Век стали и пара (СИ) - Савинков Андрей Николаевич - Страница 2

— За злоумышление участие в заговоре против покойного короля Максима VIII, покушение на жизнь монарха… — пристав продолжал перечислять мнимые и реальные «злодейства» осужденного, среди которых Виктор неожиданно для себя обнаружил еще и покушение на старого короля.

— «Правильно, если уж врать, то побольше, не стесняясь, чем больше и очевиднее ложь, тем быстрее в нее поверят», — мысленно усмехнулся стоящий на коленях мужчина. Он был последим человеком в стране, которому был резон убивать старого короля, который, если говорить честно, и правда скончался подозрительно быстро. Меньше чем за неделю крепкий шестидесятипятилетний старик, не болевший ничем и никогда, поражавший придворных шлюх способностью затрахать до полного изнеможения девку даже на сорок лет младше, и умудряющийся держать традиционно вороватых министров в ежовых рукавицах, сгорел как свечка. Врачи даже не успели понять отчего, естественно в высшем свете пошли шепотки.

— Милости! Милости! — Перекрикивая пристава и притихшую было толпу закричал кто-то с дальнего конца площади как бы намекая, на то, что далеко не все собравшиеся желают сегодня видеть Викторовой крови. — Милости! Милости!

Последние несколько выкриков уже потонули в негодующем гуле толпы. Люди пришлю сюда в такой отвратительный день за развлечением и желали насладиться им до конца.

— … за все вышеперечисленные злодеяния, а также вследствие всяческого отсутствия раскаяния и осознания своей вины перед королем и государством приговаривается… К четвертованию!

Толпа внизу завизжала от восторга в предвкушении невиданного ранее зрелища.

Виктор же в свою очередь дернулся будто от удара плетью. К тому, что ему отрубят голову он был уже в общем-то морально готов, но четвертование… Его же, черт побери, уже лет восемьдесят на практике не применяли, заменяя на другие виды казни. Кто вообще мог подумать, что эта сволочь в короне окажется настолько мстительной, что пойдет на нарушение сложившихся в последние десятилетия традиций⁉ Это же сущее варварство?

Тем временем оглушенного приговором Виктора, все еще ждущего слов о замене мучительной казни чем-то более приятным подхватили сильные руки стоящих по обе стороны помощников палача, споро сняли с него все также отвратительно звенящие кандалы, и переведя в горизонтальное положение начали привязывать распластанное на деревянном щите тело. Сомнений в серьезности происходящего не оставалось практически ни капли.

— Нет! Что вы делаете? Какого х… — попытался было дернуться приговоренный, но палачи были к этому готовы и держали крепко, а короткий тычок в солнечное сплетение быстро выбил дух из измученного тела, разлившись болевой волной по отбитым ранее потрохам.

Виктор попытался закрыть глаза, в которые сверху попадала падающая из нависших над городом свинцовых туч вода. Хотелось проснуться, казалось еще секунда, одно усилие, и он проснется в своей домашней кровати как ни в чем не бывало. Но нет, чуда не происходило, сколько бы он не дергался и не пытался вырваться из этой реальности, обстановка вокруг него и не думала меняться.

От падающих с неба дождевых капель лежащий на спине мужчина практически ничего не видел. Только размытые силуэты нависающих над ним палачей. Вот один из них подхватил в руки здоровенный устрашающего вида топор — толпа на площади зашумела в предвкушении перехода действа непосредственно к самому интересному, — обошел распятое тело и встал с левой стороны. Последнего слова перед началом действа Виктору, что характерно, произнести никто не предложил. Конечно, он же «политический», практически личный враг государства. Было бы странно давать такому возможность высказаться.

Палач с топором некоторое время попереминался с ноги на ногу — вряд ли неизвестный Виктору мужчина был в восторге от своей роли, участие в варварской казни, которой не место в любом просвещенном обществе не украсит ни чье резюме — потом перехватил орудие труда, размахнулся и с хеканием рубанул по левой руке казнимого.

Будто бы в замедленной сьемке Виктор наблюдал за движением лезвия топора, обрамленного падающими дождевыми каплями и лишь в последний момент, успел зажмуриться.

Зажмурился и проснулся…

Проснулся обнаружив себя сидящим на кровати, полностью мокрым от пота и с бешено бьющимся сердцем, которое казалось пытается выскочить из груди.

— Ты опять? — Сквозь сон пробормотала лежащая рядом Мария и, перевернувшись на другой бок вновь засопела, демонстрируя завидную способность спать в любой обстановке.

— Спи, — непонятно зачем ответил Виктор, хотя собеседница вряд ли могла его услышать, машинально поправил одеяло укрыв девушку и сел, свесив ноги вниз. По опыту таких вот ночных представлений он знал, что быстро уснуть у него уже не получится.

Виктор встал и стараясь не шуметь вышел из спальни. Зашел на кухню включил свет, прикрыв дверь, чтобы не помешать Марии досыпать остаток ночи, достал пачку папирос, чиркнул спичкой, закурил.

Почему-то каждый раз, в этом сне идет дождь. На самом деле тогда стояла отличная летняя погода и не было даже намека на тучи. Такие вот странные выверты подсознания, окрашивающие воспоминания о самом худшем дне в жизни в соответствующий им по духу серый цвет. Наверное, какой-нибудь патентованный мозгоправ мог бы сформулировать лучше, но до того, чтобы обращаться за помощью к доктору Виктор еще не дошел. Он предпочитал справляться со своими внутренними демонами самостоятельно. Взгляд непроизвольно сполз на то место, где когда-то была его левая рука. Вместо нее последние полтора десятка лет болтался обрубок до середины плеча. Можно сказать, палачу спасибо, что сохранил ему — вряд ли в тот момент он конечно об этом думал — плечевой сустав, на который теперь можно было навесить протез. Не родная рука, конечно, но гораздо лучше, чем ничего.

Докурив папиросу — совершенно механически, не ощутив при этом совершенно вкуса табака, — и выбросив окурок в раковину, Виктор взял с полки бутылку «дежурной» старки, свинтил пробку и задумчиво побулькав жидкостью, сделал хороший глоток прямо из горла. Алкоголь обжег рот и горячим комком прокатился по пищеводу в желудок.

Первейшее дело в такой ситуации. Главное не переусердствовать и не спиться окончательно. Впрочем, Виктор всегда считал, что, учитывая его образ жизни, он сдохнет раньше в какой-нибудь заварушке, закончив свои дни где-нибудь на помойке с простреленным черепом.

Подождав пока старка немного уляжется внутри — назад она, что характерно, не попросилась — Виктор завинтил крышку, поставил бутылку на место и пошел в душевую. Небольшая квартира в старом городе имела много преимуществ, главным из которых было ее расположение, но вот такой роскошью как ванна она не располагала. На нее тут просто не хватало места. Поэтому мужчина залез в душ и морально приготовившись крутанул вентиль — на него сверху спустя две секунды полилась холодная вода, смывая пот и остатки плохого сна.

Поскольку центральным горячим водоснабжением столичная Александрия похвастаться не могла — по этому поводу в городском совете уже лет пять шли бесконечные дебаты, но как обычно денег на столь полезное новшество просто не находилось — обывателям приходилось довольствоваться холодной водой. Нет, можно было конечно разжечь печку, подождать пока нагреется бак и принять душ в более комфортных условиях, но заниматься этим в три часа ночи было совершенно не с руки.

Вытерпев секунд тридцать холодного обливания Виктор завинтил кран обратно и тихо матерясь себе под нос принялся активно растираться полотенцем. К этому моменту добрый глоток сорокаградусного пойла начал «доходить», а ставший уже привычным кошмар немного смазался в сознании, позволяя вновь задуматься о возможности лечь спать дальше. Для уверенности Виктор принял на грудь еще порцию и, удовлетворившись получившейся дозой, отправился обратной в постель. Попробовать урвать еще хотя бы пару часов сна перед тем как утром вставать на работу.

Проснулся Виктор рано. Гораздо раньше, чем хотел бы. В коридоре звенели отвратительно веселые колокольчики, привлекая внимание к вылезшей из домашнего телеграфа ленте срочного сообщения. Почему срочного? Потому что ни один нормальный человек не попрется на телеграфную станцию ночью, чтобы передать сообщение способное потерпеть лишний час-другой.