Криминальный гардероб. Особенности девиантного костюма - Коллектив авторов - Страница 36

Филип: Надо же.

Клара: Я чувствовала себя сильной, и особенно во время прайд-парада в 2005 году… На мне был корсет, перчатки и туфли на высоком каблуке, и я была так офигенно счастлива. И я почувствовала себя собой. Это все фейк, это все пластик, это я.

В нарративе Клары искусственная и биологическая материи не различаются; «фейк» и «пластик» определяют ее тело так же, как биология, и даже в большей степени, поскольку культурные артефакты, в ее понимании, разрушают связь между природой и воображаемой феминной аутентичностью. Она отождествляет себя с искусственными объектами (корсет, высокие каблуки); с их помощью она осмысляет природу тела как постоянно меняющуюся и использует перформативные возможности телесных материй. Тело рассматривается как процесс, в котором взаимодействие артефактов и феноменов конструирует смысл и контекст. Такая оптика подразумевает открытое сопротивление гетеронормативным дискурсам; особенно это заметно, когда Клара говорит об отказе от менструальной крови в пользу объектов, определяемых как «фейковые». Она не отрицает, что кровь тесно связана с феминностью, однако феминность, с которой она идентифицирует себя, иная; синтетический материал освобождает ее от бремени биологической природы. В понимании Клары не существует единственно возможной версии феминности; их несколько, и ни одна не стабильна и не постоянна. Акцент на внешних объектах — способ визуализировать это представление; сосредоточив внимание на вещах, пребывающих вне тела, и инкорпорируя их, Клара демонстрирует подвижность категории пола, достигаемую посредством телесной и материальной перформативности.

Вещи, о которых упоминает Клара («корсет, перчатки и высокие каблуки»), в нашей культуре часто фетишизируются. Силу фетишизированного объекта невозможно понять в рамках обычной причинно-следственной логики; она волшебная или магическая, она создает разрыв между реальным объектом (его формой, материалом и размером) и приписываемыми ему смыслами.

Философ Б. Латур критиковал традиционное представление о фетишизированных объектах, утверждая, что жесткое разделение реальности и фетиша вводит в заблуждение. Вместо того чтобы усматривать в объекте две разные категории («факт» и «фетиш»), мы должны рассматривать его как единство («фактиш»), образуемое слиянием объекта и присущей ему ценности[309]. Анализируя случай Клары сквозь призму этой оптики, можно лучше понять, как устроена ее фетишизированная феминность и как осуществляются ее телесные практики. Агентность Клары не ограничивается исключительно биологическим телом; вместо этого ее феминность конституируется ценностями, присущими атрибутам, которые она использует и носит. Ценности, приписываемые корсету, перчаткам и высоким каблукам, взаимодействуют друг с другом, их характеристики в совокупности создают представление Клары о том, что значит быть женщиной. Клара — это не женщина, которая носит высокие каблуки, корсет и перчатки; она становится женщиной благодаря взаимодействию этих объектов и причудливому стилю, который они организуют. Этот тип мышления также соответствует батлерианской идее о перформативном теле, собранном из разных вещей и конструируемых с их помощью[310].

Ценности объектов определяются исходя из того, в каком контексте пребывает Клара и кто находится в непосредственной близости от нее. Когда она воплощает собой некую версию феминности и использует для этого одни и те же предметы, к ней относятся совершенно по-разному в зависимости от ее окружения. Напавшие мужчины не разделяли ее социальных и культурных убеждений и поэтому резко реагировали на ценности, ассоциируемые с ее вещами. Значение этих вещей для них столь же очевидно, как и для участников прайд-парада.

В языке Клары, в описании ее версии феминности просматривается политическая интенция, которая, конечно, проявляется в участии девушки в прайд-параде. Его контекст важен для ощущения свободы, о котором она говорит; нападают на нее, однако, на той же самой улице. Не само место, а способ его использования, превращение его в квир-пространство, позволяет Кларе реализовать синтетическую версию феминности. Само по себе пространство, таким образом, нельзя рассматривать как гетеронормативное или квирное: его смысл зависит от того, какие действия осуществляются в данном конкретном месте и в определенное время. Действия преображают пространство, а пространство способствует действию.

Как уже говорилось, квир-эстетика не ассоциирована с одним конкретным стилем (например, с бурлескным образом Клары), а определяется политической интенцией, предполагающей противостояние нормативным гендерным дискурсам. Это становится возможным, поскольку квир-эстетика тесно связана с проблемами власти и сопротивления; образы, политика и теория — составляющие широко понимаемой квир-практики:

Если мы хотим совершить антисоциальный поворот в квир-теории, мы должны быть готовы покинуть зону комфорта политического обмена, чтобы усвоить подлинную политическую негативность, ту, что обязуется, на этот раз, не оправдывать ожиданий, создавать беспорядок, слать подальше, быть громкой, неуправляемой, невежливой, провоцировать негодование, давать отпор, говорить во всеуслышание, разрушать, подрывать, шокировать и уничтожать…[311]

Квир по определению ассоциируется с непокорностью и проблематичностью, что тесно связывает его с практикой подрыва власти. Но чтобы негодовать и подвергать сомнению мощные дискурсы, нужен сильный голос, превращающий термины власти и сопротивления из оппозиций в предпосылки. Клара нарушает неписаные кодексы поведения, но мужчины, в свою очередь, нарушают закон; таким образом, поведение Клары оказывается легитимным, а мужчины превращаются в преступников. Так работает серая зона: хотя и мужчины, и Клара нарушают социальные нормы, только мужчины нарушают закон. Клара хорошо знает, что некоторых раздражает ее внешний вид, и тем не менее продолжает одеваться, как ей нравится; в поисках компромисса она меняет не наряд, а маршруты передвижения по городу. Таким образом, она в некотором смысле оказывается ограничена, но в то же время может не поступаться принципами.

Макоде — известный артист и хозяин клуба в Стокгольме, часто устраивающий необычные мероприятия. Однажды зимним вечером он возвращается домой с вечеринки, одетый в узкие джинсы и расшитую блестками куртку, его длинные дреды искусно уложены на макушке. Неожиданно он слышит, как кто-то выкрикивает непристойности на улице у него за спиной. Почти добравшись до двери дома, он наконец оборачивается и видит стремительно приближающегося человека. Макоде быстро заходит в подъезд, но мужчина, к которому внезапно присоединяется еще один, ранее не замеченный Макоде, очевидно, знает код и следует за ним. Стараясь не терять ни секунды, Макоде едва успевает открыть и захлопнуть за собой дверь в квартиру; мужчины пытаются ее выломать, выкрикивая гомофобные оскорбления и угрозы.

После этой ночи Макоде больше не чувствует себя в безопасности ни в своем костюме, ни в своей квартире. Одежда, которую он носил каждый день, превращается в проблему. Возможно, именно его бросающийся в глаза внешний облик спровоцировал нападавших? Макоде впервые стал жертвой преступления на почве ненависти и был сбит с толку; как понять, не слишком ли узкие джинсы он носит и достаточно ли консервативна его рубашка? Некоторое время после нападения он пытается замаскировать свою гомосексуальность, носит не слишком яркую одежду, избегает посещения квир-заведений. Поскольку на него напали прямо возле дома, это место тоже кажется ему небезопасным, и он обращается к арендодателю с просьбой о переселении.

Объектом нападения был сам Макоде, и инцидент произошел в многоквартирном доме, где он живет; таким образом, проблему представляют его тело и его дом: две вещи, которые лежат в основе всей его деятельности и опыта городской жизни. После нападения они, в некотором смысле, сливаются в единое целое: Макоде пытается избавиться и от того и от другого, сменив внешность и адрес. Место небезопасно, поскольку сама личность Макоде теперь — источник опасности. Только откорректировав облик и покинув место, где произошло нападение, он может снова почувствовать себя в безопасности.