Имперский престол (СИ) - Старый Денис - Страница 36

— И что в нем? — вставая со стула у рабочего стола и устало растирая глаза, спросил Козьма Лавров.

— Приглашение во дворец, — растерянно отвечал барон.

— Странно, — задумался Лавров. — И кто же это может быть? Ну не новый же девятилетний король.

— Восьмилетний, — поправил своего коллегу Гумберт.

— Тем более. Но думаю, что это королева-мать, — задумчиво говорил Лавров.

— Не сходим, не поймем, — философически заметил Гумберт.

Уже на следующий день русская делегация из трех человек: барона Иохима Гумберта, барона-дьяка Козьмы Лаврова и Романа Куевого, прибыли в королевский дворец. Само собой разумеется, не одна карета прибыла, а три четыре, из которых два экипажа были загружены подарками для того человека, кто вообще имеет право вызывать в королевскую обитель. Русские дипломаты уже пришли к выводу, что это не может быть король, да и его мать сейчас в каком-то монастыре на богомолье. Показывает всему народу, как она скорбит по мужу, на самом же деле — никак. Тогда кто? Догадки были.

— Сеньор Кончини вас ожидает, — сообщил лакей, который встречал русских.

— Нужно было с тобой спорить! — усмехнулся Лавров, глядя на Гумберта.

Барон не ответил, он запустил мыслительные процессы, зачем этому итальянскому проходимцу нужны русские.

Узнай государь, как зовут того итальянского фаворита королевы-матери Марии Медичи, то долго смеялся бы, придумывая все более изощренные шутки. Это и произойдет, но только после получения отчета. Не раньше чем через два месяца Димитрий Иоаннович сможет себя порадовать и таким юмором [Кончино Кончини реальный персонаж, граф, занимал много постов при регентше Марии Медичи, фаворит].

Кончино Кончини был тем, кого можно было бы назвать авантюристом, при этом и дамским угодником и проходимцем. Три раза, ныне покойный король, высылал из Франции любимчика второй жены, Марии из рода Медичи. Но Кончино был скользким типом и всегда ускользал, прячась от королевских исполнителей, и после вновь возвращался к королеве, прячась у нее под юбками.

На допросах убийцы короля звучали даже вопросы о том, не замешан ли Кончино Кончини в заказе на убийство. Но никаких доказательств не было. А в это время, когда даже не прошел положенный обязательный траур, рыжеватый повеса «скользил» в постель к королеве и уже чувствовал себя чуть не хозяином во дворце, по крайней мере во время отсутствия Марии Медичи и мальчика-короля Людовика XIII, он осмеливался распоряжаться в главном доме Франции.

— Это даже хорошо, — пришел к выводу Гумберт.

— Я тоже так думаю, — отвечал Лавров.

Оба дипломата небезосновательно рассчитывали, что Кончини можно купить, ну или так задобрить богатыми, для Франции, так точно, подарками, чтобы итальянец стал лояльным и посольству и России, как к государству. Не было сомнений, что Кончини может скрасить горе королевской вдовушки, и через это способен и на лоббирование интересов кого бы то ни было.

— Сеньоры, рад вас видеть, — с некоторым акцентом, флорентинец встречал русских дипломатов на французским языке.

В кабинет, явно не королевский, но все же недалеко от него, входили двое, Куевого пришлось оставить на входе, так как идальго не пропустила охрана, да и у дипломатов было забрано все оружие, вплоть до засапожных ножей. Ценила королева своего любимца, приказала охране тщательно следить, чтобы никто не подпортил тельце фаворита.

— Мне доложили, что вы привезли подарки. Приятно, но я человек, который понимает: берешь-делай, — Кончини своими словами удивлял русских представителей.

На самом деле, говорить правильные вещи, как и что именно является правильным, итальянец знал хорошо, а ретранслировал свои знания о правильном еще лучше. Но есть такая русская мудрость, которая, если немного перефразировать может звучать так: говорить не мешки ворочать. Так что Кончини, полностью оправдывая свою фамилию, говорил и будет говорить то, что будет приятно для слуха русских дипломатов. А вот делать… Это уже совсем иное, не зависящее от слов.

Подарки фаворит принимал благосклонно, более того, казалось он сейчас вспыхнет огнем, столь горели глаза темпераментного итальянца.

— Я поражен и восхищен. Нет, друзья, без ложной скромности — вы теперь мои друзья. Я, в чем свидетель Бог, даже не стану чинить вам никаких препятствий в столь византийском деле, как ваша биржа, — слова Кончини звучали очень доброжелательно, но смысл и посыл в них был очевидным.

На лицах русских дипломатов не шелохнулся ни один нерв. По местным меркам, да еще и после чуть ли не обучения у государя, они могли считаться профессионалами. А вот в головах и Лаврова и Гумберта начались судорожные мыслительные процессы.

Первое, к чему пришли оба дипломата, так то, что отнекиваться нет смысла. Они в чем-то ошиблись и опровергать причастность к набирающей силу тюльпанной пирамиде, нет никакого резона, отказ только усугубит. Значит остается только одно…

— Сколько вы хотите? — напрямую спросил Лавров, вызвав на себе неодобрительный взгляд коллеги.

«После объясню» — только одними глазами сказал Козьма.

Впрочем, Гумберт и сам, но чуть позже, решил, что так будет правильно.

— Много не нужно, да и вы уже одарили меня. Так что половину, — сказал Кончини.

— Хорошо. Но через неделю мы уедем, а биржа останется вам, можете торговать там всем, чем угодно. А еще, сеньор Кончини, через некоторое время мой государь готов обсуждать покупку технологии производства зеркал. Франция могла бы заполучить ее одной из первой. Десять процентов, — решительно говорил Лавров.

— Согласитесь, я должен был попробовать. Но пятнадцать процентов и закончим этот неприятный разговор, — Кончини был сама любезность.

— Хорошо, сеньор Кончини, но нам нужно еще обсудить то, сколько французских кораблей прибудет в Ригу для торговли в следующем году. Вот, прошу вас ознакомьтесь и сделайте так, чтобы мы ко всеобщему удовлетворению совершили торговые операции, — сказал, включившийся в разговор Гумберт и протянул папку с листами, где были напечатана номенклатура товаров, их характеристика, а так же стоимость, которая, впрочем, вариативна.

— Занятно, — сказал Кончини, всматриваясь в написанное на французском языке. — Не знал, что ваша страна может продавать столько товаров. Фарфор… А воска! У вас, что на каждом дереве пчелиный рой? Думаю это может быть интересным и даже пересилить некоторое опасение противодействия Голландии. Не думаю, что гезы согласятся спокойно смотреть на усиление нашей торговли. Они уже возомнили себя посредниками между нашими странами. Зеркала идут от них.

— Мы можем быть взаимнополезны, — произнес дипломатическую фразу Лавров.

— Да, возможно. Что ж… — рот Кончини, казалось разорвется от улыбки. — Рад был встретиться и будьте уверены: регент королева-мать обязательно узнает и о визите и о предложении вашей страны. Но только лишь об этом. Мы же поняли друг друга, сеньоры?

Оставалось только заверить фаворита, что никто не узнает, что Кончини заимел долю в бирже.

Глава 10

Дневной переход от Эрзерума

17 июля 1610 года

Шах Аббас долго решался, чтобы, наконец, выступить против османов. Тактика, заключающаяся в бегстве от противника и вступлении в бой только лишь в возвышенностей и при условии неподготовленности врага, всем была выигрышная. Всем, если только противник до того тщательно не готовится к подобной тактике ведения войны. И пусть подготовка к изнурительным маршам по опустошенной территории врага крайне сложная и затратная, но и у визиря Османской империи Куюджу Мурат-паши не было выбора, кроме как побеждать. Нет, даже не победить, а разгромить нужно персов. Тут даже победа через многие потери неприемлема.

Над визирем сгущались тучи. Хитрому, изворотливому человеку, которым несомненно являлся Куюджу Марат-паша, было ясно, что он уже почти что и не главный вельможа в империи. Женщины — это от них все зло для власти в Османской империи, это они коварны и через ублажение султанов могут многое. Кесем… И за чем Кюджу Мурат-паша не стал выполнять все сказанное этой женщиной, входившей в силу? Почему посчитал, что время женского правления страной из гарема закончилось. Нет, оно только набирает силу. При слабом султане находятся женщины, которые управляют и султаном и огромной империей.