Верховный жрец (СИ) - Старый Денис - Страница 27

Эх, натворил я дел. Беременная моя красотка. Вот нужно оно было перед войной? Ну победили бы, так и следовало плодиться и множиться, так нет же… Впрочем, природу не обманешь, тут как не прерывай акт, все равно молодые, готовые к воспроизводству тела, решат по-своему.

Но я все больше рад, чем раздосадован. Дети… Вот еще до того, как понял, что Севия беременна, не хотел никаких спиногрызов. Но стоило жене понести, сразу же пришло и осознание, что я все-таки хочу наследника, ну или маленькую принцессу.

— Не плачь! К чему слезы? Еще не поздно уйти со всеми, догонишь людей, — говорил я, обнимая Севию.

— Не пойду, я останусь с тобой, — Севия продолжила уже набившую оскомину песню.

Где-то моя жена покорная, порой, кажется бесхребетной, но вот тут уперлась рогом и все тут. Останусь и без вариантов. Мерсия, теща моя, к слову, бежала впереди всех остальных, не успел ей и пожелать попутного ветра меж ягодиц, когда она скрылась с глаз. А у меня жена декабристка. Но я был уверен в победе, потому решил, что присутствие Севии, если она все время проведет в закрытом доме, может еще более безопасным, чем идти на старое селение извергов Вара.

Именно туда отправляли людей. Много думали, начинали строить шалаши на острове, но все равно было признано, что нахождение женщин и детей рядом и с даже малой, но вероятностью, быть схваченными, сильно ослабит наши оборонительные способности. Если только врагу удалось бы высадится на острове, чтобы взять в заложники наших женщин и детей, то часть воинов могла выйти из подчинения и ринуться отбивать своих родных. А так, будут далеко, да и ладно.

На прежнем месте общины извергов остались жилища, есть шанс, что вражина не догадается идти в ту сторону. Ну и две звезды воинов, которые сопровождали женщин и детей должны были подготовить и ловушки по дороге и, если что, наметить пути отхода дальше в лес, благо, люди знали места лучше кого бы то ни было и могли пройти даже по болоту. Естественно, исход был не без припасов. Изрядно прорядили, буквально три дня назад, стадо туров, которое оказалось неразумным и все еще паслось неподалеку. Теперь пастись там, почти что и некому.

— Что за шум? — отвлекся я от успокоения своей женщины.

Во дворе поднималась суета. Пока не было сигнала, но шевеление нарастало. Кто-то куда-то бежал, иные перекрикивались.

— Глеб! — прокричал Корн под окошком моего «божественного чердака».

— Что случилось? — выглядывая из окна, спросил я.

— Сигнал от дальнего дозора. Идут водой, много, очень много, — мне показались нотки паники в тоне грозного молодого воина.

— Буду! — выкрикнул я и ускорился.

Броник, каска, разгрузка, АК-74, Сайга, пистолет. Офицерский камуфляж, новые берцы натовского образца. Все лучшее на мне и со мной. В голову проникла предательская мысль, что перед смертью, или уже в гроб, принято одевать самое новое, чистое, дорогое, а в могилу часто кладут то, с чем ассоциировался человек. И вот в таком виде, как я выбегал из дома, меня можно укладывать в гроб. К хренам малодушные мысли! Меня так просто не возьмешь, стрелой простою не достанешь… Как-то там еще, но две оставшиеся строчки четверостишья после победы придумаю обязательно. Должен же появится первый поэт в этом мире.

— Стасик, твою мать! Вставай, скотина рабская! — кричал я, завидев, что мой раб только протирает глаза.

Хреновый у меня раб, отдыхает мало того, что больше иных работников, к слову, лично свободных, но даже больше, чем я, на минуточку, его хозяин. Но в том я виноват, еще ни разу даже доброго подзатыльника не прописал, а порой надо.

— Быстро! Жду у катера! — выкрикнул я, устремляясь к реке.

Если не успеет, выпорю, вот ей богу, высеку так, что месяц на спине не поспит. Или нет… варенья и меда больше не дам. Последнее для Стасика будет большим наказание, чем физическое.

— Говори! — выкрикнул я, направляясь к катеру.

Рядом бежал Корн, который должен был отправиться со мной. На рослом молодом воине был бронежилет, каска, но в дальнейшем он выглядел сюрреалистично. Лук, стрелы, колчан из бересты, железный топор, один из тех, что только несколько дней назад изготовили. Вот обувь я ему не дал, жаба внутри меня не позволила. Хотелось, чтобы я до конца с своих дней имел нормальную обувку, привыкать к местным мокасинам не было желания.

Стасик успел. Бежал, задыхался, с выпученными глазами, споткнулся при спуске с холма и скатился вниз, но успел. Этот поц выглядел более органично, хотя так же напоминал постапокалипсического бойца. В руках у воина-раба было охотничье ружье, заостренная кочерга, к которой приделали деревянную ручку и внешне сделали похожей на шпагу, но такую дрянную, что Д’Артаньяна сердечный удар хватил бы. Но тут это было решением, причем более выгодным, чем каменный топор. Если сильно изловчиться, то и колоть таким девайсом можно и рубить и подрезать. Но для ближнего боя в катере есть еще один автомат с примкнутым штыком, а использовать такое оружие в рукопашной, я Стасика чуточку подучил.

— Быстрее! — прикрикивал я на своих спутников.

— Стойте! — кричал Карик, который должен быть четвертым пассажиром.

— Твою мать, Карик, время утекает! До высадки не успеем, плохо будет! — кричал я, уже перекрикивая звук работающего мотора.

Карику доспеха не досталось. Оставался еще один броник, который достался Норею. Лекса нужно беречь, это правильно, нам нужна четкая власть, чтобы становиться сильными. А сила, она же, прежде всего внутри любого общества. Если есть проблемы в социуме, то любые внешние факторы могут стать убийственными. Пусть Норей заматереет и объединяет своей личностью людей. И не важно, что вместо него правит Никей.

Норей прибыл два дня назад, вместе с Рыкеем. И я не сказать, что был рад подобному присутствию. Выглядело так, что лекса решили пропиарить и показать славным воином на передовой. Пиарщики, блин.

Слышал я, и не раз, как всякого рода «важные и нужные» люди, спешили оказаться на передовой, от чего страдали все от рядового до офицера. Потому как задачи срочно менялись и выставлялся приоритет на охрану этих товарищей. Такое было в Афгане, друг отца рассказывал, да и во всех последующих локальных, и не очень, конфликтах.

Вот и бронежилет пришлось отдать лексу, чтобы его не прибили при первой атаке. А я хотел видеть рядом с собой людей в броне, чтобы стать тем фактором, который смог бы переломить ход сражения хотя бы на отдельном участке.

Я определил свой отряд, в котором теперь двенадцать арбалетчиков, четыре звезды копейщиков, а еще звезда Корна, составленная из лучших индивидуальных бойцов, которых я и вооружил железными топорами. Именно тем, что воины получают металлическое оружие и получилось их привлечь, а то уж больно сильно выпендривались.

Мы мчались, рассекая речную гладь. Никто не знал планов противника, но все надеялись, прежде всего я, что хотя бы часть огневиков попрется на прорыв рекой. Такая комбинированная атака напрашивалась. Наш условно «Генеральный штаб» сошелся в мыслях, что Динокл попробует подойти сразу и с реки и с земли, но атака должна быть согласована по времени, иначе смысла в ней нет. Люди тут не глупые, воевать, как оказывается, умеют. Вот только они были ограничены скудностью орудий убийства себе подобных. А я эти орудия привнес в мир. Правильно ли сделал? Не время об этом рефлексировать.

Выскочив из своего русла Днепра, уже по более широкой реке, мы устремились к месту впадения Сожа в Большую Реку. Противника видно не было, даже в бинокль. А все потому что, они находились за излучиной реки. Именно там было самое мелкое место на ближайшие пару десятков километров. Можно, нужно, было предусмотреть это.

Страха не было, азарта тоже. Все, как говорили отцы-командиры. Нужно просто работать. И я стремился отработать по, как можно большему числу людей, чтобы было меньше тех, кто окажется под стенами нашего… города. Я хочу город! Не городище, а развитый город! А еще теперь я не за себя решаю, моего ребенка носит женщина, к которой я испытываю больше, чем влечение. Так что я ехал убивать одних людей, чтобы жили другие. В истории человечества всегда будет такая жестокая справедливость?