Сейчас или никогда - Адлер Элизабет - Страница 33

• Предыдущая
• 33/88
• Следующая

— Мэл, я хочу, чтобы между нами не было абсолютно никаких недоразумений, понимаешь меня? — осторожно начал он. — Это будет исключительно дружеская встреча без каких бы то ни было примесей делового интереса. Я хочу видеть тебя, но не потому, что ты можешь мне в чем-то помочь, а просто так.

— Ладно, — согласилась она, и ему показалось, что она улыбается. — Гарри… — послышался в трубке ее тихий голос.

— Что, Мэллори? — спросил он и улыбнулся, уловив уже хорошо знакомое мурлыканье.

— Я с нетерпением буду ждать нашей встречи.

Гарри хотел было что-то ответить, но в трубке послышались гудки.

Миффи Джордан была не совсем обычной женщиной. Она мало походила на женщин своего возраста и уж совершенно не производила впечатления матери великовозрастного сына. Она была высокой, статной, с крепкими длинными ногами и величественной фигурой, не утратившей с годами своей природной элегантности. Другими словами, она мало изменилась с тех пор, как вышла замуж за отца Гарри. Впрочем, никакого секрета здесь не было. Она поддерживала себя в прекрасной форме, всю жизнь занимаясь одними и теми же приятными вещами — плаванием, теннисом, многочасовыми прогулками на свежем воздухе и своим садом.

— Я отношусь к той редкой категории женщин, которым очень мало нужно для счастья, — не без гордости сообщала она друзьям, которые интересовались, как это ей удается так хорошо выглядеть. — К тому же так выглядели моя мать и моя бабушка. Думаю, что эти физические данные заложены в генах рода Пискоттов.

Надо сказать, что этот род уходил своими корнями в те далекие времена, когда на территории Бостона появились первые поселенцы, хотя Миффи никогда не считала нужным хвалиться этим.

Она собрала друзей, чтобы отметить шестьдесят пять лет жизни на этой грешной земле, и при этом выглядела бодрой и даже не помышляла о подтяжках на лице. Правда, вокруг глаз уже собралась весьма заметная паутинка морщин, но это объяснялось прежде всего ее пристрастием к плаванию и вообще пребыванию на солнце.

У нее были жесткие прямые волосы, которые когда-то имели цвет золотистого песка на пляже, а с годами слегка утратили свой блеск и теперь казались платиновыми. В молодости она предпочитала длинные волосы, но потом стала постепенно их укорачивать и сейчас дошла до самой короткой прически, которую только можно было себе представить.

Миффи не уделяла слишком большого внимания одежде и, по обыкновению, предпочитала консервативный, респектабельный стиль. Вещи она приобретала в дорогих магазинах и бутиках, где ее знали уже много лет и по ее заказам готовили для нее новые платья и костюмы. А из драгоценностей она носила только великолепное старинное ожерелье из жемчуга и такие же сережки.

Что же до ее характера, то она была более напориста и непредсказуема, чем ее сын. Проявляла склонность к романтическим, а порой и просто к авантюрным приключениям, часто путешествовала по всему миру одна, исходила все известные тропы в Гималаях, проехала на четырехтонном грузовике через всю Сахару, исколесила на своем «феррари» все окрестности Монте-Карло, целый месяц провела в буддийском монастыре во Вьетнаме и проплыла на лодке почти всю Амазонку, где чудом избежала смерти от ядовитых стрел индейцев, а потом и от бомбы, предназначенной для какого-то главаря колумбийского наркокартеля в Боготе.

— Я не могу сидеть дома, вязать носки и плести кружева, — объяснила она Гарри, когда тот потребовал, чтобы она в конце концов успокоилась и не подвергала себя ненужной опасности. — Гарри, — говорила она сыну, — как и все представители славного рода Пискоттов, я не намерена окончить дни свои в теплой и мягкой постели.

В конце концов Гарри успокоился и перестал донимать ее своими увещеваниями.

— Ну ладно, Бог с тобой, — наконец-то согласился он, — делай что хочешь, но ради всего святого будь как можно более осторожной и осмотрительной.

— Можешь не волноваться за меня. Я дожила до преклонных лет и сейчас могу упасть скорее на какой-нибудь тихой улочке Бостона, чем в привычных для меня песках Сахары.

Ей было шестьдесят пять. Все ее друзья были примерно в таком же возрасте и уже давно обзавелись внуками, а Гарри все никак не мог порадовать ее хотя бы одним внуком.

Именно поэтому Миффи так обрадовалась, когда ее сын позвонил и сообщил, что на этот раз придет к ней с женщиной.

— Я ее знаю? — первым делом поинтересовалась мать, надеясь в душе, что речь идет о дочери ее подруги, с которой Гарри провел несколько вечеров.

— Вполне возможно, но это отнюдь не личное знакомство, — уклончиво ответил тот.

Этот разговор так заинтриговал Миффи, что, готовясь к вечеринке, она долго ломала голову, перебирая в памяти всех дочерей своих друзей и знакомых.

Вечеринку намечено было провести в большом загородном доме Джорданов, что в часе езды от Бостона. Это был старый добротный дом, в котором она много лет жила с мужем и который до сих пор напоминал ей о годах счастливой молодости.

Она не случайно устраивала торжество в старом доме Джорданов. Он был ее любимым местом и в отличие от двух шикарных особняков Пискоттов — на Маунт-Вернон-стрит в Бостоне и на морском побережье Атлантики — обладал какой-то особой притягательностью.

Столы поставили на большой зеленой лужайке перед домом, а над ними натянули огромный белый тент. Большие круглые столы были накрыты бледно-зелеными скатертями, что гармонировало с травой. По этому случаю достали семейное серебро и выставили самую дорогую посуду, включая хрустальные фужеры и бокалы.

Сама виновница торжества относилась ко всему этому с подчеркнутым равнодушием.

— Ничего страшного, — отмахнулась она. — Вещи служат только для того, чтобы доставлять нам удовольствие. А если что и побьется, значит, так тому и быть.

За час до назначенного времени все было практически готово, и официанты терпеливо ждали, когда им будет дано указание разносить еду и напитки, приготовленные в большом количестве. А на крыльце дома расположился оркестр из Бостонской музыкальной, школы Беркли.

Оставалось только сесть в мягкое кресло в центре лужайки и тепло встречать гостей, среди которых наиболее таинственной и загадочной была знакомая ее сына.

Гарри пришел в бар без десяти минут семь. Он уселся в самом дальнем его углу, откуда был виден вход, и вдруг вспомнил, как ждал Мэллори в первый день их встречи, а она вошла в бар мокрая от дождя и чем-то похожая на тропический цветок после муссонного ливня. Посмотрев в зеркало, он поправил галстук и провел рукой по непослушным жестким волосам. Они еще были мокрые после душа, и он не мог вспомнить, причесался ли перед выходом из дома. Слава Богу, что хоть побриться не забыл.

Вспомнив слова Россетти, он подозвал бармена и заказал две водки с мартини, но не с луком, как это делал его напарник, а с оливками. Пока Гарри с любопытством разглядывал принесенные напитки, Мэл уже стояла у него за спиной и загадочно улыбалась.

Она была в длинном, плотно облегающем платье с глубоким вырезом. Создавалось ощущение, что лучшие мастера Нью-Йорка хорошенько потрудились, чтобы подчеркнуть все достоинства ее изящной фигуры. Гарри вскочил, восхищенно оглядел ее с головы до ног, а потом грациозно поклонился и протянул руку.

— Вы очаровательны, мадам, — шутливо произнес он. — Интересно, какое белье надето под таким платьем?

Она игриво посмотрела на него, а потом взяла его за руку и уселась на стул.

— Не задавай глупых вопросов.

Только сейчас Гарри заметил, что сзади платье имело почти в два раза больший вырез, чем спереди, а когда она двигалась, то обнажалось углубление чуть ниже спины. Гарри глубоко вздохнул, мечтательно закрыл глаза, а потом, тряхнув головой, уселся рядом.

Мэл внимательно посмотрела на него и рассмеялась.

— Ты зря поправляешь волосы. После этого они кажутся совершенно непричесанными. Интересно, мне суждено когда-нибудь увидеть их в полном порядке? — После этого она окинула его придирчивым взглядом и осталась довольна. Он действительно был красив в темном костюме и ослепительно белой рубашке. — А мне казалось, что ты родился в джинсах и кожаной куртке.

• Предыдущая
• 33/88
• Следующая