Волна вероятности - Фрай Макс - Страница 29

Ладно, бог с ними, домами. Покрасили так покрасили. Но цветущие деревья вообще ничем нельзя объяснить. Откуда на Вокечю взялись дикие сливы, вишни, или кто у нас раньше всех начинает цвести? Плодовых деревьев в Старом городе много, но они в основном во дворах. А на бульваре всегда росли каштаны и липы. И один (глазам не поверила, когда впервые его увидела) настоящий маньчжурский орех.

Анэля Адамовна (Помидорчик) опускает глаза, и вот тут ее ноги становятся ватными, а по спине словно бы пробегает тонкая струя кипятка. Мостовая! И тротуары! Ну все, приплыли. Беда! Не бывает таких мостовых с тротуарами, как будто их расписал Мондриан[12]. Это, конечно, красиво. Но невозможно. Так просто не делают. Ни в Вильнюсе, ни в других городах. Разве что площадь перед музеем могли бы оформить… А может, и правда? Здесь же рядом Музей Иллюзий, а чуть подальше, у Ратушной – ШМЦ[13]. Эти, дай им волю, могли бы! Но откуда у них столько денег, чтобы разукрасить целый бульвар?

«А может, здесь просто кино снимают? – думает Анэля Адамовна. – Это бы все объяснило… хотя все равно ничего». Потому что разноцветный асфальт – настоящий, а не киношный декор. И деревья не просто цветут, но и пахнут, это точно не пластик, не может им быть. Никто не стал бы выкорчевывать старые липы с каштанами и сажать на их место плодовые ради съемок кино. И тепло почему-то как в мае. И людей на бульваре не просто мало, как зимой во время локдауна, а вообще никого.

«Так, наверное, – наконец догадывается Анэличка, – я просто сплю, и мне снится сон… Ой, это я, получается, уснула прямо на стуле в миграции? И пропустила свой номерок на табло? Или миграция мне тоже только приснилась? Ну тогда еще ничего. Обидно, что на самом деле эта тягомотина не закончилась, а еще даже не началась, но ничего, сейчас зазвенит будильник, я проснусь и пойду отдавать документы, а потом никаких прогулок, сразу домой досыпать».

Но ей самой ясно, что версия – так себе. Как-то не очень все это похоже на сновидение. И дело даже не в том, что во сне обычно все принимаешь как должное, не замечаешь несоответствий. И просыпаешься сразу, как от удара током, осознав, что происходящее – сон. Но это ладно, подумаешь, мало ли, как было раньше. В последнее время все очень быстро меняется, почему бы не измениться и снам. «Просто я вижу, чувствую, знаю, – думает Анэля Адамовна, – что сейчас все взаправду. Какой бы абсурдной ни казалась реальность, она – реальность. Единственная для меня. Не лежит мое тело в кровати, не сидит на стуле в миграции. Некуда, не в кого мне просыпаться. Я здесь вся!»

Анэличка (Помидорчик в сером солдатском пальто) стоит на Вокечю, или как там на самом деле называется этот незнакомый бульвар. Она сейчас ощущает – одинаково сильно и ярко – знакомое с детства простое легкое счастье, как будто с прогулки домой пришла, и одновременно такой сокрушительный ужас, словно вот прямо сейчас умирает, или уже только что умерла. И наконец (на радостях, с перепугу) вспоминает, чему их учила Юрате. Дыхание уже столько раз помогало справиться с паникой, вдруг подействует даже сейчас? Она делает медленный вдох макушкой (сосредоточившись на макушке, так-то понятно, что чисто технически там нечем дышать), выдыхает как бы через ладони, через них же снова вдыхает, чтобы сразу выдохнуть пятками, и прямо физически чувствует, как паника вместе с воздухом выходит из тела и растворяется в земле.

Анэличка (Помидорчик) стоит на бульваре Не-Вокечю (надо же как-то его называть) и дышит, как Юрате учила, очень долго, целую вечность (на самом деле максимум минут пять). Наконец успокаивается до такой невозможной степени, что рассудительно себе говорит: «Если я умерла, уже ничего не поделаешь, надо радоваться, что жизнь после смерти все-таки есть. И здесь совершенно точно не ад с чертями. Скорее уж рай без ангелов. Но, возможно, сегодня просто все ангелы выходные и уехали за город на пикник».

«А если я до сих пор живая, – все так же рассудительно продолжает Анэличка, на всякий случай щупая паспорт в нагрудном кармане, его ни при каких обстоятельствах, даже в раю, нельзя потерять, – тогда вообще все нормально. Просто с живыми людьми иногда случаются необъяснимые происшествия. И вот дошла очередь до меня».

Спокойная, собранная, готовая не то чтобы ко всему, но довольно ко многому (и это даже более удивительно, чем расчерченный неизвестным подражателем Мондриана разноцветный асфальт), Анэля Адамовна пересекает бульвар Не-Вокечю. Думает: «Я же собиралась в кофейню. Так надо ее поискать».

Конечно здесь нет никакой «Италалы». Откуда она бы взялась на этом райском чужом разноцветном бульваре. На месте знакомой кофейни (примерно – все здания на себя не похожи, поэтому трудно точно определить) цветочная лавка. Дверь нараспашку, всюду стоят букеты, но внутри почему-то нет продавца.

«Ладно, – вдыхает-выдыхает Анэличка, успокаивая себя, – подумаешь. Хотя я бы сейчас за порцию кофе… нет, душу не надо, в раю такими вещами не шутят. Но двадцать евро запросто бы отдала».

Она идет по бульвару Не-Вокечю, вдыхает запах цветущих деревьев, смотрит по сторонам. Вдруг слышит, как кто-то рядом говорит женским голосом: «Какое же счастье, господи!» – и сначала оглядывается, а потом понимает, что сказала это сама.

«Спокойствие, только спокойствие, – думает Анэличка (Помидорчик). – Ну сказала, ну вслух, ну и ладно. Это же правда. Здесь счастье разлито в воздухе. Я не сошла с ума, даже если сошла с ума. А вот и кофейня, – радуется Анэля Адамовна, издалека увидев овальную черно-белую вывеску. – Что еще может называться „Кофе и соль“? Ну, например, бакалейная лавка, где продают кофейные зерна и пряности», – мысленно возражает себе она. Заглядывает в окна – точно кофейня! Правда, там никого. Но свет горит. И дверь приоткрыта. И пахнет свежемолотым кофе – так сильно, что проясняется голова.

Минут десять Анэля терпеливо стояла у стойки. Ждала. Говорила себе, что если здесь горят лампы и дверь открыта, значит, кофейня работает. Просто бариста на минуточку вышел, бывает, вернется сейчас. Пока ждала, вспомнила про телефон. Наконец-то! «Великая айтишница, дитя информационной эпохи, только через полчаса спохватилась, ай да я!» – смеялась она над собой, доставая телефон из кармана. Но, в общем, заранее понимала, почему так упорно вытесняла мысли о телефоне. Сколько бы ни дышала макушкой и пятками, подготавливая себя к чудесам, а все равно неприятно было увидеть темный погасший экран. Так и знала. Ведь знала же! Естественно, телефон не работает. С того света со знакомыми не початишься. И полезную информацию не загуглишь.

Это неожиданно развязало ей руки. «Если я умерла, то все можно. Если вижу сон, то тем более. Вон у них термос стоит. Спорим, там кофе из фильтра. Во всех нормальных кофейнях его держат в термосах, потому что в машине на подогреве быстро станет противным, перестоит, – говорила себе Анэля, решительно переступая роковую черту между залом и стойкой, за которую посетителям хода нет. – Если бариста вернется и станет ругаться, это будет лучший в моей жизни скандал. Чего доброго, разрыдаюсь на радостях. А потом расспрошу его, какого черта здесь происходит, что мне делать и кто виноват».

Бариста, к сожалению, не вернулся и ограбление не предотвратил. Зато кофе в термосе оказался горячий. И вкусный, хотя Анэля не особо любила фильтр. Но такие хорошие зерна ничем не испортишь. Ну и плюс она очень хотела кофе. Любого! Лишь бы горячий и прямо сейчас.

Сначала налила чуть-чуть, четверть чашки. Выпила, нетерпеливо оглядываясь по сторонам – ну где же все? Ловите меня с поличным! Но с поличным никто ее не поймал. Тогда окончательно расхрабрилась. Налила себе полную чашку. Немного поколебавшись, взяла с витрины круассан. Он оказался неожиданно свежим, даже немного теплым. Как будто его испекли – ну, максимум час назад.