Аномальщик 4 (СИ) - Розальев Андрей - Страница 24

Холодный северный ветер пробирал до костей, забирался под воротник куртки. Небо заволокло тучами, но видимость была отличной.

Сначала мы услышали нарастающий гул. Он начался где-то вдалеке, и быстро перешёл в низкий утробный рокот, когда самого самолёта ещё не было видно. МИГ вынырнул из-за туч внезапно, с уже выпущенными шасси, и понёсся, казалось, прямо на меня, постепенно снижаясь. Гул двигателей быстро перерос в оглушительный рёв, от которого закладывало уши.

Бетон под ногами завибрировал, мелкая дрожь отдавалась в коленях и позвоночнике, когда МИГ пронёсся над ВПП, только имитируя посадку. Такое впечатление, что пилот примерялся к незнакомой полосе, присматривался.

В кабине этого красавца находились, конечно же, Сергей Киров и Спартак Спирин, два мастера высочайшего уровня. И сейчас им понадобятся все их навыки, чтобы посадить свою птичку на такую короткую полосу, да ещё и в окружении различных строений.

Самолёт убрал шасси, врубил форсаж и снова нырнул в низкие облака, уходя на второй заход.

И вновь нарастающий гул, и МИГ, в завихрениях облаков, появляется над далёкими строениями. На этот раз он не имитирует. Задрав нос, он снижается по крутой глиссаде. Двигатели ревут ещё громче, чем в первый раз, создаётся впечатление, что машина отчаянно пытается взлететь, но пилот своей волей жмёт её к вниз. И вот, когда до земли остаются считанные метры, самолёт резко, будто рывком переходит в горизонтальный полёт, и мягко, по-кошачьи, приземляется на все три стойки в самом начале полосы. Опускается нос, визжат шины, цепляясь за шершавую поверхность бетона, а позади хвостового оперения разворачиваются тормозные парашюты. Истребитель потряхивает, он словно липнет к земле, изо всех сил стараясь погасить огромную скорость.

В какой-то момент кажется, что полосы не хватит, что неумолимая инерция впечатает многотонную машину прямо в стену за моей спиной, но мастерство пилотов одерживает верх. МИГ останавливается, качнувшись напоследок, прямо напротив главного входа в лабораторный корпус, метров за двести пятьдесят до конца полосы.

Как хорошо, что я надел шумоподавляющие наушники!

МИГ немного постоял, а потом покатился в нашу сторону, с работающими на малом газу двигателями. Тут уже его встретили, показали, куда рулить, и через пять минут птичка уже сидела в гнёздышке, то есть стояла возле самой стены, на своём парковочном месте. Ещё, конечно, будет техобслуживание, все регламентные процедуры, но это всё потом.

Пока парни рулили, парковались и глушили движки, начал подтягиваться народ. Будущие участники экспедиции, строители и просто все, кто был рядом и не был занят, подошли или подбежали, и выстроились широким полукольцом позади меня, в то время как я остановился в десятке метров от самолёта.

Одним из последних вышел Островский, который следил за посадкой МИГа из Информационного центра, заодно проверяя работу оборудования вместе с генералом.

— Сели эффектно, — негромко сказал он, встав рядом со мной. — И в полосу вписались, с большим запасом.

— У нас же длина полосы диктуется не посадкой, а взлётом, — напомнил я. — Там и баки полные, и нагрузка в виде ракеты со спутником.

— Это да, сэкономить на полосе не получится, — согласился Островский.

Пилоты спустились по стремянке на землю и подошли к нам.

— Товарищ начальник экспедиции, — заговорил Сергей, — пилот Киров и штурман Спирин задание по отработке посадки выполнили. Замечаний нет.

Зрители в этот момент взорвались аплодисментами, в которых потонул ответ Островского.

— Спасибо, мужики! — он по очереди пожал руки обоим. — Давайте отдыхайте, обустраивайтесь. А завтра с утра — за вторым бортом.

— Да без проблем, Пётр Викторович, — кивнул Сергей.

Начальник ушёл, а я ещё остался.

— Как у вас тут всё продвигается? — спросил меня Спартак.

— Вышли на финишную прямую, можно сказать, — хмыкнул я. — Теперь главное пережить комиссию.

Так прошло несколько дней. Благо, самые основные недочёты обнаружили сразу, и нам должно было хватить времени всё исправить, хотя и приходилось работать на износ. В остальном комиссия обнаруживала лишь мелкие недочёты, которые исправлялись тем же днём. Но обнаруженные проблемы первой категории всё ещё не были исправлены.

Шёл четвёртый день работы государственной комиссии по приёмке объекта «Пульсар». На выходные никто не уходил, проверки шли полным ходом. Все сооружения, конструкции, подходы и подъезды, системы безопасности и планы реагирования на чрезвычайные ситуации разбирались по косточкам. Члены комиссии были непреклонны и въедливы, фиксируя каждую мелочь и требуя немедленного устранения любых недочётов.

Трудно сказать, кто из нас к этому времени вымотался больше. Мы все спали по три часа урывками. Казалось — это сизифов труд. На каждый устанённый недочёт комиссия находила ещё два. Радовало только то, что критических, первой категории больше не было. Мы держались на морально-волевых, но и членам комиссии тоже приходилось нелегко. Ведь мало выявить проблему, что само по себе порой весьма непросто, надо ещё проследить, что она действительно устранена.

Но никто не жаловался, все понимали, что эта работа необходима, и лучше проделать её сейчас, чем потом с горящей задницей. Ведь, как гласит непреложный закон, если неприятность может случиться — она обязательно случится.

И вот на третий день, как раз после обеда, ко мне подбежал взъерошенный Чарли. Вёл он себя так, как будто ему приспичило в туалет, а дверь заперта, и только я могу её открыть. Поскуливал, порыкивал и тянул за штанину.

— Ты чего, дружок? — я опустился на корточки и попробовал погладить енота по голове. — Видишь же, дел много!

Но енот был непреклонен. Даже укусил за руку, что было для него совсем не свойственно. Не сильно, конечно, но чувствительно.

— Ладно, понял, это что-то важное, — дошло до меня. — Веди!

Чарли помчался в сторону крепости, проскочил распахнутые ворота, побежал дальше. Я уже думал он меня к Валентине ведёт, которая последнее время много времени проводила в Информационном центре, но нет. Мы миновали склад, пробежали мимо жилого блока, потом и лабораторного корпуса, и, наконец, прибежали к пристрою, внутри которого находились наши дизель-генераторы.

Да, мы берём с собой настоящую атомную станцию, но только запустим мы её далеко не сразу, первое время электроэнергию будут производить старые добрые дизеля. Один основной, один резервный.

— Предлагаешь зайти внутрь? — спросил я.

Чарли энергично закивал и направился к двери.

Мы зашли внутрь, и енот замер, принюхиваясь. Я тоже обострил чувства… и вдруг ощутил знакомый аромат — едва уловимый, но узнаваемый запах тротила!

Да блять! — я от души саданул кулаком в стену. — Да вы заколебали! Вот ведь неймётся людям! Ну сколько можно?

Потом первая злость схлынула, и я осознал, что нахожусь в очень небольшом помещении, в котором находятся не только два массивных агрегата. В нём ещё находится взрывчатое вещество. А также некоторый запас дизтоплива, и всё вместе это очень плохо может сказаться на здоровье.

Отогнав первый шок, я принялся осматривать каждый уголок. Проверил воздухозаборники, топливные баки, электрические шкафы. Искал любые признаки постороннего вмешательства — свежие царапины, сдвинутые панели, подозрительные провода. К сожалению, запахов в помещении столько, что я не мог понять, откуда именно пахнет.

Наконец я остановился и задумался. Эти генераторы ведь уже проверили. Их запускали, осматривали со всех сторон, только что не перебрали — и с ними всё было в порядке.

А сейчас здесь лежит что-то взрывчатое.

А когда запустят генераторы? По плану следующая проверка всех систем — накануне прорыва, при контрольной проверке развёртывания. И если в этот момент генераторы выйдут из строя — останется только смотать удочки и с позором удалиться.

— Чарли, ищи! — приказал я. — Только когда найдёшь — руками не трогай.