Психи (ЛП) - Энн Шеридан - Страница 40

Я тяжело сглатываю.

— Дайте мне мою гребаную комнату, иначе я скажу ему, что вы трое, придурки, планируете его свергнуть. Но если бы я ему это рассказала, думаю, вы все были бы мертвы, и мне не от чего было бы бежать. Черт возьми, такие важные решения мне предстоит принять.

Страх мелькает в его глазах всего на мгновение, прежде чем он маскирует его и подходит ко мне. Я прижимаюсь спиной к стене позади себя, когда его рука опускается на мою талию, его пальцы больно впиваются в мою кожу.

— Произнеси хоть слово о том, что ты только что услышала, и я вырву твой гребаный язык своими зубами.

Я сжимаю его запястье, и сильно толкаю, убирая его пальцы со своей талии. Я делаю шаг вперед, толкая его в грудь и отталкивая назад, мы оба знаем, что его угроза бесполезна, потому что в ту секунду, когда эти слова слетят с моих губ, они трое уже будут мертвы.

— Когда ты научишься, Роман? Я сражаюсь с огнем огнем и не предана никому, кроме себя. Дай мне, черт возьми, спальню с личной ванной, и даю тебе слово, я ни черта не скажу.

Он сжимает челюсть, и как только собирается ответить, дверь столовой широко распахивается, и в центре появляется Джованни ДеАнджелис.

Роман быстро отстраняется от меня и поворачивается лицом к отцу, его плечи расправляются, а подбородок приподнимается. Я обнаруживаю, что делаю шаг немного вправо, почти прячась за широкими плечами Романа, когда мой взгляд останавливается на человеке, который почти правил темной стороной мира последние тридцать лет.

Мои глаза расширяются, и я прикусываю язык, чтобы не ахнуть от ужаса просто находиться с ним в одной комнате. Его полностью черный костюм идеально подходит к его мертвым глазам. Золотые украшения свисают с каждого доступного участка кожи на его теле, в то время как старые шрамы покрывают его лицо. Этот человек прошел через всякое дерьмо, но теперь ясно, почему он — причина всеобщих кошмаров. Он излучает силу — холодную, жестокую и безжалостную, которой никогда не должен обладать ни один мужчина.

И подумать только, что я кончила на язык его новой жены всего несколько часов назад.

Маркус не утруждает себя тем, чтобы сесть прямо, просто поворачивает голову лицом к отцу, в то время как Леви встает, чтобы приветствовать его в комнате, хотя страх, отражающийся в его глазах, говорит мне, что с ним происходит что-то гораздо более глубокое.

Люди Джованни вливаются в комнату вокруг него, и я зачарованно наблюдаю, как они разбредаются по комнате, как будто Джованни нуждается в защите от своих собственных проклятых сыновей. Хотя я слышала истории, о которых шептались в клубе и которые подвергались цензуре в новостях. Если бы они были моими сыновьями, я бы тоже их боялась.

Его люди выглядят так же устрашающе, как и он сам, в черных костюмах, облегающих мускулистые фигуры, и с огромным количеством оружия, висящего у них на поясах. У каждого из них есть маленькие радиоприемники и наушники, и они делают вид, что Джованни — какой-то король, которому нужна лучшая защита, какую только можно купить за деньги. Либо так, либо он использует их как демонстрацию силы против своих сыновей, чтобы заставить их выполнять его приказы. Я думаю, жизнь довольно сладкая, когда у тебя есть трое безжалостных сыновей, которые не боятся смерти. Они идеальные киллеры для любой команды.

Руки Романа сжимаются в кулаки по бокам, и я наблюдаю, как он явно пытается сдержаться. Комментарий Маркуса о том, как его отец зарезал беременную девушку, крутится у меня в голове, и я не могу не задаться вопросом, насколько свежи эти воспоминания для них троих.

Их отец начинает осматривать комнату, сканируя каждый дюйм помещения, но прежде, чем его суровый, безжизненный взгляд останавливается на мне и Романе, Леви завладевает его вниманием.

— Отец, — говорит он, его тон резкий и прямолинейный. — Что привело тебя сюда сегодня?

— Я что не могу навестить своих сыновей без скрытого мотива? — спрашивает он, его глубокий тон тревожит меня до глубины души.

— Серьезно? — Спрашивает Маркус, закидывая ноги на подлокотник кресла. — Ты не переступал порог нашей маленькой тюрьмы с тех пор, как убил Флик пять месяцев назад. Итак, в чем дело? Пришел проведать нас теперь, когда у нас появилась новая маленькая игрушка, с которой можно поиграть?

Внимание Джованни переключается прямо на меня.

Черт.

Я должна не забыть поблагодарить его за эту великую честь.

— Иди сюда, — громовой голос Джованни прорывается сквозь мою панику, обжигая меня своим смертоносным взглядом.

Мой взгляд метается к Маркусу, а затем обратно к Роману, который выглядит так, словно собирается засунуть свой тяжелый ботинок мне прямо в задницу, чтобы заставить меня двигаться.

— И как же мы поступим? — Бормочу я, мои глаза наполняются силой моей угрозы, в то же время я прекрасно понимаю, что моя пауза означает, что Джованни вынужден ждать меня, чего, я уверена, он просто обычно не делает.

Роман не отвечает, но я вижу раздражение в глубине его взгляда. Он у меня в руках, и, если я справлюсь, не сомневаюсь, что мне придется заплатить за эту рискованную игру.

Чем дольше я жду его ответа, тем хуже будут отношения с их отцом, но девочка должна рискнуть ради печенья.

Роман оглядывается на своего отца, и его легкий кивок говорит мне, что моя игра наконец подошла к концу. Победа захлестывает меня, но прежде, чем я получаю шанс насладиться ей, яростный рев Джованни разносится по комнате.

— КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЗАСТАВЛЯТЬ МЕНЯ ЖДАТЬ, ДЕВОЧКА.

Черт.

Мои глаза вылезают из орбит, и я быстро шевелю задницей, пытаясь вспомнить все, что сказали мне парни перед тем, как он вошел сюда. Не говори ни слова. Не смотри на него. Даже не смей дышать.

Вот дерьмо. Судя по тому, какое дерьмовое первое впечатление я только что произвела, что-то подсказывает мне, что все эти три полезных совета так же бесполезны, как обгоревшие останки Тарзана, лежащие у меня дома в мусорном ведре.

Я обхожу большой стол, мои каблуки стучат по мраморному полу, когда я чувствую, как глубоко в животе нарастает тошнота. Если в какой-то момент во всем этом дерьме мне и суждено умереть, то, скорее всего, именно сейчас.

Я чувствую, как трое братьев осторожно перемещаются по комнате вместе со мной, что заставляет людей Джованни делать то же самое, и, черт возьми, если я знаю об этом, то могу гарантировать, что Джованни тоже.

Оказавшись перед самым страшным человеком, которого я когда-либо встречала, я пытаюсь вспомнить, что нужно дышать. Мои колени дрожат, а руки по бокам становятся потными, хотя я изо всех сил стараюсь не замыкаться в себе.

Его злобный взгляд останавливается на беспорядке у меня на макушке, и прежде, чем он опускается к моему лицу, на его губах появляется недовольная гримаса. Его пристальный взгляд путешествует по моим чертам лица, или по отсутствию таковых.

— Повернись, — требует он, хмурое выражение еще больше расползается по его лицу.

— Это все? — спрашивает он с отвращением, глядя на Романа, пока я заканчиваю свое медленное вращение. — Она совсем не такая, какой я ее себе представлял. Она — веточка, которой едва хватит, чтобы удовлетворить одного мужчину, не говоря уже о трех.

Роман пожимает плечами.

— Это все.

Я прикусываю язык, снова и снова напоминая себе, что его жена получала больше удовольствия от того, что пробовала меня на своем языке, чем от того, что проводила свои долгие ночи с этим жирным ублюдком, который барахтался на ней сверху. И не важно, что он сделает со мной, он никогда не сможет забрать это знание. Так кто же на самом деле обладает здесь властью?

Взгляд Джованни снова скользит по мне, бесчеловечный, жестокий и бессердечный, он смотрит на меня скорее как на объект, чем как на человека с сердцем и душой.

— Сними свое платье.

Ужас охватывает меня, сильнее, чем прошлой ночью, когда его шлюха — жена попросила то же самое, но на этот раз я знаю, что лучше не отказываться от приказа. Тошнота захлестывает меня, когда я неохотно опускаю бретельки платья на руки и позволяю хрупкой ткани упасть на пол, а слезы заливают глаза, когда я понимаю, что каждый охранник, стоящий в зале, воспринимает меня как гребаный объект, как мусор, который они могут пропустить через себя и использовать по своему усмотрению.