Вечный союз - Форстен Уильям P. - Страница 53
- Предыдущая
- 53/116
- Следующая
Лукулл крутанулся на месте и грохнулся оземь. Толпа взорвалась разъяренным воплем. Чьи-то руки схватили его и потащили во дворец. Он в свою очередь не отпускал Марка. Уже в дверях он заметил, как через площадь ко дворцу устремились фигуры в темной карфагенской форме, на ходу стреляя из мушкетов.
Оглушительный залп раздался из дворца, и в рядах карфагенян сразу образовались бреши. К ужасу Винсента, часть легионеров также попадала на землю.
Переводя дух, он встал и заметил красное пятно на тоге консула.
— Вы ранены!
Марк с трудом поднялся на ноги и выдавил из себя улыбку. Из его руки торчала стрела.
— Могло кончиться и хуже, — произнес он чуть заплетающимся от полученного шока языком.
— Итак, вы все-таки решились, — улыбнулся Винсент.
— Да, но слишком поздно, — сухо ответил Марк. — Надо было сделать это сразу, как только это началось.
— Главное, что вы решились на этот шаг. Теперь наша задача — продержаться. Народ будет на вашей стороне.
— Сомневаюсь, что это принесет теперь сколько-нибудь существенную пользу, — ответил Марк, слегка пошатываясь. — Уведите его отсюда, — приказал Винсент. — И скажите врачу, чтобы занялся раной.
Марк позволил увести себя.
— Что он сказал на площади? — спросил Дмитрий.
— Предложил свободу рабам, которые будут сражаться.
— Вот хитрец, — рассмеялся Дмитрий. — Довольно неопределенное обязательство.
Винсент не смог сдержать улыбку, вспомнив, как Марк сформулировал свое заявление.
— Погоди, Дмитрий, это только начало. Подойдя к дверям, Винсент сквозь щель посмотрел на площадь. Толпа все еще разбегалась в разные стороны. Из дворца не стреляли, и он мог лишь благодарить Бога, что его люди не убивают своих ближних без необходимости. Карфагеняне отступили на форум, а в дальнем конце площади устанавливали пушку.
— Да, теперь главное — продержаться, — повторил Винсент, — И молиться, чтобы люди помогли нам.
Это было в сто раз хуже всего, с чем ему приходилось сталкиваться в Виргинии. Болтаясь в седле, Эндрю боролся с искушением глотнуть еще раз теплой воды из фляги. До следующей реки было еще добрых десять миль, вокруг же расстилалась голая раскаленная степь.
Заслонив рукой глаза от солнца, он осмотрелся. К концу лета зной окончательно иссушил траву на пологих холмах и окрасил ее в бурый цвет. Степь напоминала бескрайний океан, по поверхности которого горячий ветер гонял волны, не принося прохлады.
Он боролся с дурнотой, слишком хорошо зная, до чего она может его довести.
«Я не имею права свалиться, — говорил он себе, — нам идти еще часы и часы… Я не имею права».
Перед его глазами плыли миражи. Осень в Мэне. С океана дует холодный ветер, ледяной прибой ударяется о скалы, взбивая белую пену, омывающую их с Кэтлин… Она улыбается, стоя в высокой траве; рядом его старый колли. Какой удивительной прохладой веет от нее, от ее белого платья, которое трепещет на ветру и облегает ее фигуру, вырисовывая каждый ее изгиб. Она стоит перед ним; пес громко лает, прыгая от радости.
— Глоток холодной воды, любимый?
Смеясь, она протягивает ему кувшин, с которого одно за другой стекают капли. Подходит ближе. Одежда соскальзывает с нее, открывая грудь во всем ее пышном великолепии, стройность худощавых бедер; в глазах ее мерцает колдовство любви.
— Глоток холодной воды.
— Господи! Настоящей холодной воды? Спасибо…
— Сэр! Полковник Кин!
— Спасибо, любовь моя.
— Полковник! Сэр!
— Буллфинч?
Он обалдело смотрел на покрасневшее от жары лицо своего адъютанта.
— Сэр, вы стали что-то говорить. Вам плохо?
Эндрю в смущении огляделся, преодолевая боль в глазах. Его штаб плелся за ним, утопая в дорожной пыли. Впереди на гребне холма маячили верховые дозорные. Сзади по Аппиевой дороге длинной извивающейся змеей тянулись артиллерийские батареи и пехотные полки с высоко поднятыми знаменами. Фигуры солдат колыхались в потоках горячего воздуха, как привидения.
— Полковник Кин, сэр! — продолжал приставать к нему Буллфинч. — Только что передали сообщение по телеграфу.
Офицер протянул ему листок бумаги, и по его обеспокоенному лицу Эндрю догадался, что он уже ознакомился с сообщением.
Он никак не мог разобрать, что написано на листке, — по-видимому, что-то случилось с очками. Сняв их, он поднес листок к глазам. Но и это не помогло.
— Прочтите, пожалуйста, вслух, — попросил он, бессильно опуская руку. Очки упали на землю.
Буллфинч куда-то исчез, но тут же появился снова, протягивая ему очки. Эндрю послушно взял их и сунул в карман. — Сообщение такое, сэр, — начал Буллфинч. — «Разведчики докладывают, что сегодня утром карфагеняне захватили Рим. К нам на телеграфную станцию прибыл посланец из Рима и заявил, что наша помощь Риму больше не требуется, так как они заключили мирное соглашение с Карфагеном».
Что-то дрогнуло у него внутри. Как будто ему дали пощечину. Остановив Меркурия, он сполз с седла. Когда его ноги коснулись земли, ему показалось, что они сейчас подогнутся. Пришлось ухватиться за луку седла. Затем, отпустив луку, он очень осторожно сделал два шага к Буллфинчу, взял у него телеграмму и, надев очки, прочел ее еще раз.
— Привал десять минут, — объявил он и опустился на землю.
Прозвучал сигнал горна, подхваченный по всей колонне и эхом прокатившийся по степи. Послышались вздохи и стоны измученных людей, громыхание оружия и сброшенной на землю поклажи.
— Вам плохо, сэр? — спросил Буллфинч.
— Мне просто нужно пару минут отдохнуть, — ответил Эндрю. Ему было неудобно за свою слабость. Он так и не смог приспособиться к этой убийственной летней жаре — она вытягивала из него все силы. Не раз во время марша он благодарил судьбу за то, что, как офицер, может ехать верхом, в противном случае он, наверное, упал бы замертво на дороге. Товарищи по полку не ставили ему эту слабость в вину, и тем не менее она была унизительна.
— Через два часа зайдет солнце, сэр. — К нему с сочувственной улыбкой приближался по высокой траве командир воздушного шара Хэнк Петраччи.
— Ох, Хэнк, это еще нескоро. Жаль, что здесь нет твоего воздушного шара.
— Да, лететь на нем было бы несравненно приятнее, чем плестись по жаре. — Еще раз улыбнувшись, Хэнк отдал ему честь и, отойдя на несколько футов, с усталым вздохом повалился в траву.
Внезапно он ощутил, что его накрыла тень. Подняв голову, он увидел, что Григорий вместе со вторым ординарцем, вбив в землю колья, натягивают тент. Эндрю было уже наплевать, как это выглядит и что о нем подумают, главное — он чувствовал, что они спасают ему жизнь. Затем откуда-то полилась вода, и холод, пробежавший по спине, заставил его вздрогнуть. Мундир он скинул еще час назад на последнем привале и ехал теперь в одной рубашке с жилетом. Шок от холодной воды был таким неожиданным, что ему на миг показалось, будто он теряет сознание.
— Ты заработаешь так солнечный удар, Эндрю.
— А, мой недремлющий страж! Присаживайся, Эмил.
— Я не для того спасал тебя под Геттисбергом, чтобы ты уморил себя в этой забытой Богом пустыне, — проворчал Эмил, присев рядом с Эндрю на корточки и заглядывая ему в глаза. Затем он кивнул кому-то стоявшему у Эндрю за спиной, и холодный душ опять окатил его. Эндрю начало трясти.
— Прилягте, полковник, — произнес Эмил, приложив руку к его лбу.
— Если я лягу, то уже не поднимусь. Нам нельзя задерживаться.
— Последние два часа люди валятся, как дохлые мухи. По крайней мере четверых так и не удалось привести в чувство.
Эндрю протянул ему телеграмму.
— Чтоб им пусто было, — прошептал доктор, прочитав ее. — Они таки предали нас.
Эндрю смежил веки, но солнечные блики продолжали плясать у него в глазах. Надо было сосредоточиться, иметь ясную голову.
Он все-таки лег на спину и тут же почувствовал холод у себя на груди. Открыв глаза, он увидел Григория, глядевшего на него чуть ли не с материнской тревогой.
Эндрю слабо улыбнулся:
- Предыдущая
- 53/116
- Следующая
