Вечный союз - Форстен Уильям P. - Страница 43

• Предыдущая
• 43/116
• Следующая

— Да храни тебя Бог, Джон. Я задержалась здесь, чтобы проводить последний поезд.

— Благодарю вас, мадам.

— Ну вот. По-моему, мы всегда были на «ты».

Он устало кивнул и, направившись к последнему составу, стоявшему на запасном пути, помахал им рукой.

Паровоз дал громкий свисток, вызвавший вопль восторга со стороны Эндрю и пронзительный писк из детской коляски. Поезд тронулся, и Джон вскочил на подножку первого вагона.

Из кабины машиниста высунулась физиономия Фергюсона, он махнул им рукой на прощание. Паровоз медленно прокатил мимо них, выбросив из трубы сноп искр и оставив позади себя дымовой шлейф. Все вагоны и платформы состава были до предела забиты бойцами 21-го Суздальского полка и 8-й батареи. Владевшее ими с самого утра радостное возбуждение несколько улеглось, и они с волнением и торжественностью отдавали честь своему президенту. Калин стоял, сняв цилиндр и прижав его к груди.

«Господи, а он ведь и вправду становится похожим на Линкольна», — подумала Кэтлин, взглянув на Калина сбоку.

Вот и последний вагон. На задней площадке в одиночестве стоял молоденький офицер.

— Не беспокойтесь, мистер президент! — крикнул он. — Мы все вернемся обратно.

Поезд нырнул под арку ворот и исчез за стеной. На вокзале воцарилась тишина, нарушаемая лишь отдельными женскими всхлипываниями.

Приблизившись к Калину, Кэтлин увидела, что у него в глазах тоже стоят слезы.

— Я хотел взглянуть каждому в лицо, каждого благословить, вдохнуть в них уверенность, — негромко сказал он. — Но, помоги мне Господь, я ведь знаю, что многие из них никогда не вернутся домой.

Он замолчал, и Кэтлин, которой передалась его боль, тоже не могла произнести ни слова, подавить свой собственный страх и утешить Калина, заверив его, что он сделал все, что мог.

— Теперь я понимаю, почему ваш Линкольн выглядит на всех портретах таким печальным, — сказал Калин тихо, смахнув с ресниц слезы и придав лицу решительное выражение. Он медленно надел цилиндр и произнес ровным тоном: — Ну что ж, дорогие мои, пошли домой. Эндрю, вырвавшись от Людмилы, подскочил к деду и протянул ему руку. Калин взял ее в свою, и они бок о бок направились вдоль платформы. Зрелище было настолько патетическим, что Кэтлин с трудом удержалась от того, чтобы не разрыдаться.

— Приходи к нам на обед, — сказала Людмила, обняв ее за плечи.

— Спасибо, с удовольствием, — прошептала Кэтлин.

— Итак, они отбыли, — послышался голос. Из городских ворот появился кряжистый мужчина в сопровождении небольшой группы.

— Ну конечно, именно теперь его и следовало ожидать, — проговорила Таня, поравнявшись с Кэтлин.

— Да, сенаторы, они отбыли, — отозвался Калин, продолжая двигаться прямо вперед, так что Михаилу пришлось сделать шаг в сторону.

— Убежден, что вы с Кином так мудро продумали план кампании, что она просто обречена на успех, — произнес Михаил, повышая голос, чтобы его услышало как можно больше людей.

— Все в руках Господних, — ответил Калин. — Одному Кесусу известно, чем это все кончится.

— К сожалению, Кесус не спустился сюда, чтобы вразумить нас, добрых граждан, так что нам приходится полагаться исключительно на вашу мудрость. — Поколебавшись, Михаил взглянул на Кэтлин и Таню и добавил: — И разумеется, нашего дорогого Кина, а также вашего зятя, римского посланника.

— У меня не вызывает сомнений боеспособность нашей армии, — откликнулся Калин. — Она доказала ее, освободив нас.

Кэтлин не могла не улыбнуться намеренной двусмысленности этой фразы.

Михаил не сразу нашелся что ответить на замаскированную колкость.

— О, я тоже восхищаюсь нашей армией и молюсь за ее победу, — наконец сказал он, в то время как Калин продолжал свой путь. — Но я также думаю, что это немного другая война, Калин. Если бы кое-кто не ударился в амбицию и не понастроил бы железных дорог из собственной прихоти, то нам вообще не пришлось бы посылать своих детей на войну.

— Если вы хотите обсудить этот вопрос, то сенат — самое для этого подходящее место, — сказал Калин, не оборачиваясь. — Всего хорошего, сенатор Михаил Иворович.

Михаил был разозлен тем, что его осадили. Он явно рассчитывал устроить шумную дискуссию среди толпы и заронить тревогу в сердца людей, только что проводивших своих близких. И отчасти ему это удалось, что было видно по их обеспокоенным лицам и по тому, как они начали перешептываться. «Вечером об этой словесной перепалке будут судачить во всех трактирах», — подумала Кэтлин.

Идя позади Калина вместе с Таней, катившей коляску, она обернулась к Михаилу, высокомерно взиравшему на нее.

— Чтоб тебе в аду сгореть, ублюдок, — прошептала она ему чуть слышно, улыбаясь лучезарной улыбкой.

Михаил чуть не задохнулся от ярости.

— Ну что же ты стоишь, трус, — прошептала Кэтлин. — Давай, напади на беременную женщину прямо на улице. Это будет поступок, достойный доблестного победителя тугар.

Побагровевший Михаил мог лишь в бессильном гневе смотреть, как она шествует мимо с нескрываемым удовлетворением на лице.

— Эндрю следовало бы послать ко всем чертям эту амнистию и повесить его на первом попавшемся суку, — спокойно заметила она Тане, восхищенно глядевшей на нее.

«Возможно, ему еще придется сделать это, прежде чем все кончится», — подумала Кэтлин, шагая по улицам города, погрузившегося в столь непривычную тишину после того, как армия оставила его.

Еле передвигая ноги от усталости, Винсент подошел к краю парапета и перегнулся через него. В стеке зиял пролом шириной около сотни футов. Еще одна брешь была проделана с южной стороны города массированным огнем батареи двухдюймовых пушек, но этот пролом, являвшийся результатом работы всего лишь двух тяжелых орудий, установленных в каких-нибудь шестистах футах от цели, был куда хуже.

Сюда согнали сотни рабов, сооружавших позади пролома защитный земляной вал. Несмотря на нарушенную линию обороны, солдаты 5-го Суздальского полка были вполне способны отразить попытки врага проникнуть в город. Все ближайшие улицы, пострадавшие от артобстрела, были перегорожены баррикадами из камней. Однако силы, находившиеся под командой Винсента, были чрезмерно разбросаны. Сто человек охраняли пролом, еще пятьдесят расположились у южной бреши, остальных он оставил в резерве на форуме, чтобы бросить туда, где создастся критическая ситуация.

Положение усугублялось тем, что при возведении стен никто не думал об их устойчивости против пушечных ядер. Они были слишком высокими и слишком тонкими, а самое главное — на них не имелось достаточно широких бастионов, где можно было бы установить полевые орудия, которым требовалось большое пространство для отката. Попытались привязывать верхний станок лафета веревками, чтобы уменьшить откат, но после четвертого выстрела цапфа треснула, и пушка окончательно вышла из строя.

Самыми дальнобойными орудиями, имевшимися в распоряжении Винсента, были двадцать баллист с двойным торсионом, но и их дальность стрельбы составляла всего четыреста футов, что не позволяло накрыть вражеские укрепления. Он опять взглянул в ту сторону. Ах, если бы у него была хоть парочка снайперов с оптическими прицелами — они бы задали перцу орудийным расчетам противника. Винсент дал себе слово, что если выберется когда-нибудь отсюда, то обязательно позаботится об этом.

— Ложись! — закричал дозорный.

Рабы, побросав орудия труда, разбежались. Винсент чувствовал себя под огнем противника так, будто он был обнажен, но, как командир, он обязан был явить подчиненным образец бесстрашия. С показной беспечностью он повернулся спиной к батарее карфагенян и стал рассматривать пролом в стене.

Раздался пронзительный вой. Винсент окаменел, почувствовав, как его обдало струей воздуха, и на мгновение с ужасом подумал, что это конец. Но тут в доме, стоящем против пролома, образовалась зияющая дыра, а секунду спустя последовали громовый разряд и вспышка. Повалил дым, и боковая стена дома обрушилась, похоронив под собой трех рабочих, спрятавшихся под ее защитой. Черепица с крыши градом застучала о стену здания, стоявшего на другой стороне улицы.

• Предыдущая
• 43/116
• Следующая