Лара. Пленница болот (СИ) - Ламар Ноэль - Страница 4

— Лара, — прозвучал над ухом мамин голос, в следующее мгновение на лоб легла прохладная ладонь, — тебе плохо?

Я открыла глаза, мама склонилась надо мной, позади стоял встревоженный отец.

— Да, там труп. Просто дурно стало.

Родители переглянулись.

— Оставайся здесь, — сказала она, — мы скоро придём.

Мама была врачом до мозга костей, и стоило кому-то плохо себя почувствовать или получить травму, в ней включался профессионал. Эмоции уходили на второй план, оставалась только цель.

Родители торопливо зашагали по дороге. Сквозь дыры в заборах было видно, как что-то выносят из дома. Кого-то, поправила я себя. Нет смысла отворачиваться от действительности. Даже такой жуткой. Я представила размеры паука, который смог так «спеленать» человека, и содрогнулась. Страх холодными змейками поднимался по венам, кровь стыла в жилах, покрываясь колким инеем. На улице показались люди. Все нервничали, переругиваясь между собой. Впрочем, не так чтобы сильно.

На обгоревшей двери вынесли Степана, я не сомневалась, что там именно он. Накрыли его грязным покрывалом, наверное, первым попавшимся под руку. Мужчины, подхватив ношу с углов, выволокли тело на улицу, где и поставили на скамейку, решая, что делать дальше. Погост остался там, в другом мире.

Я старалась не смотреть на мёртвого, но взгляд упорно останавливался на старом покрывале. Лавочка качнулась, и из-под ткани выпала рука: ногти посинели, по коже ползли страшные трупные пятна, кисть туго обтягивала кости, так что суставы пальцев казались неестественными наростами. Весенним лёгким ветерком донесло тонкий запах разложения, и меня снова скрючило судорогой.

Мама, кинув на меня взгляд, поправила руку, что-то сказала стоявшим рядом мужчинам, и они, подняв мёртвого Степана, пошли прочь, по направлению к кромке леса, в руках у двоих заметила лопаты.

Я старалась глубоко дышать, отгоняя спазмы. Рядом присел дед Михей, поставив перед собой ружьё, будто отгородившись им от всего мира. Он был бледен, но спокоен. Руки старика мелко подрагивали, и тот всё сильнее сжимал ствол, чтобы скрыть свою слабость.

— Вот так, внучка, — прозвучало тихо, — живёшь и не знаешь, какая пакость на свете может быть.

Мы ещё долго сидели молча, пока не вернулись люди, похоронившие мертвеца под угрюмыми соснами.

— Пойдём, нечего здесь делать. Простудишься ещё, — старик подал мне руку, помогая подняться с земли.

Я и не почувствовала, что джинсы промокли от влажной травы, футболка тоже стала сырой и неприятно липла к телу. Вместе, держась за руку, добрели до дома.

— Посижу тут на улице, воздухом подышу, — остановилась возле скамейки.

— Хорошо, только, как стемнеет, заходи.

Я кивнула и опустилась на влажное сиденье, сырости не чувствовала, будто тело одеревенело. Подошёл Гриша, молча сел рядом.

— Что ты обо всём этом думаешь? — спросил он какое-то время спустя.

— Паук-гигант? — Глупо хихикнула, содрогнувшись от нервного перенапряжения.

Гриша кивнул, словно принимая мою версию, плотнее запахнул куртку со словами:

— Надо выбираться отсюда. Во что бы то ни стало.

— Как? Степан уже выбрался, и те, что были с ним.

— Пока не знаю. На машине, с ружьями. Сколько сидеть по домам, как ужин в коробочке? “Кушать подано”. Как-то же оно пробралось к нему в дом? — Гриша поёжился.

— Вдруг ружья не помогут?

— Ты фильмов насмотрелась, призраков не бывает. Если оно ест, значит, живое. А живое можно убить.

— Расскажи мне о жителях? Мы четвёртый день здесь, а я так никого и не знаю, — зачем я спросила об этом? Мне, по сути, всё равно, кто живёт в этой деревушке. Хотелось забыться, отвлечься от всего. Выгнать из головы видение с трупом.

— Ну, бабку мою ты знаешь. Кого ещё… Трофима, жена его Ленка, тоже любительница горячительного. Только она всё больше дома сидит.

— А что за мужик, огромный? Всё про грехи рассказывал.

— Так-то Угрюмый. Кличка такая, — подсказал Гриша, — они с женой ждали оказии, чтобы добраться до глухой деревушки, что от нас километрах в пятидесяти по лесу. Дом вот у старой Антиповны сняли, её дети в город увези, жильё сдают на лето дачникам. Из той глухомани раз в неделю за продуктами местные приезжают в райцентр, через наш посёлок добираются. На следующий день после вашего приезда, они должны были уехать. Зовут его Фёдор, а жену Наталья. Фамилию не помню. Как приехали, так к нему кличка и прилипла. Кто-то из нашей ребятни придумал… Мужик в очках, который народ собирал — Лев Андреевич. Инженер, патенты какие-то у него есть. Из города в отпуск каждый год приезжает, матери помочь. Бабка Пелагея. Лежачая она, ты её не видела.

Гриша почесал затылок:

— Про кого ещё тебе рассказать?

— Мария, кто такая?

— Это Вострыкины, Мария и дядя Витя. Давно тут живут. Сегодня все почти были там… Где дядю Стёпу нашли. Только тебе не до них было. Успеешь ещё познакомиться с остальными.

— Ты тоже видел? — слова застряли поперёк горла.

— Да, — тихо ответил Гриша, — жуть…

К нам подошла мама, нахмурила брови:

— Дети, расходитесь по домам. Не надо сидеть одним на улице.

Гриша попрощался и ушёл, я поплелась в избу. Прошла в спальню, легла на кровать, отказавшись от обеда. Желудок до сих пор сводило.

В дверь, не стучась, ввалился незнакомый мужик. Высокий, с мощными руками и добрым взглядом голубых глаз. Кудрявые русые волосы шапкой вились на голове, густая борода тоже завивалась колечками. Деревенский здоровый румянец во всю щёку придавал ему вид Амура-переростка.

— Дед Михей и вы, Ольга Романовна, там в сельсовете все собрались. Вас ждут. Будем решать, как тут вообще дальше-то быть? — мужчина топтался на пороге, как нашкодивший мальчуган.

— Ступай, Алёша, — ответил старик, — сейчас подойдём.

— Лару берём с собой, — сразу безапелляционно заявила мама.

— Оленька, может, не надо, и так она насмотрелась сегодня, — тихо сказал отец.

А мне было жутко оставаться одной. Кажется, выйди из комнаты и снова увижу висящий в тенётах труп. Словно ошпаренная, подскочила с кровати.

— Со мной нормально всё, — вышла к родным, — не оставляйте меня одну, — голос дрогнул, на глаза накатили запоздавшие слёзы.

— Идём все вместе, — отрезал дед Михей, поднимаясь из-за стола.

Здание сельсовета, давно пустующее, находилось за сгоревшими домами. Окна его заколотили, чтобы алкаши не растащили последнюю оставшуюся мебель. Хотели организовать в нём клуб, но у деревенских всегда хватает работы. На досуг махнули рукой, и добротное здание тихо ветшало, будто старилось вместе с теми, кто его построил.

Сейчас двери были распахнуты, на крыльце курили мужики. Завидев нас, выкинули окурки и потянулись ко входу.

— Проходите, — встретил нас Лев Андреевич, — надо обсудить, что теперь делать?

Посреди просторного холла стоял наспех вытащенный длинный стол, покрытый кумачовой пыльной скатертью. Она долго лежала сложенной в закромах и сейчас топорщилась квадратами, как огромная шахматная доска. По бокам расставили неказистые стулья, кто-то приволок пару скамеек.

Почти все жители посёлка собрались в зале, куда пробивался свет из распахнутой двери. Я огляделась: многие лица уже были знакомы. За столом разместилось человек двадцать пять — тридцать. Дома оставили малых ребятишек, да неходячих стариков.

Мы уселись на лавку, которую кто-то притащил с улицы, она была влажной, и мама недовольно поморщилась.

Лев Андреевич встал, откашлялся и начал речь, как на партийном собрании. Вообще, всё это сборище напоминало заседание партсовета, виденное мною в фильме, только теперь в документальное кино добавили изрядную порцию ужасов.

— Что нам делать? — я пропустила речь инженера, очнувшись от мыслей на последних словах.

Народ загудел.

— Брать ружья и идти через лес, — пробасил дядя Лёша, — днём успеем до другого селения добраться.

— А можно спросить, до какого? — немного язвительно вставила мама, — учтите, Алексей, мы не знаем, где вообще находимся. Степана расспросить не удалось, а соваться в лес, где бродят непонятные твари, слишком опасно.