Столичный доктор - Линник Сергей - Страница 13

– Смотрите, глаза открыл…

Публика начала креститься. Я перевернул больного на бок, вытащил изо рта рукавицу.

– Несите его в суд, в тепло. И положите вот так же на бок. Ясно?

Извозчики согласно закивали.

– Невероятно! Как вы не испугались ему лезть в рот? И как догадались, что запал язык…

В кофейне Виктория болтала без умолку. Я сначала поддакивал, потом просто молча слушал. Мне надо было в туалет, почему-то казалось, что на руках остались следы крови. Странно, конечно, на меня за всю карьеру кубометры разных жидкостей проливались, а тут такое… Но спина не отпускала, а я как представил, что буду лавировать в коляске среди столиков, да еще кого-нибудь задену… Нет, тяжела все-таки жизнь инвалида. Поэтому я молча и, надеюсь незаметно, тер руки салфеткой, спрятав их под столом.

В кофейне практически все сплетничали о свадьбе Николая II. Торжество состоялось в Большой церкви Зимнего дворца. Ради бракосочетания царской семье пришлось отступить от траура по почившему Александру III. Это вызвало неодобрение в обществе. Неужели нельзя было отложить женитьбу хотя бы на пару месяцев? Да и сама Александра Федоровна тоже вызывала сомнения. Дальняя родственница, снова немка…

– Вы опять бледны, – заметила Вика в тот момент, когда официант принес нам заказ – кофе и пирожные безе.

А я-то нормально не завтракал! Так и захотелось с ходу наброситься на эти безешки. Может, заказать чего-нибудь посущественнее? Но меню кофейни не предполагало чего-либо более существенного. Я остро позавидовал Кузьме, который сейчас в соседней чайной, расположенной во дворах, ест хлеб с маслом и пьет кяхтинский с сахаром вприкуску. Я бы тоже не отказался.

– Все хорошо, я вас слушаю… – А сам думал, что срочно нужны перчатки. И халат. Вот прямо сегодня. Без этого работать никак нельзя. С годами даже не замечаешь свою спецодежду: пришел на работу, сразу переоделся. Руки уже без участия коры головного мозга находят в нужном месте ручку, фонендоскоп и пачку с бумажными салфетками. Входишь в перевязочную – маска сама на нос заползает. А тут как раздетый, честное слово.

Вдобавок к кофе и пирожным Виктория возжелала фруктов – апельсин и еще что-то.

– Вы меня простите, ради бога… – Дочка профессора умела красиво краснеть. – Я первый раз в кофейне после приезда из Германии, как с цепи сорвалась. У нас сейчас одни печальные хлопоты, маман закрыла салон в доме, куда приходили все друзья, мы не музицируем, одни бесконечные молитвы, походы в церковь. Ужасное время. Я так скучаю по papá, ночами не сплю, все глаза выплакала.

На дивных ресницах Вики появились капельки слез. Я быстро подал девушке вторую салфетку – платок-то мы ее того, испортили с эпилептиком. Оглянулся. Ну да, нас разглядывала вся кофейня. Небритый инвалид в кресле, симпатичная девушка в черном траурном платье. И плачет красиво, не навзрыд, а элегантно, промакивая глаза платком. Сцена так и просится в женский роман, которыми тут завалены книжные магазины. Он был беден и несчастен, она – дочка графа или князя. Они любят друг друга, но не могут быть вместе…

Вика смогла взять себя в руки, мы набросились на пирожные и кофе.

– Мне почему-то хочется быть с вами откровенной, Евгений Александрович, – тихо произнесла девушка. – Есть в вас что-то… Не могу даже выразить это словами. Необычность какая-то. Вас уже похоронили, а вот вы ходите.

– Слушаю вас, Виктория Августовна… – Я пропустил комплимент мимо ушей.

– Просто Виктория.

– Тогда я для вас просто Евгений.

А еще нам пора на съемки сериала «Просто Мария». Нет, какой же все-таки циничный двадцать первый век. Я ловлю себя на мысли, что в голове просто какой-то огромный стальной щит из иронии и сарказма. Непробиваемый.

– Отец оставил дела в большом беспорядке. – Грустная Вика помешала ложечкой остатки кофе в чашке. – Выяснилось, что дом заложен по займам, банковские счета пусты.

– Профессор брал деньги в банках? А на что?

– Мама подозревает, что на какие-то исследования. Но коллеги отца ничего точно не знают.

– Может, это как-то связано с Гришечкиным? На что ему были нужны деньги?.. Не просто так же он устроил налет?

– К сожалению, Гришечкин о своих мотивах молчит… – Вика пожала плечами.

– Расскажите о нем.

Мой несостоявшийся убийца был натуральным Ломоносовым. Из разночинцев, закончил гимназию с золотой медалью, добился именной стипендии московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Несколько научных работ в разных областях. И в химии Гришечкин преуспел, и в биологии. Последние его статьи были на тему медицины – студент изучал туберкулез. И, говорят, добился какого-то прорыва.

– Как все ужасно обернулось. – В глазах Виктории опять появились слезы. – Отец такие надежды на него возлагал. А почему вы, кстати, спрашиваете про Гришечкина? Вы же работали с папой вместе долгие годы и все знаете про этого ужасного человека!

– Всегда полезно узнать мнение с другой точки зрения.

Горю! Горю синим пламенем. Надо срочно менять тему.

– Виктория… – Я взял девушку за руку. Она вздрогнула. Неимоверное нарушение этикета. На нас опять начала смотреть вся кофейня. – Это ужасная кончина профессора… Вам надо отвлечься чем-то. Да и денежные дела семьи привести в порядок. Мне предложили практику городского доктора на Арбате. Хороший оклад, премии. Не хотите пойти ко мне в помощницы?

– Но я… я ничего не умею, – залепетала девушка, вытаскивая руку из моей ладони. – Это такое неожиданное предложение!

– Я всему научу. В медицине есть несколько сложных процедур, остальное – рутина.

Виктория задумалась, теребя салфетку в руках.

– А давайте вы все сами изложите моей mamá? Без ее согласия я вряд ли осмелюсь…

Ну что ж… Мне нужен помощник, а если врачебные будни будет скрашивать Вика… Тут можно рискнуть.

Я расплатился по счету, попросил девушку помочь мне добраться до выхода. Под прицелом десятка глаз мы проехали всю кофейню, вышли на улицу. Там пришлось опять месить снег, но заезжать в чайную не потребовалось: я постучал в окно, и мы получили распаренного, красного Кузьму.

А дальше тащились в Хамовники. Причем еле-еле – коняшка у извозчика была старенькая, постоянно мотала головой и шла только после многочисленных понуканий.

– Вы только подыграйте мне немного, – инструктировала меня Вика по дороге. – Не надо сразу шокировать матушку вашим предложением. Давайте сначала попьем кофе?

– Да он у меня уже из ушей льется, – неуклюже пошутил я.

Вот отучился флиртовать с молоденькими девушками. Придется брать той самой серьезностью и надежностью, которая так понравилась Виктории.

Дом профессора оказался небольшим, но каменным, да еще в три этажа. К нам вышел пожилой слуга по имени Арнольд с огромными, «собачьими» бакенбардами. Он был так похож на Кузьму, что мужчины даже переглянулись.

У нас приняли верхнюю одежду, Арнольд увел моего «помогая» на кухню.

В гостиной нас выбежал встречать мелкий белый пудель. Первое, что он сделал – это встал на задние лапы, оперся передними на мои колени и заглянул в глаза. Дескать, а где угощение? Почему не принес?

– Трикси! Веди себя прилично, – укорила Вика песеля.

Тот ничуть не расстроился, бросился к хозяйке. И получил порцию почесываний и поглаживаний.

Пока я разглядывал пуделя, в гостиную зашла худая, изможденная женщина в черном платье. Ее волосы были собраны в пучок на голове, на груди висели очки на цепочке.

– Евгений Александрович, вы?

Я с трудом встал с кресла, слегка поклонился:

– Добрый день, госпожа Талль!

– Сидите, сидите! – Женщина взяла меня за руку, вернула обратно в кресло. – Для вас я всегда буду Еленой Константиновной. Зачем эти церемонии?

Мы расселись в гостиной, мать Вики позвонила в колокольчик и затребовала у Арнольда кофе. Потек неспешный разговор. Сначала я принес свои соболезнования. Потом у меня попросили прощения, что никто из Таллей не навещал – похороны и так далее. Елена Константиновна поинтересовалась, где мы пересеклись с ее дочкой, задала много вопросов про суд.