Падение в пропасть (СИ) - "allig_eri" - Страница 30

Свет из широкого окна освещал его фигуру, создавая ощущение картины или барельефа. Единственное, что выбивалось из образа — отрубленная голова Сигнора Йосмуса, архонта Кииз-Дара, которая свисала с его пояса, насаженная на тонкую, серебряную цепь.

Плоть давно перестала кровоточить, а на лбу бывшего правителя вольного города были вырезаны руны сохранности, отчего имелась возможность носить этот «трофей» столько, сколько пожелаешь.

— Ты выбит из колеи, — произнёс Дэсарандес, даже не взглянув в сторону герцога. — Я отлично понимаю, что тебя тревожит.

На слуг никто не обращал внимания, а они молчаливо продолжали свой труд, умело завязывая последние элементы его парадного одеяния.

— У тебя всё так же мало терпения, как было в детстве, — ухмыльнулся император, продолжив свою речь.

Сандакай сразу же понял, о чём он говорит. Будучи ребёнком, ему приходилось участвовать во многих публичных церемониях, где возникала нужда то удерживать длинный шлейф своей старшей сестры, то своевременно подавать отцу регалии или свитки.

Герцог «Юга» не сдержал лицо, вспоминая тот фарс: он постоянно спотыкался о длинные края шлейфа или наступал на него. Отцу то и дело подавал не то или не так. Свитки выскальзывали из потных ладошек, а если и нет, то по нелепой случайности в них размазывались чернила.

Разумеется все присутствующие ухахатывались, глядя на подобную нелепость: что гости, что его родители и родственники.

Зачастую Дэсарандес, во время их беседы, заставлял Сандакая чувствовать себя точно также: словно он маленький неуклюжий мальчик, который никак не может справиться с элементарным делом — вечно отстающий, вечно спотыкающийся и вечно всё роняющий.

— Та схватка, — сказал нахмурившийся герцог, имея в виду битву против семерых колдунов. — Если бы ты потерпел неудачу…

«Слеза — не панацея, — подумал Сандакай. — Есть сотни, тысячи способов её обойти! И именно этих магов тренировали применять подобные трюки и уловки».

Император остановил его движением руки.

— Спасибо за заботу, друг мой. Правда спасибо. Но я знаю, что делаю, — Дэсарандес улыбнулся. — И… ты ведь хотел поговорить не об этом, верно?

— Посланник из Мантерры, — нахмурился герцог и один из ближайших сподвижников правителя Империи Пяти Солнц.

Широкая улыбка тронула льняные завитки усов и бороды его собеседника.

— В кои-то веки они ответили на мои письма.

— Можно ли доверять осколкам Великой войны? — горячо заспорил Сандакай. — Эти… — он замялся, так как слово «люди» не совсем подходило к теме разговора, — существа получили свои силы и способности от ныне мёртвых богов. Они до сих пор обитают неподалёку от Серых пустошей и Гисского разлома!

— Поэтому знают о запечатанном там зле куда больше, чем все остальные, — возразил император. — Их помощь может стать остриём копья, которое мы вонзим в Нилинию. Конечно же, в своё время, — слабо улыбнулся он. — А сейчас — идём. Нас уже ждут.

По пути в зал переговоров захваченного дворца, из которого лишь вчера вытащили трупы и кое-как подтёрли кровь, их окружила толпа слуг, которая начала торопливо и прямо на ходу приводить Сандакая в идеальное состояние: ему зачесали волосы и бороду, которые потом смазали маслом, протёрли лицо влажными полотенцами, на скорую руку почистили расписанные рунами полевые доспехи, заодно полив их духа?ми…

Как и всегда, герцог находил весьма интригующим ловкость и координацию слуг. В какой уже раз у него возник вопрос: тренируются ли они быть столь ловкими в казалось бы обычных, повседневных делах?

Едва зайдя в тронный зал, Дэсарандес начал отдавать распоряжения успевшим подтянуться придворным и личной свите, куда входили многочисленные генералы, высшая знать и приближённые. Вокруг стояли секретари и чиновники, готовые сию же секунду мчаться выполнять любой приказ.

Сандакай подметил, что в зале уже успели заменить все гобелены, а позади трона разместить величественный герб Империи.

Герцог встал по правую руку от Дэсарандеса, который коротко ему кивнул. Спустя пару минут император закончил и опустился на трон.

В голове Сандакая, тем временем, продолжали собираться вопросы по поводу ожидаемого посольства. «Люди», которые когда-то давно получили благословение так называемых «богов красоты». С тех пор их внешность стала подобна ангелам. С тех пор они не старели. С тех пор они продолжали жить и поклоняться им. С тех пор они жаждали возвращение своих хозяев. Во всяком случае, так считал герцог, отлично понимая, что невозможно искоренить всех и каждого, против кого воевали в столь глубокой древности. Однако, теперь оказалось, что между тем, кто желает объединить мир, чтобы уничтожить запечатанных богов, и теми, кто ждёт их возвращения, возможен союз!

«Как это понимать? — искренне недоумевал герцог, который давно был посвящён Дэсарандесом во все необходимые тонкости. — Видимо, не во все…»

Император уже давно искал этого союза. Он направлял в далёкий Азур-Сабба, на верную смерть сотни, если не тысячи людей в своих бесконечных попытках связаться с правителем Мантерры. Человеком, который, с какой-то стороны был таким же как сам Дэсарандес.

«Разве его не полагается уничтожить? Разве он не встанет на сторону гисилентилов сразу, как те выйдут из своей спячки?» — размышлял Сандайкай. Император почему-то считал, что нет.

Часть окон была закрыта, отчего зал был погружён в полумрак. Лишь одинокий артефактный светильник освещал трон и небольшое пространство вокруг. Света с трудом хватало, дабы рассмотреть гербы и полотна, столь тусклые, что казались призрачными, но видимо Дэсарандес желал подобного эффекта.

Многочисленная императорская свита разбежалась исполнять распоряжения, унося с собой атмосферу карнавальной суеты. Зал оказался пуст, если не считать их двоих, а также застывших статуями инсуриев-гвардейцев.

Невольно обстановка снова напомнила ему недавний штурм. Кииз-Дар отказывался сдаться, даже когда голова их архонта оказалась отделена от тела. Как позднее сообщили Сандакаю: более двадцати тысяч человек нашли в ту ночь свою смерть. Большая их часть — мирные жители некогда свободного города. Цифры казались огромными, колоссальными! Многие армии имеют меньшую численность.

— Раскаяние — это нормально, — неожиданно для герцога произнёс Дэсарандес. — Но не думай, что вина за случившееся лежит на тебе или на мне. Мир превосходит нас, Сандакай, поэтому мы упрощаем то, что не можем понять иначе. Нет ничего более сложного, чем добродетель и грех. Все злодеяния, которые вы совершили от моего имени, имеют своё место. Ты осознаёшь это, Сандакай? Осознаёшь, почему никогда этого не поймёшь?

— Не до конца, — ответил герцог, давно привычный к тому, что император видит его насквозь.

— И теперь ты удивляешься тому, что нам предстоит, — улыбнулся Дэсарандес. Он говорил сухим, тёплым тоном друга, всегда жившего на несколько шагов ближе к миру, который приносит истина.

— Я… — он задумался. — Я не понимаю смысла искать союза с нашими врагами! Они ведь ударят нам в спину в тот же миг, как печать Хореса ослабнет в должной мере! — не выдержал Сандакай.

— Всё-таки не понимаешь, — император покачал головой. — Есть причина, по которой люди предпочитают, чтобы их пророки умерли, друг мой.

Дэсарандес махнул рукой, будто бы прося: «Посмотри сам».

И на герцога словно снизошло озарение. Он действительно увидел и понял то, что всё это время уже знал. Его вопрос оказался вовсе не вопросом, а скорее жалобой. Сандакай попросту тосковал в своём желании сделать мир более простым и понятным.

— Впервые мы начинаем верить, когда ещё малы, — пояснил император. — И мы проносим наши детские ожидания сквозь всю жизнь. Делаем их нашим правилом, мерой нашей святости! Но взгляни, — его палец указал на гобелен, которым прикрыли осыпавшуюся кладку стены, — и вспомни, что мы оставили в Тасколе. Роскошь против простоты. Однако, разве плоха простота?

Сандакай припомнил предпочитаемый стиль одежды Дэсарандеса и торопливо мотнул головой.