Даже если ты меня ненавидишь - Арро Агния - Страница 1

Ради неё он готов разрушить мир на атомы …

– Ничего не произошло. Ничего не произошло. Ничего не произошло, – раз за разом повторяю себе под нос, сидя на заднем сиденье прямо за нашим водителем и рассматривая собственные ногти. Руки дрожат, а в горле комом застряли слёзы. – Ничего не произошло. Первый раз, что ли? Они все придурки.

– Ами, тебе плохо? – спокойно спрашивает дядя Лёня.

На самом деле его зовут Леонид Игоревич. И мама терпеть не может, когда я позволяю себе называть этого мужчину дядей, напоминая, что дядя у меня всего один – это её старший брат, а Леонид Игоревич просто обслуживающий персонал и не надо причислять его к родственникам. Но когда мы одни, мужчина тепло мне улыбается, а я позволяю себе вольности в общении с ним.

– День был сложный. Всё хорошо, не беспокойтесь, – отвечаю ему, но голос хрипнет, а язык норовит прилипнуть к нёбу.

Понятливый дядя Лёня протягивает мне бутылочку прохладной воды. Благодарно приняв, скручиваю крышку и делаю несколько глотков.

Судорожный вдох…

Может, и не узнают дома ничего про проваленную контрольную и про порезанный рюкзак, привезённый мне мамой всего пару месяцев назад из Италии. Новая коллекция какого-то там дизайнера, штучная вещь. Была…

Снова глотаю воду, чтобы не расплакаться. Тогда мать точно заметит и мне влетит. Я обязательно исправлю. У меня тренировка с шести до девяти сегодня, а потом я сяду, всё выучу и пересдам. Как маме только объяснить? Она же не станет слушать.

Одна слезинка всё же скатывается по щеке. Смахиваю и сжимаюсь в комок, увидев ворота нашего дома, расположенного в элитном посёлке «Алые зори». Это как «Рублёвка», только в нашем тихом городке в паре часов езды от столицы. Идеальное место для элиты, уставшей от шума и пыли. У нас тут красиво. Тишина, хвойная лесопосадка, парк и даже свой пруд с утками.

Из рюкзака опять выпали ручки и уже торчит пара тетрадей вместе с прозрачным пеналом. Позорно сбегая из здания колледжа через пожарный выход, я не успела всё аккуратно сложить. Да и толку, если в рюкзаке такая дырища.

Заталкиваю всё обратно и прижимаю рюкзак к себе как нечто самое ценное. Хотя если вспомнить сколько он стоит…

– Ничего не случилось, – всхлипываю. А ворота плавно двигаются в сторону, открывая вид на выложенную диким камнем парковочную площадку.

Мне кажется, это лишнее, но мама считает иначе, а отцу всё равно, он много работает и приличную часть времени проводит не с нами в посёлке, а в столичной квартире. Сегодня вроде должен приехать, но меня это не спасёт.

Жадно допиваю воду, бросаю бутылку на сиденье и жду, когда дядя Лёня откроет мне дверь. Я могла бы сама, но необходимо держать рюкзак.

Сдув рыжую прядь, давно выбившуюся из косы, ступаю на каменную площадку. Благодарно кивнув водителю, быстро пересекаю эту часть двора и захожу в дом через дверь на кухне.

Никого. Вот и отлично. Пробегаю через столовую, уютный коридорчик, ведущий в гостиную, сворачиваю к закруглённой лестнице и мчусь на второй этаж в наше с сестрой крыло.

Аделина болеет уже третий день. В её комнате играет музыка. А я захожу к себе и выдыхаю, прислонившись спиной к двери и уронив проклятый рюкзак под ноги. Из него всё тут же рассыпается по полу. Кажется, дырка стала ещё больше. Присаживаюсь на корточки, поднимаю его и смотрю, можно ли что-то сделать.

Бесполезно. Теперь дорогую лимитированную вещь остаётся только выбросить. Сердечко никак не уймётся. Колотится быстрее, чем перед соревнованиями.

Поднимаюсь. Только отхожу от двери, как она распахивается, и в мою комнату без стука вламывается младшая сестра.

– О-фи-геть! – пялится на порванный рюкзак. Коварно улыбается и убегает.

– Адели, нет! Ада, пожалуйста, – бегу за ней.

– Ма-а-ам! – орёт вредный подросток. – Мама, ну ты где? Ами итальянский рюкзак порвала. Насовсем. Мам!

Мать в юбке-карандаше до колена, блузке и удобных домашних лодочках на небольшом каблучке выходит из кабинета и смотрит на нас, как всегда, чуть свысока.

– Что ты кричишь, как рыночная торговка? – строго спрашивает у Аделины. – Тебе врач сказал беречь горло.

– Она рюкзак порвала, – сестра показывает на меня пальцем.

– Это случайность, – отпираться и скрывать нет смысла. Мама всё равно проверит.

Нахмурив брови и мазнув по мне наигранно-равнодушным взглядом, направляется прямиком в комнату. Только я знаю, что скрывается за всем этим спокойствием. Передёрнув плечами, иду за ней.

– Какой кошмар! – двумя пальцами она поднимает с пола тряпочку, ещё недавно бывшую дорогой, стильной вещью. – То есть, это вот, – трясёт рюкзаком в воздухе, – твоя благодарность за подарок, который я выбирала специально для тебя? – хлёстко швыряет его в меня. – Для своей чемпионки! Для своей гордости! Так ты относишься ко мне?

– Мама, я не специально, правда, – оправдываюсь.

Ненавижу это. Ненавижу, когда она кричит на меня, когда отчитывает, не пытаясь разобраться в проблеме и выставляя меня неблагодарной и виноватой.

– Два балла по контрольной по линейной алгебре ты тоже получила не специально? – её голос становится ледяным. Ещё немного, и большие окна моей комнаты начнёт затягивать зимним узором. И это при том, что на улице весна.

– Я не успела подготовиться, – смотрю ей в глаза, стараясь говорить ровно. – У меня тренировки. Скоро Кубок, мам, – напоминаю ей. – Я живу на льду!

«Только там и живу», – но эта часть мыслей так и остаётся невысказанной.

– Ты должна успевать всё! Глупые отговорки оставь для своих преподавателей. Мне нужен результат. Мы с отцом с рождения вкладываем в тебя всевозможные ресурсы не для того, чтобы ты нас позорила такими низкими результатами, – делает шаг ко мне, касается подбородка, поднимая моё лицо выше. Обманчиво мягко трёт щёку пальцем. – Девочка моя, ты лучшая. Ты должна быть лучшей. Не разочаровывай меня…

– Мама, там пожар! – снова орёт Аделина. – Пожар у Калинина! Мам!

Боже, за её особенно противное «Мам!» мне иногда хочется хорошенько ей двинуть!

– Какой ужас! – мать вскидывает руки и стремительно выходит из моей комнаты.

Дом бизнесмена и друга нашей семьи Калинина находится прямо напротив нашего. Там очень много дерева. Его жена – фанатка натуральных материалов.

Набросив тонкий вязаный кардиган, иду на улицу, чтобы глянуть, что же там на самом деле происходит.

Языки пламени уже охватили стены, крышу и перекинулись на отдельно стоящую сауну. Замечаю движение. Через забор друг за другом перемахивают какие-то парни и бегут в рассыпную.

К воротам подъезжают пожарные, разматывают шланги и начинают тушение, перекрикиваясь друг с другом. Жар огня, пожирающего дом, опаляет кожу, но я всё равно ёжусь и кутаюсь в кардиган. Перенервничала очень.

К нам подходят соседи из дома, расположенного через забор от нас. Разговаривают с мамой. Охают, подсчитывают убытки.

Подъезжает полицейская машина. Вторая гонит выпрыгнувших с территории пожара парней.

Я застываю, увидев, как открывается дверь. Прямо к полицейским и пожарным со двора Калинина выходит ещё один парень. Очень коротко стриженный. Рукава свободной рубашки цвета хаки, накинутой поверх белой футболки, закатаны по локоть. Мощные предплечья забиты татуировками. На шее и открытой части груди в вырезе так же видны рисунки. На нём цепочка с медальоном. Губы дерзко улыбаются. Он мажет взглядом по собравшимся зрителям. Всего на секунду задерживается на мне и борзо смотрит прямо на полицейских.

– Не двигаться! Не двигаться, я сказал! – орёт один из них, выхватив пистолет. – Руки поднял!

– Чё ты надрываешься? Я не ухожу никуда, – заявляет парень.

– Руки поднял, я тебе говорю, – требует полицейский.

– Окей, если тебе так спокойнее, – медленно поднимает вверх своих татуированные руки.