Проклятые башни - Форсит Кейт - Страница 4
- Предыдущая
- 4/129
- Следующая
Позади, высокая и неподвижная, стояла фигура Главного Искателя в красном одеянии, кажущемся еще более зловещим в отблесках пожара. С искаженным от ненависти лицом он закричал своим помощникам, чтобы те остановили беглецов. Обернувшись, Гвилим направил прямо на него два пальца, и Главный Искатель отшатнулся назад, дико закричав при виде змей, с шипением обвивших его руки. Через миг иллюзия рассеялась, но этого хватило, чтобы фургоны Моррелла и Гвилима успели выехать со двора. Разъяренная толпа преследовала их, швыряя камни и выкрикивая ругательства, но вскоре отстала от бешено несущихся лошадей, и городок Гленморвен остался далеко позади в снежной тьме.
Пытаясь обезопасить себя от возможной погони, циркачи съехали с дороги и принялись петлять по лабиринту проселочных дорог, вьющихся по полям и лугам. Следующие несколько недель они почти не делали остановок, слезая, когда это было возможно, с повозок, чтобы дать лошадям хоть какой-то отдых, и держась подальше от деревень. Дайд, мрачный и какой-то притихший, почти не разговаривал с Лиланте. Древяница попыталась выразить свое раскаяние в том, что уговорила Гвилима набросить на нее иллюзию, но молодой циркач лишь кивнул и сказал коротко:
– Теперь все равно уже ничего не поделать. Пролитого не соберешь.
Прошел еще месяц, прежде чем маленький караван увидел наконец высокие крыши и шпили Лукерсирея, возвышающиеся над унылыми холмами. Одинокий солнечный луч, пробившийся сквозь тяжелые облака, упал на бронзовые купола, вызолотив их. Лиланте изумленно уставилась на эту картину – она никогда еще не видела такого огромного города, стоящего высоко на острове между двумя реками, воды которых обрушивались через край утеса. Над изгибом водопада висело облако брызг, окутывая сверкающий город полупрозрачной дымкой, сквозь которую виднелись угрюмые горы, покрытые вечными снегами.
– Смотрите, Сияющий Город! – воскликнул Дайд, шагая рядом с фургоном. – Даже зимой он сияет, точно звезда.
Дорога была запружена путешественниками; со всех сторон громыхали повозки. Лиланте натянула плед на голову, поскольку многие несли с собой угрожающего вида вилы и косы, а на их лицах была написана непреклонная решимость.
– Лахлан Крылатый собирает армию, – изрытую оспинами впалую щеку Гвилима искривила ухмылка. – Интересно, как он собирается кормить и размещать всю эту кучу народа?
К тому времени, когда караван добрался до конца длинного моста, соединявшего два берега реки, солнце уже зашло. Поток беженцев тянулся на многие мили позади них, и стражники, выглядевшие совершенно измотанными, указывали группам людей то в одном направлении, то в другом. Наклонившись со своих козел, Энит заговорила с часовым, стоявшим перед городскими воротами. Он отправил циркачей прямо по широкой дороге, ведущей ко дворцу, но она была так заполнена людьми, что прошло еще несколько часов, прежде чем они наконец выбрались на огромную площадь перед дворцовыми воротами.
Ворота были распахнуты настежь, и через них втекали и вытекали нескончаемые людские потоки. Их проверяли ряды суровых солдат, закутанных в толстые синие плащи. В толпе были и роскошно одетые лорды с мечами на боку, и ремесленники, несущие свои инструменты, и мальчик со стадом тощих свиней, и женщины, сгибающиеся под тяжестью мотков шерсти, и телеги, груженные мешками с провизией и клетками с перепуганно кудахчущими курами. Вздыхая и морщась, Энит погнала свою кобылу к концу очереди, а две других повозки встали следом за ней.
Когда последний из каравана циркачей добрался до ряда стражников, они были встречены радостными криками. Дайд хлопал капитана по спине, а Гвилим протянул руку, обмениваясь рукопожатиями с теми из солдат, кто был ему знаком. Шуткам и рассказам о восстании в Самайн не было конца, равно как и невеселым новостям о положении дел в Эйлианане.
– Мегэн очень беспокоилась о вас, – сказал огромный капитан с внушительного размера кулаками. – Она все болеет – простудилась, да и рана до сих пор дает о себе знать, и очень тревожится, что вы могли попасть в переделку где-нибудь в пути.
– Да, добирались мы долгонько, – ответила Энит, и ее голос был таким же нежным и мелодичным, как и всегда. – Я рассчитывала быть здесь уже давно, но, как видите, у нас неожиданное пополнение. – Она указала на ребятишек, с широко раскрытыми глазами облепивших борт фургона.
Уже близилась полночь, когда их повозки наконец прогрохотали по длинной аллее, освещенной горящими факелами, ко дворцу. Под голыми деревьями по обеим ее сторонам были разбиты сотни палаток и наспех сооруженных бараков, между которыми мерцали огоньки костров. Ветер бросал им в лицо колючие снежинки, и Лиланте поежилась, кутаясь в свой плед.
Несмотря на поздний час, во дворце бурлила жизнь. В каждом окне горел свет, а грохот и крики были слышны даже за стенами внутреннего двора. Из конюшен выбежали конюхи, помогая циркачам распрячь лошадей и разгрузить их пожитки. Места в конюшнях для лошадей и повозок уже не было, но изнуренных кобыл быстро почистили, укрыли попонами и отвели во двор, где для них прямо поверх снега постелили солому.
В провожатые им отрядили энергичного мальчика, и он быстро шел впереди, время от времени бросая на них любопытные взгляды из-под рыжеватой копны спутанных волос. Хромавшую Энит Моррелл подхватил на сильные руки и без малейших усилий понес ее, закутанную в множество шалей, из-под которых виднелись лишь ее янтарные бусы да темные живые глаза.
В дворцовых коридорах было такое же столпотворение, как и на городских улицах и площадях. Все с озабоченными лицами спешили по своим делам. Когда Дайд огляделся, его лицо озарилось радостью. Один просторный зал был превращен в военную тренировочную площадку, где молодые мужчины и женщины боролись друг с другом на деревянных мечах, а солдаты в синих килтах выкрикивали приказы с возвышения, бывшего некогда помостом для музыкантов.
Сквозь другие двери виднелись покрывающие пол спящие фигуры, завернувшиеся в одеяла. Какой-то мужчина, приподнявшись на локте, хрипло кашлял, а девушка, сидя рядом на коленях, поила его чем-то из стакана. Еще один зал превратили в оранжерею, и в горшках, прикрытых листами стекла, зеленели саженцы. Из жирной черной почвы поднимались вьющиеся тыквенные плети, молодая морковная ботва, тонкие стебельки овса и ячменя, цветущие, несмотря на снег, заметающий запотевшие окна. Молодая женщина поливала растения. Лицо у нее раскраснелось, рукава были закатаны до локтей.
Мальчишка-провожатый довел циркачей до главного крыла, где одетый в синее солдат освободил его от этой задачи. Мимо них сновали слуги с охапками свитков, а люди в подбитых мехом плащах и бархатных камзолах вполголоса обсуждали что-то у подножия широкой мраморной лестницы. Циркачей повели на верхний этаж, так что Моррелл даже запыхался, пронеся хрупкое тело своей матери по множеству ступеней.
Дайд выглядел напряженным, его пальцы вцепились в ремень гитары. Ошеломленная великолепием дворца и толпами роскошно одетых людей, Лиланте жалась к плечу молодого музыканта, а Гвилим тяжело ковылял позади них под возбужденную болтовню ребятишек. Лишь Айен, Дуглас и сестры Ник-Эйслин, казалось, чувствовали себя непринужденно – они выросли в столь же великолепных замках, как и этот, и пышность обстановки их не угнетала.
Компанию провели в длинный зал, стены которого были задрапированы голубой и серебряной парчой, а потолок расписан узором из облаков, радуг и гибких фигурок танцующих нисс. В противоположном конце зала расхаживал высокий и мощный мужчина с черными вьющимися волосами и орлиным носом. Он свирепо хмурился, сжимая в одной руке скипетр – зажатый в серебряных когтях сияющий белый шар. На нем был темно-зеленый килт и плед, а за спиной трепетала пара длинных блестящих черных крыльев.
– Если мы и успеем обучить новобранцев до весенней оттепели, оружия и лошадей у нас не хватит даже на то, чтобы вооружить хотя бы треть из них! – воскликнул он.
– Лахлан, ты же знаешь, что все кузницы в Рионнагане работают день и ночь! Я не позволю тебе переплавлять лемеха и лопаты на мечи – когда придет весна, нужно будет пахать и сеять. Уже голодает слишком много народу. – Голос принадлежал хрупкой маленькой женщине, в волосах которой цвета перца с солью змеилась широкая белая прядь, а лицо было изборождено глубокими морщинами. Она сидела, прямая, точно стрела, в мягком кресле, а на коленях у нее свернулся калачиком маленький донбег.
- Предыдущая
- 4/129
- Следующая
