огромного главного купола отходили лабиринты обледенелых туннелей, которые вели к номерам, и они направились в ближайший. Тоннели оказались выше, чем он помнил, а стены – толще.

Номера, которые они осмотрели, были разными и, следовательно, уникальными, в большинстве из них не было ничего, кроме большой ледяной кровати с толстым матрасом, на котором лежала шкура северного оленя.

– Ты здесь ночевала? – спросил Кон, когда они спустились еще по нескольким ледяным ступеням и оказались в комнате, вырезанной в виде лесной опушки с соснами и северными оленями, а кровать будто поднималась над лесной подстилкой.

Обслуживающему персоналу рекомендовали спать в отеле перед приемом гостей, чтобы знать обо все нюансах.

– Один раз. В первую зиму.

– И?

– У меня здесь развивается клаустрофобия. Я не горю желанием снова заночевать здесь.

Удивленный, Кон посмотрел на нее, требуя объяснений.

Лена покачала головой:

– Когда выключаешь свет, здесь становится жутко.

– В это время года всегда темно, – заметил Кон, – темно и холодно.

– Не так, как здесь. Это совершенно другое. Здесь стены такие толстые, что сквозь них не проникает ни свет, ни звук. Прислушайся, абсолютная тишина. Снаружи всегда есть хоть какой-то свет – от луны, звезд или, если повезет, от северного сияния, но здесь… – Лена потерла руки и поежилась. – Как в гробу.

– Ни в коем случае не говори об этом гостям, – резко сказал Кон.

– Я и не собиралась, – заметила Лена, обиженная его тоном. – Почти всем гостям понравилось ночевать в иглу. К тому же мы предупреждаем, что пребывание в иглу не подходит для гостей, страдающих клаустрофобией. Те, кому не нравится замкнутое пространство, ночуют в домиках.

– Так почему же ты осталась здесь, если страдаешь клаустрофобией?

– До той ночи я об этом не знала.

Лежа в кромешной тьме, Лена обнаружила, что ее отбросило назад, в ту ужасную ночь, когда они с сестрой оказались запертыми в темноте, и она молилась о том, чтобы Хайди проснулась, о том, чтобы им скорее помогли.

Кон еще мгновение разглядывал ее, затем указал на обитую мехом ледяную дверь.

– Я уже насмотрелся на комнаты. Вернемся в бар.

У Лены было отчетливое ощущение, что признание в клаустрофобии разозлило его. Разумеется, он-то вообще ничего не боится…

Создатель бара в этом году превзошел самого себя. Мастерство исполнения было невероятным, а находки оформителей поражали воображение. Они будто сидели в шикарном винном баре где-нибудь в Сохо, за исключением одного – все здесь было сделано из льда. Настоящими в баре были только меховые накидки на скамьях и табуретах и напитки, которые здесь подавали.

Лена наблюдала, как Константинос изучает рюмку, сделанную изо льда, с неподдельным восхищением на лице.

– Выпьешь? – Он удивил ее вопросом.

Она покачала головой.

Константинос наполнил рюмку густой и тягучей от мороза водкой. Он картинно моргнул, когда напиток скользнул в горло, затем завинтил крышку на бутылке.

– Мне как-то прохладно. Давай вернемся в дом.

Даже после рюмки водки ему не удалось преодолеть скованность. Из-за Лены, из-за него самого или из-за них обоих, – он не мог сказать. Ему не нравилось наблюдать за ее неуверенными движениями в иглу и за тем, как она касалась стен при каждом шаге, – Лена двигалась так, будто лед под ногами пугал ее, что невозможно, ведь она была профессионалом в этом деле. В ее движениях была какая-то уязвимость, которую он прежде не замечал, – его так и подмывало взять ее под руку и поддержать. А когда Лена описала свой опыт ночевки в иглу, он испытал неподдельный страх – в его сознании возник образ девушки, лежащей в гробу…

Ему следовало выбрать поездку на снегоходе – так они бы уже вернулись в главный коттедж, и воспоминания о ночи, которую они провели вместе, затерялись бы на фоне новых впечатлений.

– Как тебе на новой должности? – резко спросил он.

– Хорошо, спасибо.

– А как насчет нагрузки? Не сильно напрягает? – Ему не следует надеяться, что мисс Вейр признается, мол, слишком тяжело, и тут же уволится.

– Нет, ничего такого, чего бы я не ожидала, когда подавала заявку на эту должность, – ответила Лена.

– А ответственность? От дежурного менеджера до генерального – большой шаг, это большая ответственность.

– Так и есть, – согласилась Лена, – но у меня отличная команда. Каждый старается изо всех сил. – Может, что-то беспокоит или, по твоему мнению, требует моего внимания?

– Со времени моего последнего еженедельного отчета ничего не изменилось.

Остановившись, чтобы стряхнуть налипший на ботинки снег, Константинос спросил:

– Ты ничего от меня не скрываешь?

В ее глазах на мгновение отразился неподдельный страх. Лена быстро покачала головой и так же быстро ответила:

– Я сообщаю обо всем, что требует отчета.

Прищурившись, Константинос задумался: румянец на ее щеках – симптом простуды или она только что солгала? Похоже, Лена действительно что-то скрывает. Судя по ее реакции, что-то серьезное…

Они вошли внутрь. Константинос снял шапку, расстегнул молнию на комбинезоне и в последний раз взглянул на раскрасневшееся лицо спутницы.

– Полагаю, твоя смена закончилась. Не закрывай кабинет. Я хотел бы поговорить с некоторыми сотрудниками.

В темно-карих глазах снова отразился страх.

– Обо мне?

Кон натянуто улыбнулся:

– Кажется, все в порядке, но я ничего не принимаю на веру. Я позвоню, если мне понадобятся твои разъяснения. Приятного вечера.

Глубоко за полночь, раздеваясь в уединении бревенчатой хижины, Константинос не был уверен, испытал ли облегчение или разочарование от того, что существенных нарушений обнаружено не было. Он был даже слегка раздосадован, что Лена Вейр – образцовый менеджер. Все сотрудники относились к ней лояльно, с уважением, а некоторые даже с обожанием.

Со стаканом скотча в руке он забрался в ванну и попытался мысленно не прокладывать маршрут до коттеджа генерального менеджера, где поселилась Лена, получив должность. Сделав большой глоток, он откинул голову, закрыл глаза и попытался выдохнуть – в груди теснило, мышцы спины сковало от напряжения.

Ему следовало принять предложение той женщины из Калифорнии на прошлой неделе. Константинос посетил конференцию по инвестициям в Сан-Франциско и сразу заметил, что эффектная блондинка положила на него глаз. Если бы он принял ее предложение выпить по стаканчику в ее номере, ему удалось бы избавиться от напряжения. Пять месяцев воздержания вредны для здоровья. Он никогда раньше так долго не обходился без секса и, без сомнений, только поэтому продолжал думать о Лене, последней женщине, с которой он был.