Смерть придёт на лёгких крыльях - Сешт Анна - Страница 41

Лагерь они разбили на небольшой расчищенной площадке под защитой скалы. Здесь воины гарнизона нередко останавливались по дороге от реки. Костер Нахт решил не разводить – мало ли кто сегодня придет на огонь. Шепсет зябко куталась в шерстяную накидку, подаренную Садех, но не жаловалась.

Лунный свет серебрил кромку скал над Долиной Царей и величественный пик Та-Дехент. Нут облачилась в свой сияющий драгоценный покров из узоров созвездий. Отсюда Нахт уже видел переливающуюся темную гладь Итеру вдалеке внизу, очертания пальмовых рощ на берегу, далекие огни Уасет.

Шепсет подошла к нему, остановилась рядом.

– Красиво, – тихо проговорила она. – Вроде бы недавно я была в Уасет, сопровождала Владыку на празднествах… а кажется, что уже не один год прошел. Как в другой жизни.

– Это и была другая жизнь. Для меня тоже… до всего этого… до встречи с тобой.

– Не жалеешь, что помог мне? – лукаво спросила она, но в ее взгляде он различал печаль.

Нахт покачал головой.

– Не привык жалеть. Если уж что-то сделал – надо принимать свой выбор.

– Надеюсь, ты и дальше будешь так считать.

– Ты хотела рассказать мне про Имхотепа и твоего наставника.

Девушка нахмурилась, серьезно кивнула и коротко пересказала ему разговор.

– Один из четырех дней прошел. Осталось три. Но это неправильно, что Имхотеп отправится туда вместо меня… Мы ведь должны как-то помочь ему.

– Усерхат не оставит его одного. Выделит отряд меджаев. Если это не окажется ловушкой – нам всем лучше. Но если чародей что-то замыслил – они будут готовы.

– Я не хочу, чтобы кому-то навредили из-за меня.

– А что ты можешь сделать там? – веско спросил Нахт. – Ты не владеешь оружием. Не владеешь колдовством.

– Ошибаешься, – мягко возразила она, не глядя на него – так и смотрела на реку вдалеке. От последующих ее слов ему стало несколько не по себе. – Я умею обращаться к мертвым.

Меджай инстинктивно сделал рукой охранный жест, потом уже сообразив, что жрица может обидеться – но она вроде бы не заметила.

– Твой наставник очень опасен? Что, по-твоему, он может сделать?

– Я не знаю. То, что я знала о нем, я уже рассказала Имхотепу. Сенедж – человек скрытный. Он никому не доверял, в том числе и нам, своим немногочисленным ученикам. Он умеет ткать проклятия и защищать от них. Зачаровывать амулеты и варить необычные зелья, читать по звездам и толковать сны. А еще…

– Что еще?

– Говорили, он умеет чувствовать Силу чужих Ка. И даже… пользоваться ею.

– Я плохо понимаю, что это значит, – признался Нахт.

– Это как… похитить энергию чужой души для собственного колдовства. Не знаю, насколько это правда.

– Звучит жутковато.

– Еще как, – она тихо рассмеялась, чтобы немного развеять жуткое впечатление. – Помню, он рассказывал о том, как Сила Ка одухотворяет статую… любое изображение. Знаешь же, как те статуи у гробниц – на них наносят имена и защитные формулы, чтобы душа узнала и вошла.

– Да, про это я знаю. Расхитители гробниц отбивают лица у статуй, чтобы лишить Силы Ка хозяина или хозяйки погребения. Боятся проклятий. Ка умеют мстить жестоко.

– Но даже Ка мертвых можно обуздать, если знать как, – Шепсет нахмурилась, словно вспомнив о чем-то. – Возможно, он создавал… каким-то образом создавал вместилища для Ка… чтобы лишать своих врагов силы. Может быть, именно так он и… – девушка запнулась, стиснула фаянсовый амулет, висевший на шее.

Нахт выжидающе посмотрел на нее, но жрица покачала головой.

– Он ведь проклял меня, знаешь. Когда я… умерла. И только теперь я думаю, что он не учил меня, а, скорее, изучал. Тогда, при жизни, я просто не задумывалась о таких вещах. Не задумывалась, что кто-то станет использовать меня так… подло.

Меджай коснулся ее руки – живой, теплой руки.

– Не говори так. «Умерла», «при жизни». От этого не по себе становится. Да и будь ты мертва, мне бы не приходилось охранять нас ночью – ты бы стояла в дозоре без устали. А уж сколько б еды мы сберегли!

Шепсет встретилась с ним взглядом, убеждаясь, что он шутит, потом неуверенно улыбнулась в ответ и чуть сжала его пальцы. Все-таки она и правда была очень хорошенькая, хоть и странная.

– Не бойся меня, – тихо сказала она, и Нахту показалось, что она почти… просит.

– «Не бойся», «не грусти», – усмехнулся он, вспоминая ее слова. – Бояться не буду, грустить тоже. А теперь иди-ка спать. Я бы тоже хотел прихватить немного времени перед рассветом, так что сменишь меня, ладно?

Жрица кивнула. Вскоре она уже свернулась рядом со своей собакой и, насколько мог судить Нахт, задремала.

А он все думал о ее словах, о человеке, умеющем красть Силу чужих Ка, и о том, можно ли победить такого врага с помощью оружия. Усерхат отправит с Имхотепом меджаев – в этом Нахт был уверен. Они уведут госпожу Анат и Хенет из города, спрячут где-нибудь. А жрец будет готов и к тому, как справиться с колдовством.

С тихим плеском лодка рассекала бирюзовые воды Итеру. Хрупкий рассветный воздух трепетал в золотистой дымке. Белые ибисы, потревоженные их появлением, взмыли в воздух из зарослей.

В сиянии солнечной ладьи нежился впереди Уасет с его белыми стенами, величественными храмами, изумрудными садами и рощами. Этот город помнил многих Владык и процветал многие десятилетия, но с некоторых пор вынужден был уступить свое величие, когда великий Усермаатра-Сетепенра основал Пер-Рамсес в Дельте и нарек своей столицей. Но все правители Та-Кемет чтили Сокрытого Бога, и его храмы не потеряли ни богатство свое, ни влияние, расширяясь, вбирая в себя все новые творения величайших зодчих Кемет.

И самым известным в своем великолепии был Ипет-Сут, главная обитель Амона, где каждый из Владык счел нужным запечатлеть себя, воздвигнув обелиск, пилон или целое святилище. Земли жрецов этого храма занимали почти все владения Уасет, и каждый житель города был так или иначе связан с их вотчиной, поскольку именно они в основном обеспечивали работой местных людей. Что до аристократии Кемет – раньше те, кто был более амбициозен, предпочитали перебраться в Дельту, поближе к столице и ко двору Владыки. Но с тех пор, как правитель решил перебраться в малый дворец у своего Храма Миллионов Лет, многие вельможи последовали за ним. Фамильные усадьбы, приходящие в упадок, обновлялись, а население города выросло, чего не бывало со времени основания Пер-Рамсеса.

Лодкой правили люди Усерхата. Шепсет устроилась позади всех, любуясь видом. В ее взгляде отражалось искреннее, почти детское восхищение, а лицо сейчас выражало тихую радость. Должно быть, она вспоминала, как недавно посещала Восточный Берег в свите Владыки. К празднованиям Опет готовились весь год, и город блистал, облачаясь в яркие краски, устилая свои мостовые цветами, наполняя свои улицы музыкой. Чтобы посмотреть на это зрелище, съезжались рэмеч со всей Та-Кемет, да и жители приграничных земель, если могли себе это позволить.

Увы, Нахт не мог разделить радость жрицы. Для него этот город был связан с совсем иными вещами – с отверженностью, с предательством, с ненужностью, – и он предпочитал покой Западного Берега его блистательной красоте. Сейчас меджай стоял на носу лодки, скрестив руки на груди, и мрачно взирал на приближающийся живописный Восточный Берег. На лепившиеся друг к другу аккуратные домики, поднимающиеся выше многоуровневыми террасами. На колышущиеся, словно опахала, кроны пальмовых деревьев. Уасет пробуждался, еще не успев наполниться гулом голосов, шумом торговых площадей, сладкими переливами ритуальных гимнов.

Лодка причалила к берегу в стороне от основного порта, где пришвартовывались огромные ладьи и баржи. Поблагодарив лодочников, Нахт помог Шепсет сойти и перенес их вещи. Проводники не требовались – все дороги Уасет вели к Ипет-Сут. Предусмотрительно меджай попросил жрицу накинуть головной плат, чуть скрыв лицо, чтобы ее здесь не узнали, и повел ее к храму.

Тропа для процессий спускалась к самой реке, откуда в ходе празднеств уходили священные барки Амона. От мощеной тропы тянулась аллея с бараноголовыми сфинксами – одной из ипостасей Сокрытого Бога в его солнечном аспекте. Нахт был не слишком силен в символизме, поскольку не был жрецом, но кое-что ему в голову успели вложить еще в детстве, к добру или к худу. Аллея сфинксов в свой черед выводила к величественным вратам-пилон, у которых на своих тронах восседали колоссы Владыки Сетепенра. На флагштоках трепетали яркие стяги, и золоченые вершины обелисков, пронзающих небесную лазурь, ослепительно сияли, отражая свет солнечной ладьи.