Час урагана (СИ) - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович - Страница 13

— Юрик, — печально сказала тетя Женя. — Коля в последнее время сильно сдал, конечно, но не до такой степени, чтобы посылать себе самому письма, которые должна прочитать я.

— Конечно, — согласился я. — Просто подумал… Может, себе он что-то напоминал. Надо, скажем, тогда-то сделать то-то…

— Есть у Коли ежедневник, куда он записывал расписание лекций, — вспомнила тетя Женя. — Ну, и всякие дела на тот или иной день.

— Он мог записать…

— Мог, — вынуждена была признать тетя Женя. — Только книжку эту он взял с собой.

— Но ведь, — продолжал я тянуть свою линию, — он мог и на своей почте оставлять напоминалки, многие так делают.

— Коля так не делал, — отрезала тетя Женя.

Почему она была в этом уверена?

— Но можно проверить, — настаивал я. — А вдруг?

— Юрик, — сказала тетя Женя. — Это невозможно. Я не знаю пароль к Колиной почте. А он не знает мой пароль. У каждого человека должно быть личное пространство. Мне никогда в голову не приходило подглядывать, что Коля писал или…

Это она хватила, конечно. Уж я-то знал, какой ревнивой становилась тетя Женя, едва ей приходила в голову идея о том, что ее Коленька что-то скрывает. Мне не очень-то верилось, что она никогда не пыталась посмотреть, что получает Николай Генрихович на свою личную почту. Хорошо, раньше это было неэтично, и сама тетя Женя могла даже стыдиться своего подглядывания. Но сейчас какое это имело значение?

— Жаль, — сказал я. — В почте можно было бы найти какие-то указания. Может, все-таки вспомните…

— Нет, — отрезала тетя Женя, и я понял: так оно и есть. «Нет» было сказано с таким сожалением… Она действительно не знала пароля, а если бы знала, то еще вчера и без моего напоминания вскрыла бы все, что возможно, а дома наверняка и вскрыла: хранившиеся в ящиках письма мужа, все его конспекты, просмотрела все бумажки…

Поезд начал сбавлять ход, за окном побежали заводские корпуса вперемежку с жилыми домами, до Питера оставалось полчаса.

Едва Крымов довез нас на своей машине до гостевого коттеджа Пулковской обсерватории, позвонил Немиров и сообщил, что в одном из моргов лежит бесхозный труп, документов никаких, и, в принципе, может быть… Если бы он позвонил минутой раньше, когда тетя Женя не стояла рядом и не слышала каждое слово, я попросил бы кого-нибудь из астрономов, тех, кто встречался с Н.Г. и знал в лицо, а может, чуть позже сам съездил бы, но тетя Женя услышала и, конечно, поехала со мной. Труп был не тот, слава Богу, ни малейшего сходства, но можете себе представить, как эта поездка и последовавшие затем разговоры, показания и свидетельства вымотали тетю Женю — до утра она не уснула, ходила по комнате, я слышал ее шаги за тонкой перегородкой, мне было ее безумно жаль, день оказался потрачен впустую, мы не нашли ни одного свидетеля, видевшего, как Н.Г. садился, скажем, в городской автобус или в такси.

Мобильный телефон Николая Генриховича по-прежнему был отключен, Коновалов звонил из экспедиции через каждые три-четыре часа и своими «ну как, отыскался?» только заставлял тетю Женю еще больше нервничать. Она весь следующий день просидела в кабинете Крымова, там же расположился и Немиров, которому звонили сотрудники УВД, сообщая, что… то есть, ничего, конечно, не сообщая, потому что сообщать было нечего. Н.Г. будто сквозь землю провалился.

Сам я провел утро с Григорием Ароновичем Новинским — это был коллега Николая Генриховича, он тоже много лет занимался внегалактической астрономией, когда-то написал с Черепановым две статьи. Мне повезло — Новинский оказался, кроме всего, отличным программистом, и уже на третьей минуте разговора я спросил, есть ли возможность прочитать почту Черепанова: мы, мол, с тетей Женей все другие возможности использовали…

— Можно, в принципе, — почесав подбородок, сказал Новинский. — Обычно пароли бывают не такими уж сложными. Правда, некоторые используют генератор случайных чисел и букв, тогда безнадега… Попробуем?

— По-моему, — сказал я, — тетя Женя… Евгения Алексеевна знает пароль, но не говорит. Я спрашивал.

— Почему? — удивился Новинский. — Если есть шанс выяснить…

— Она считает, что нет такого шанса.

Новинский посмотрел на меня внимательно.

— Вы полагаете, — медленно произнес он, — что Евгения Алексеевна знает или догадывается, куда поехал Николай Генрихович, и не хочет…

— Нет, — вздохнул я. — Не так просто. Конечно, она не знает. Ей очень плохо сейчас, я вижу… Нет, не знает она. Но какие-то предположения у нее есть. И делиться ими она не собирается. Может, она таки прочитала мужнину почту, нашла что-то…

— Любовница? — с видимым равнодушием спросил Новинский.

— Ну что вы! Нет, не думаю.

— Так мы будем пробовать?

— Конечно!

Я не знаю, какие методы он использовал. Видимо, пытался обойти систему почтовой защиты, у хакеров свои приемчики, которыми они не готовы делиться, вот и Новинский придумал глупый предлог, чтобы удалить меня подальше, занять чем-то, пока он будет возиться с кодами. Пришлось мне ехать через весь город в Институт астрономии, отвозить коллеге Новинского пакет, в котором, как мне показалось на ощупь, лежала коробочка с диском. Коллега, выполняя, скорее всего, наказ Новинского, переданный по телефону, потащил меня обедать в институтскую столовую, где попытался отравить недосоленным борщом, надеясь, видимо, что остаток дня я проведу в приемном покое больницы. Не на такого напал — приходилось мне пробовать гадости покруче, и, к тому же, я чувствовал себя обязанным находиться в хорошей форме, потому что каждые полчаса звонила тетя Женя и справлялась о новостях, не мог же я ей докладывать, что единственная моя новость — цены в институтской столовой оказались почти вдвое ниже, чем стоимость похожего обеда в московском кафе напротив фирмы, где я работал. И Лиза звонила, конечно, ей почему-то казалось, что Питер — действительно бандитская столица России, и что здесь на каждом шагу (особенно почему-то на Литейном) можно схлопотать по уху или того хуже.

Я пытался понять логику поведения Н.Г. — об этом, по-моему, остальные думали меньше всего. Почему-то у меня возникло стойкое ощущение ошибки — что-то я упустил из виду в самом начале, на что-то очевидное не обратил, как и все, внимания…

— Приезжайте, почему вы так долго? — сказал Новинский, позвонив мне часа в три, будто и не он отослал меня с глаз долой. Собственно, я все равно уже ехал обратно. Войдя в кабинет, я обнаружил там и тетю Женю, сидевшую перед монитором. На меня она не взглянула, а Новинский, развалившийся с книгой в руках в старом кожаном кресле (возможно, в нем сидел когда-то Белопольский, а может, даже сам Отто Струве), сказал, предваряя мои вопросы:

— Не так это оказалось сложно, как я думал вначале. Я сразу позвал Евгению Алексеевну, потому что… Там все отрывочно, записки самому себе, вроде дневника.

— Блог, — сказал я.

— Блог — дневник для всех, — сообщил Новинский прописную истину. — А это личное. Не зная хорошо Николая Генриховича, ничего толком и понять нельзя.

— Там есть что-то, чтобы…

— Найти его? По-моему, нет, — с сожалением констатировал Новинский. — Но последнее слово за…

Тетя Женя оглянулась, увидела, наконец, меня и сказала:

— Нет его в Питере. Что ему здесь делать? Зря мы сюда притащились, Юра. Коля нам всем головы заморочил. Не приезжал он в Питер. Нет. Нет.

Она так бы и повторяла «нет, нет», если бы я не напомнил:

— Но ведь билет он купил и в самолет сел. Это точно. Паспортный контроль…

— Нет, — еще раз сказала тетя Женя, отодвинулась от экрана и обхватила руками плечи. Нервы у нее были на пределе, а может, предел уже был перейден, и если у нее начнется истерика, то — все, никому с этим не справиться, я-то знал, с истериками тети Жени мог управляться только Николай Генрихович, я присутствовал однажды… не помню, что тогда произошло, точнее, я просто не понял, причина показалась мне достаточно мелкой, кто-то на семинаре прошелся по методике наблюдений… что-то в таком роде. Тетя Женя дотерпела до дома, я тогда зашел… почему же? Нет, тоже не помню, да и неважно — в общем, я там оказался, когда тетя Женя тихо вошла в квартиру, тихо положила на стол сумочку, вроде все было нормально, но Николай Генрихович лучше знал свою жену, он к ней подошел, обнял за плечи, и тут началось… Не хочу описывать. И вспоминать не хочу.