Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 39

И Розум рассказал свой план, который на первый взгляд был очень даже выгоден именно в контексте поступков и слов персидского шаха. Можно было, буквально за полдня, сделать так, чтобы центр оборонительных укреплений, уже готовых к использования, имел явные прорехи и даже как бы «приглашал» противника пройти. С иной же стороны и правая рука и левая, то есть фланги, следовало укрепить чуть больше и по направлению к центру. Тогда турки могли бы пройти, пусть и под плотным перекрестным огнем, выйти к персам. Русские же войска, в зависимости от того, как будет развиваться сражение, либо замкнут южный выход к Эрзеруму, вынуждая бегущих османов сказываться с горы, или уходить на север через персов, либо придется самим отступать и прорываться на юг.

— Вот же Розум и есть Розум, — восхитился Заруцкий. — Я поддержу такое разумение боя. Казачки мои будут в леску и не дадут турке скрыться, а если что, так и ударим в бочину супостату.

Татищев пребывал в растерянности. Ему по тайным каналам было сказано, чтобы склонил Волынского держать оборону и даже помогать персам, когда те останутся без своего правителя. Нельзя допустить разгрома будущего надежного союзника. Знал Михаил Игнатьевич и о том, что еще один корпус русских войск перешел Кавказ и, по договоренности с союзными отрядами шахзаде, наследника престола в персидском Исхафане, основу которых составляют черкесы, русский корпус готовится вступить в игру на завершающем этапе [в РИ в деле измены наследника Мухаммада Бакер Мирзы фигурировали черкесы].

Ловушка должна захлопнуться и во главе Ирана станет лояльный к России шах, который не без поддержки России взойдет на престол, а в случае неких волнений, Российская империя поможет подавить инакомыслие. Русские планировали участвовать и в отбитии у португальцев ранее принадлежавших персам крепостей. Вот тогда торговля и расцвет новыми красками. Но знать о таких больших, и местами подлых, схем никому не следовало. Так считал Татищев ранее, но нынче же…

— Боярин Степан Иванович, прошу тебя отправить на обед всех, окромя себя, да атамана Заруцкого, — решился Татищев.

— Ты полагаешь, боярин, Михаил Игнатьевич, что тут есть люди, которые не должны знать всего происходящего? — Волынский чуть насупился, но распоряжение дал.

— Останься, полковник Шумской! — сказал замешкавшемуся командиру Татищев.

Шумской обеспечивал связь между Андреем Андреевичем Телятевским и Татищевым, как и отвечал за обеспечение и прикрытие роты полковника Игнатова, прибывшую под Эрзерум. Самого Егора Игнатова Татищев не оставил, будучи уверенным, что тот знает только свою задачу, но не общий стратегический план.

— Не нравится мне подобное, — бурчал злящийся Волынский.

— А мне, так и по душе. Это же какие разумники такое выдумали? И может же сложиться. Только один меткий выстрел и нужен, — восхищался Заруцкий, когда Татищев описал в общих чертах замысел.

Была определенная разница между двумя военачальниками. Атаман не чурался никакой грязи при достижении своей цели. А вот Волынский еще не привык к постоянным выдумкам, да хитростям, рассчитывая только на свою удаль, да Божий промысел. Но Степан Иванович уже сталкивался с большой игрой, к примеру, когда был куратором башкир и калмыков, потому не так уже и близко к сердцу принял все сказанное Татищевым. Тут было, скорее, обида на то, что его, командующего, «играли в темную».

— Тогда как? Стоим до последнего и не пропускаем турку? — скорее самому себе же и задавал вопрос Волынский.

— Так и нужно. Нельзя, кабы у будущего союзника не было войска. Если турки персов побьют, а Аббаса не станет, то начнется война внутри Ирана. Торговля станет, нам же придется лезть в эту свару, продвигая своего ставленника. Потратим и время, и ресурсы, и людей положим. А со своим войском Мухаммад Бакер Мирзы — вот же имена у басурман — станет шахом и другом нам, — сказал Татищев и словно камень сбросил.

Не легко было ему действовать, выискивать обходные слова, чтобы все сложилось, при этом о реальных планах никто более не знал.

— Ну а как же турки? — спросил Волынский. — Они же останутся и войну не закончат.

— Должны закончить. Но тут я не знаю, — ответил Татищев.

Михаилу Игнатьевичу было письмо с намеком, что и по турецкому визирю идет работа. Должно так случится, что в ближайшее время Куюджи Мурата-паши не станет. Ну а в Истамбуле не хотят войны, слишком много иных проблем. К примеру, Крымское ханство становится чуть ли не враждебным и нужно укреплять турецкие крепости в Причерноморье, как и увеличивать там гарнизоны. А это вновь затраты. Что-то не ладно у османов и в Молдавии, даже с венграми не такая уж и любовь. Уйдут турки.

*……………*………….*

Эрзерум

19–20 июля 1610 года

Утром 19 июля 1610 года, в понедельник, заговорили осадные орудия русского производства, переданные персидскому шаху Аббасу. Крепость Эрзерум была типичной для всех крепостей региона. Стояла на скалистой возвышенности, имела каменные стены, ничего особенного. И эта крепость не была рассчитана на то, что по ней начнут бить убойными русскими пушками. Уже первые попадания в один из участков стены показали, что два, ну три, дня таких обстрелов и несколько проемов в крепости образуются.

За осадными орудиями работали смешанные команды, где русские были, скорее, как инспекторы-преподаватели, которые принимали экзамены у своих учеников. И, надо сказать, уже имевшие дело с артиллерией, персидские пушкари, сдавали экзамен, если не на «отлично», но на «хорошо с плюсом». Такие результаты были и потому, что защитникам Эрзерума было практически нечем отвечать. Те восемь пушек, что имела крепость, не доставали до русских осадных орудий, а рассчитывать на вылазку с целью уничтожения персидской осадной артиллерии, не приходилось, ввиду малочисленности эрзерумского гарнизона.

Крепость была бы обречена, если только не большая турецкая армия, пришедшая в движение в тот же день, как и начался обстрел Эрзерума. Куюджи Мурат-паша не стал мешкать и, как только пришли сведения о взятии города в осаду, выдвинулся на место главного сражения этой войны.

Этим выходом, сам того не зная, визирь продлил собственную жизнь. Он уже начал получать мелкие порции яда через еду. Утомление и жар, которые стали спутниками высшего османского чиновника, Куюджи Мурат-паша списывал на жару и солнечный удар. А вот то, что его состояние резко улучшилось с начала выхода к осажденной крепости, связывал с выздоровлением. На самом деле, ему просто пока перестали давать яд [в РИ примерно в это время визирь и умер, при не до конца понятных обстоятельствах, но уже имевший сильнейшую оппозицию в столице].

Наказной воевода Степан Иванович Волынский стоял на специально созданной для управления войсками смотровой площадке. За последние два дня командующий русским корпусом впервые прибыл на свое рабочее место. Ранее не нужны, так как разведка не сообщала о приближении врага. Между тем, русских почти не привлекали, если не считать инструкторов-пушкарей, к осадно-штурмовым действиям персидских войск.

Дважды воевода Волынский пытался добиться встречи с шахом Аббасом для детальной проработки вопросов взаимодействия. Главное, что волновало русское командование, — это то, в каком случае персидские союзники выдвинутся на помощь русскому корпусу. Администрация шаха отбрыкивалась как от назойливой тявкающей маленькой собачки. И в какой-то момент перестала и вовсе реагировать на запросы русского командования.

Волынский не знал, но шах Аббас отслеживал реакцию русских союзников. Правитель Ирана был готов моментально чуть ли не расцеловать русских, заверяя их в любви и верности договоренностям, лишь бы те никуда не уходили. Но русское командование таких решительных действий не предпринимало. С чего шах Аббас, понукаемый своими приближенными, заключил: с русскими вести себя таким образом можно.

— Боярин-воевода, есть шары! — сообщал дежурный наблюдатель, также располагающийся на смотровой площадке и следящий за окрестностями в зрительную трубу.