Путь Могучего. Том 2 (СИ) - Дубов Дмитрий - Страница 40

— Хватит, хватит! — захохотал Потёмкин, маша руками. — Я клянусь всеми богами, ты мёртвого уговоришь, а потом ещё и заведёшь с ним беседу.

— Ну, нет, — вклинился в разговор Борис. — Мёртвые — это больше по моей части. Слава с животными вроде бы ничего общается.

Тут уж расхохотались все. Дальше уже сыпались шутки, которые касались только данного конкретного контекста, но всё равно они были выходили смешными.

— Как видите, — ответил Лось, указывая на ребят, — сижу и с вами всеми общаюсь.

— Может быть, с мёртвыми животными? — сквозь хохот проговорил Сабуров.

— Это уже какой-то паноптикум, — заявил Головин, только-только разогнувшись от смеха.

Одним словом, обстановка была настолько непринуждённая, насколько она может быть таковой среди застолья молодых людей, планирующих, как они завтра выступят на Весеннем Императорском Балу.

На какой-то момент мне даже удалось побороть свои предчувствия. Точнее, даже не так. Благодаря ребятам, у меня получилось забыть о них. Я полностью влился в коллектив и чувствовал себя, как никогда хорошо. Именно, как никогда. Мне, кажется, всегда не хватало вот этой обычной человеческой болтовни в отличной компании.

Во время одного из перерывов рядом со мной оказался Семён Головин.

— Послушай, — проговорил он, обращаясь ко мне, и я заметил некоторую неловкость в его движениях, поэтому ободряюще кивнул. — А скажи, пожалуйста, как тебе удалось так быстро продвинуться, а? Раз, и уже в князьях?

Я усмехнулся, потому что описывать все свои предыдущие приключения не собирался. Но мои предположения на его счёт оказались правильными. И как ему объяснить, что за короткий период я сделал кое-что невозможное? Вот поэтому и титул.

— Знаешь, — проговорил я, как можно более доброжелательно и положил ему руку на плечо, — главное быть честным и оставаться собой, — и да, это показалось даже мне каким-то штампом, но я не собирался отказываться от собственных слов. — И быть честным с самим собой. Ты на правильном пути, не сворачивай с него.

Семён с благодарностью кивнул мне и пересел обратно на своё место.

В этот момент в дверь позвонили. Арман сделал мне условный жест, который означал, что пришли ко мне, но не те, кто ожидался, и требовалось моё присутствие. Я спустился вниз.

За дверью стояла София и немного робко улыбалась мне. Вдруг её взгляд устремился куда-то за моё плечо, и в глазах девушки в прямом смысле этого слова заискрило.

Я обернулся и увидел Ирину, у которой в глазах творилось ровно тоже самое. Мне даже подумалось, что, если между ними провести провода, то их просто закоротит.

Императрица сидела возле кровати своего сына, иногда забываясь тревожным сном. Цесаревича было решено оставить в клинике Пирогова до того момента, как сможет сам вставать на ноги. Тут специально для него прислуге и охраны отвели целый этаж, который наполнили самым современным оборудованием.

Цесаревич Михаил Арсеньевич достаточно сильно пострадал в мире, где невозможно было дышать. Он чуть ли не первым потерял сознание, и все усилия Алексея Сергеевича, направленные на то, чтобы привести его в чувство, терпели крах. Ненадолго Михаил очнулся в тот момент, когда ему на голову надели сферу, созданную живоглотом, и он, наконец, смог вдохнуть чистый воздух. Но после этого молодой человек быстро потерял сознание.

Анна знала, что её сын, в принципе, болезненный и слабый ребёнок. Так уж вышло, что проявились гены давних предков Арсения Глебовича, хотя он сам был здоров, словно бык. А вот сын оказался подвержен всем напастям подряд. Впрочем, императрица не исключала, что кто-то проклял её драгоценного ребёнка.

Вот и сейчас она сидела возле кровати, где на белых простынях лежал её бледный Михаил и неглубоко дышал. Она считала каждый вдох, беспокоясь о том, что какой-то из них может оказаться последним, несмотря на все усилия Пироговых, которые посещали цесаревича чуть ли не всем целительским семейством.

Окна, ведущие на улицу, были занавешены, но не плотно, что давало возможность солнечному лучу проникать между складок и скользить по руке юноши. Анна хотела верить, что свет согревает руку её мальчика и помогает поправиться.

Внезапно дыхание цесаревича остановилось. Но прежде, чем императрица успела позвать на помощь, Михаил снова вдохнул. На этот раз глубоко, гораздо глубже, чем до этого, словно его лёгкие значительно увеличились. Затем последовал выдох, снова глубокий вдох, и цесаревич открыл глаза.

Анна вздрогнула. Несмотря на то, что цвет у глаз был всё тот же — серо-голубой, взгляд юноши кардинально поменялся. На неё смотрел суровый и холодный убийца, готовый уничтожить что угодно ради своих целей.

— Здравствуй… — последовала пауза, которая хоть и была совсем маленькой, но не укрылась от императрицы, — мама. Пойдём домой.

Попав в тело, намеченное для себя, Хаос первым делом обратил внимание на предыдущего хозяина тела. Был он слабым, жалким и находился при смерти, которая была ему суждена в ближайшие часы.

«И это всё, чего добился Развитие? — усмехнулся сын Великой Тьмы, выбрасывая душу из тела одним щелчком. — Что за убогое зрелище?»

Затем он наладил все рефлексы и функционирование органов и пару раз вдохнул, чтобы проверить все системы. Всё работало, как только могло в этом примитивном теле. После короткого теста, он открыл глаза.

И поразился.

Да, практически сразу женская особь, сидевшая над ним, поддалась панике, хоть и старалась не подать виду. Всё потому что догадалась: перед ней не её сын. Но до этого Хаос увидел ещё кое-что. Всего одна секунда, растянувшаяся на вечность, но она сильно изменила что-то внутри бога. В самой его сути. Он теперь не хотел забывать эту секунду никогда. И именно из-за неё сохранил жизнь женщине. Пусть ненадолго, но это неважно.

В тот миг, когда он открыл глаза, он увидел… то, что называют любовью? Что это? Отношение матери к сыну, но такое тёплое, словно тебя укрывают светом звёзд, и тебе уютно, ты спишь и ни о чём вовсе не думаешь. Тебе плевать не весь этот холодный космос, расстилающийся вокруг тебя. Потому что у тебя есть этот взгляд, передающий материнское тепло ничуть не хуже уютных маминых рук.

Хаос увидел этот взгляд и успел его прочувствовать до того момента, как он исчез. Теперь уже навсегда. Но он смог зацепить бога, смог начать в нём изменения. А всё потому, что он никогда не чувствовал ничего подобного. Да, у него была мать — Великая Тьма, но она всегда была холодна и молчалива. У неё не нашлось ни взгляда, ни тепла, чтобы согреть своего маленького сына. Ни единого тёплого слова, которое нужно не только людям, но и богам. Ничего. Пустота.

— Здравствуй, мама, — сказал он, сверившись на всякий случай с памятью, хотя это и не имело большого значения. — Пойдём домой.

Женщина сглотнула и поднялась. Он видел, что она явно разрывалась между тем, чтобы поднять тревогу, и тем, чтобы тихо сбежать. Где-то посередине читалось её желание узнать, кто оказался в теле её сына и что он сделал с мальчиком.

— Не стоит, — он опередил её, подняв руку в предупредительном жесте. — Ничего из этого делать не стоит. Просто пойдём домой.

Словно заворожённая она взяла его за руку и помогла подняться. Тело от долгого лежания затекло и плохо слушалось, но несколько коротких разрядов заставили действовать его так, как надо.

— А он?.. — начала было Анна, как звали женщину, которая при всём этом ещё являлась и императрицей.

— Он не мучился, — пожал плечами Хаос в теле Михаила. — И он был обречён. Я сделал ему даже лучше.

Бог видел, что ему не поверили, и его это задело. Не потому, что человек не доверял его словам. А потому, что это был человек, подаривший ему самые невероятные впечатления из всех, которые только возможны. И не только для смертных.

— Зачем ты сюда пришёл? — спросила она, потихоньку отступая к двери.

Хаос понимал, что по-хорошему ему нужно её убить, потому что она всё знает, но он не мог себя заставить это сделать.