Ложь и правда о советской экономике - Спицын Евгений Юрьевич - Страница 2

Хорошо известно, что выбор экономической стратегии в СССР во многом определялся общим политическим курсом высшего партийно-государственного руководства страны, который, в свою очередь, зависел и от личной воли И. В. Сталина, и от расклада сил в правящей элите, и от развития международной обстановки и ее интерпретации высшим советским политическим руководством. Конечно, победа над фашизмом резко изменила международную обстановку в мире. Однако несмотря на то, что Советский Союз стал не только полноправным членом, но и одним из лидеров всего мирового сообщества, его отношения с ведущими западными державами из прежнего состояния «вынужденного партнерства» довольно быстро переросли в состояние «холодной войны», и это обстоятельство, конечно, не могло не повлиять на выбор экономической стратегии развития страны.　

По мнению ряда зарубежных и современных российских историков (В. П. Попов, Р. Г. Пихоя, А. В. Пыжиков, А. А. Данилов, В. Д. Кузнечевский, Р. Конквест, В. Хан[7]), вскоре после окончания войны, на рубеже 1945–1946 годов, при рассмотрении проекта плана IV пятилетки возникла довольно острая дискуссия о путях восстановления и развития советской экономики в послевоенный период. Целый ряд руководителей высшего, республиканского и регионального звена, в том числе член Политбюро секретарь ЦК ВКП(б) Андрей Александрович Жданов, кандидат в члены Политбюро председатель Госплана СССР Николай Алексеевич Вознесенский, председатель СНК РСФСР Михаил Иванович Родионов и первый секретарь Курского обкома ВКП(б) Павел Иванович Доронин выступили за изменение наиболее жестких (и привычных) элементов советской экономической политики предвоенного и военного периодов, за более сбалансированное развитие народного хозяйства страны, за частичную децентрализацию его управления и другие новшества. В своих расчетах и прогнозах эти представители правящей элиты не только исходили из анализа тяжелой социальной ситуации в стране, но и опирались на личные оценки развития международной обстановки в мире. В частности, они предполагали, что окончание войны вызовет острейший экономический, а вслед за ним и политический кризис в странах Западной Европы и США, что не только станет надежной преградой для создания очередной антисоветской коалиции, но и создаст благоприятные условия для завоевания СССР новых рынков сбыта и сырья, охваченных кризисом западных буржуазных экономик по типу очередной «Великой депрессии». Причем, как утверждают ряд современных авторов (Ю. Н. Жуков, В. П. Попов, Ю. В. Емельянов, А. В. Пыжиков, Т. В. Волокитина[8]) И. В. Сталин, вполне искренне оставаясь в первые послевоенные месяцы активным приверженцем курса на мирное сосуществование с ведущими буржуазными державами и дальнейшее развитие партнерских отношений с Великобританией, Францией и США, первоначально склонялся на сторону именно этой правящей группировки. Более того, даже после начала «холодной войны», в день своего рождения 21 декабря 1946 года, в интервью сыну ушедшего президента США генералу авиации Эллиоту Рузвельту для ведущего американского журнала Look, отвечая на его вопрос, считает ли он, «что важным шагом на пути ко всеобщему миру явилось бы достижение широкого экономического соглашения о взаимном обмене промышленными изделиями и сырьем между нашими двумя странами», И. В. Сталин дословно заявил, «что это являлось бы важным шагом по пути к установлению всеобщего мира», поскольку «расширение международной торговли во многих отношениях благоприятствовало бы развитию добрых отношений между нашими двумя странами»[9].　

По мнению той же группы авторов, сторонниками сохранения прежней военной (как, впрочем, и довоенной) модели мобилизационной экономики были прежде всего кандидаты в члены Политбюро секретарь ЦК ВКП(б) Георгий Максимилианович Маленков и нарком внутренних дел СССР Лаврентий Павлович Берия, которые тогда курировали все ключевые военно-оборонные проекты страны, а также руководители всех важнейших отраслевых наркоматов тяжелой и оборонной промышленности, в частности Иван Федорович Тевосян, Борис Львович Ванников, Авраамий Павлович Завенягин, Вячеслав Александрович Малышев, Дмитрий Федорович Устинов, Михаил Георгиевич Первухин и другие легендарные «сталинские наркомы». В своем споре с «оппонентами» они в основном апеллировали к оценкам авторитетного советского экономиста академика Евгения Самуиловича Варги, в частности к его новой работе «Изменения в экономике капитализма после Второй мировой войны». Еще в 1944 году он выступил с опровержением устоявшейся теории скорого краха капитализма под влиянием собственных антагонистических, то есть неразрешимых, противоречий и доказывал его уникальную живучесть и особую способность адаптироваться к новым историческим условиям через политику кейнсианства, взятую на вооружение правительствами западных держав в годы «Великой депрессии», а затем и Второй мировой войны. Таким образом, члены этой правящей когорты, разумно полагая, что именно данное обстоятельство как раз и не способствует разрядке международной напряженности, активно выступали за дальнейшее приоритетное развитие тяжелой индустрии и военно-промышленного комплекса страны.　

Именно поэтому по чисто умозрительной оценке ряда авторов либерального толка (Г. X. Попов, А. А. Данилов, В. М. Зубок[10]), И. В. Сталин, взявший сразу после окончания войны курс на развязывание новой мировой бойни и разжигание пожара мировой пролетарской революции, изначально поддержал именно эту правящую группировку. Однако такое утверждение, как совершенно справедливо отметили ряд их оппонентов (Г. И. Ханин, Ю. А. Алексеев[11]), абсурдно и не соответствует реальному положению вещей, так как инициатива новой конфронтации на мировой арене исходила не от Москвы, а жаркие дискуссии в советском руководстве вскоре разрешила сама жизнь. В марте 1946 года, после знаменитой фултонской речи У. Черчилля, которая чисто формально дала старт «холодной войне», И. В. Сталин сделал окончательный выбор в дискуссии своих ближайших соратников и поддержал сторонников сохранения старого экономического курса.　

При этом следует также сказать, что кое-кто из историков, в частности профессор О. В. Хлевнюк[12], ссылаясь в основном на работы западных советологов (Дж. Миллер, Э. Залесски[13]), опубликованные еще в 1980-х годах, вообще отрицают какой-либо дуализм мнений внутри высшего партийно-государственного руководства и полагают, что все члены тогдашнего Политбюро ЦК ВКП(б), как и руководители почти всех промышленных наркоматов и ведомств, довольно консолидировано выступали за неприкосновенность основных принципов и целей советской модели мобилизационной экономики, сложившейся в годы трех предвоенных пятилеток, приоритетное и, главное, максимально быстрое развитие отраслей тяжелой индустрии. Между тем, вероятно, все же правы те историки, в частности профессор А. В. Пыжиков[14], которые говорят о наличии в верхних эшелонах власти разных подходов к определению приоритетов в экономическом развитии страны в первые послевоенные месяцы, вплоть до резкого обострения международной обстановки в течение всего 1946 года.　

Между тем, как уже не раз отмечалось в научной литературе, перспективные цели экономического развития после войны И. В. Сталин впервые публично изложил в своей знаменитой речи на предвыборном собрании избирателей Сталинского избирательного округа Москвы 9 февраля 1946 года. В своем выступлении вождь прямо заявил, что «основные задачи нового пятилетнего плана состоят в том, чтобы восстановить пострадавшие районы страны, восстановить довоенный уровень промышленности и сельского хозяйства и затем превзойти этот уровень в более или менее значительных размерах. Не говоря уже о том, что в ближайшее время будет отменена карточная система, особое внимание будет обращено на расширение производства предметов широкого потребления, на поднятие жизненного уровня трудящихся путем последовательного снижения цен на все товары и на широкое строительство всякого рода научно-исследовательских институтов, могущих дать возможность науке развернуть свои силы. Что же касается планов на более длительный период, то партия намерена организовать новый мощный подъем народного хозяйства, который дал бы нам возможность поднять уровень нашей промышленности… втрое по сравнению с довоенным уровнем». Далее было прямо заявлено: «нам нужно добиться того, чтобы наша промышленность могла производить ежегодно до 50 млн. т чугуна, до 60 млн. т стали, до 500 млн. т угля, до 60 млн. т нефти. Только при этом условии можно считать, что наша Родина будет гарантирована от всяких случайностей. На это уйдет, пожалуй, три новых пятилетки, если не больше. Но это дело можно сделать, и мы должны его сделать»[15]. Забегая вперед, скажем, что столь грандиозные задачи экономического развития страны были не простыми мечтаниями «кремлевского горца».