Сейчас или никогда - Адлер Элизабет - Страница 43
- Предыдущая
- 43/88
- Следующая
Гарри задумался и снова посмотрел на горы.
— А когда я впервые пригласил ее погулять со мной, она снисходительно поморщилась и прогнала меня. «Иди домой к своему папочке, сынок», — сказала она тогда с видом умудренной жизнью женщины, которая отвергает саму мысль о связи с юным молокососом из престижного колледжа. Даже когда я стал приезжать к ней на своем новеньком «порше», она не изменила пренебрежительного отношения ко мне. «Зачем ты мне нужен? — сказала она как-то вечером. — Ко мне тут парни на „феррари“ приезжают».
Он снова замолчал на секунду, а потом, тяжело вздохнув, продолжил:
— Я ходил за ней по пятам несколько месяцев, но она не замечала меня, а потом вдруг заявила, что мы не подходим друг другу, так как у нас разная длина исходящих из души волн. Неожиданно я узнал, что она употребляет наркотики, и даже отыскал парня, который поставлял их ей.
Гарри внимательно посмотрел на Мэл.
— Ты должна понять одну вещь: Джилли старалась вести себя как фотомодель, а наркотики тогда были непременным атрибутом принадлежности к высшему классу. А я ненавидел наркотики и еще больше ненавидел того парня, который регулярно снабжал ее этой гадостью.
Мэл внимательно слушала его, ожидая продолжения.
— Потом я пригласил ее на свой выпускной вечер в Гарвардском университете и был очень удивлен, что она согласилась. «А что обычно надевают в Гарварде по такому торжественному случаю?» — спросила она меня, и я впервые увидел, что она заметно нервничает. Помнится, я ответил, что одеться можно как угодно, но только без особых изысков. Джилли пришла на вечер в свитере и в длинной, почти до пят, юбке. А ее роскошные золотистые волосы были завязаны в пучок и перетянуты лентой. Я подумал, что она в таком виде напоминает скромную и благовоспитанную девушку пятидесятых годов, что выгодно отличало ее от придурковатых снобов.
Гарри замолк, собираясь с мыслями.
— Впоследствии оказалось, что мой выпускной вечер в Гарварде решительно изменил всю ее жизнь. Она сидела рядом с моими родителями, вела себя как самая настоящая светская леди и постоянно делилась своими впечатлениями, используя всю прелесть тягучего южного акцента. После торжественной части и вручения дипломов мы отметили событие в ресторане «Локсобер». Джилли была в центре внимания, постоянно расспрашивала меня о традициях университета и чем он, в частности, отличается от Йельского университета. «Ну все, Гарри, — сказала она мне некоторое время спустя, — я завязываю с наркотиками, бросаю работу официантки, никогда больше не сяду на свой „харлей“ и вообще собираюсь стать настоящей леди».
Он посмотрел на Мэл и улыбнулся.
— Самое интересное, что это ей удалось. Впрочем, ничего сложного в этом нет. Для этого, как ей казалось, требуются соответствующая прическа, хорошо подобранная одежда и хорошие манеры. Короче говоря, к моменту нашей свадьбы Джилли была сплошное очарование. А потом я одним махом разрушил все ее мечты и надежды. «Я вышла замуж за адвоката, а не за простого полицейского!» — сообщила она мне на втором году нашего брака. К этому времени у нее появились другие мечты и представления о жизни. Она обожала светские рауты, вечеринки, общение с друзьями, званые обеды и ужины в дорогих ресторанах, дорогую одежду и все такое прочее. А мне нравилась прежняя нахальная и дерзкая девушка, разъезжающая по городу на мотоцикле с распущенными светлыми волосами.
Гарри снова посмотрел на горы.
— На этом все и кончилось, — продолжал он. — Я оставил ей все, что она потребовала, и ушел с небольшой сумкой в руках. А Джилли вскоре вышла замуж за какого-то преуспевающего адвоката, переехала в Коннектикут и сейчас живет в Гринвиче с мужем и двумя детьми. Кроме того, насколько мне известно, активно занимается благотворительной деятельностью.
Мэл поняла, что эти воспоминания до сих пор причиняют ему немало боли.
— Прости, Гарри, я не хотела тревожить твою душу.
— Нет, все нормально, — успокоил он ее. — С этим уже покончено. Сейчас я желаю ей добра и удачи. На самом деле Джилли милая женщина, которая имеет право на свое представление о счастье. Просто оно не совпало с моим собственным, вот и все.
Гарри обнял Мэл и привлек к себе.
— Я же говорил тебе, что это место располагает к задушевной беседе. Так и хочется излить душу, если, конечно, есть кому.
Они спустились вниз по широкой деревянной лестнице. Подойдя к двери, Гарри еще крепче прижал Мэл к себе и показал рукой на дом и окрестности.
— Теперь все это принадлежит тебе.
Мэл огляделась вокруг и положила голову ему на плечо.
— Знаешь, Гарри, сейчас мне почему-то захотелось, чтобы пошел сильный снег. Мы могли бы развести огонь, зажечь лампы и…
— И что? — удивленно переспросил он.
— И устроить грандиозный пикник, — быстро добавила она, так и не осмелившись сказать, о чем она подумала. — Не знаю, как ты, а я ужасно проголодалась.
Они вернулись в дом и зашли на кухню, которая поражала воображение старинными предметами обихода и почти антикварной посудой. В дальнем конце была устроена огромная ресторанная печь со стальной поверхностью, рядом с которой стоял сосновый стол, окруженный дюжиной разных по форме стульев, а чуть поодаль виднелся большой камин с резной полкой.
— Когда отец был жив, сюда приезжало много людей, — пояснил Гарри, оглядывая кухню. — А до него здесь часто бывал дедушка с моими многочисленными дядьями, тетками, двоюродными братьями и сестрами и всеми остальными родственниками. Трудно даже сказать, сколько здесь перебывало людей за последние сто лет. А вот под этим огромным столом я часто прятался, когда был маленьким. Мне очень не хотелось идти спать, и только здесь я мог укрыться от своей маменьки. Разумеется, они все прекрасно знали, где я нахожусь, но делали вид, что никак не могут найти меня, и это доставляло мне наибольшую радость. А они сидели у камина почти до утра, пили вино, рассказывали анекдоты, вспоминали смешные истории и обсуждали предстоящую рыбалку или охоту.
Он посмотрел в окно и показал рукой на лес.
— А больше всего на свете я любил, когда шел снег и завывала пурга, а моя мать готовила на этой печке вкусный обед, запах которого просто сводил с ума. И отец часто пек хлеб, он был таким вкусным и ароматным, что можно было за один присест съесть весь каравай. Это было его хобби, которое, как он говорил, позволяло ему забыть обо всех неприятностях жизни. При этом он так колотил кулаками по тесту, что мать смеялась и говорила, что он воображает, будто лупит своих клиентов.
Мэл смотрела на него и по-хорошему завидовала, что у Гарри остались такие приятные воспоминания о своем детстве. Завидовала, потому что у нее таких воспоминаний, к сожалению, не было. Там, где должны были быть друзья, тепло родных и близких, в памяти осталось лишь пустое место, омраченное одиночеством и неприкаянностью.
Гарри провел рукой по уже успевшей зарасти щетиной щеке и улыбнулся.
— Могу сказать только одно — наши предки умели веселиться в те дни, чего не скажешь про нас. При этом у них не было ни телевидения, ни радио — ничего того, что искусственно вызывает у человека определенное настроение. Правда, моя мать иногда включала старый проигрыватель, но это бывало редко и только в исключительных случаях. Кстати, он до сих пор стоит в гостиной на полке возле камина, там же лежат старые пластинки, включая ее любимую «Дым застилает глаза».
А самым главным нашим развлечением было старое пианино, на котором играли практически все, включая и меня. Конечно, никто из нас не играл по-настоящему хорошо, но мы не обращали на это внимания. Мы также играли в карты, но из всех карточных игр я запомнил только покер. А когда день клонился к закату, мы усаживались перед камином, мужчины выпивали по рюмке бренди и пели старые песни. Гарри замолчал и задумчиво посмотрел в окно. — Конечно, я был маленьким и не принимал участия во всех этих событиях, но я видел, как они веселятся. Сейчас все это похоже на сладкий сон, а моих многочисленных родственников уже давно нет в живых. Но когда я приезжаю сюда один, то всегда ощущаю их незримое присутствие. В такие минуты мне кажется, что я окружен старыми и надежными друзьями.
- Предыдущая
- 43/88
- Следующая
