Время для жизни 2 (СИ) - "taramans" - Страница 59

Кроме этого котла, курсантам приходилось тащить еще много разного имущества — кошмы, чтобы застелить старые лежаки на стрельбище; лопаты, чтобы чистить снег; инструменты и пиломатериал — дощатые мишени приходили в негодность весьма быстро. А когда началась учеба по пулеметам — то и «максимки» на санках, и «дэпэшки» — на плечах. А потом и ротные пятидесятимиллиметровые минометы, образца 1938 года. Минометы эти были новыми, только поступившими в училище.

— Это хорошо, что мы только их изучаем! — пыхтел рядом с Косовым Ильичев, — Вон… парни из пулеметно-минометной роты… восемьдесят два «мэмэ» на горбушках таскают. А это… не эти пять-десять килограммов. Там уже — шестьдесят!

— Но шестьдесят-то… они не до самого полигона на себе прут. Их же на машинах туда возят! — возразил Косов.

— Не… все равно… Там даже и по полигону — натаскаешься! С трубами этими, да с ящиками с минами! Хорошо, что я додумался не в ту роту записаться…

М-да… Все это было — нелегко, и довольно тяжело физически, но курсантам эти занятия — нравились. Курс обучения предполагал не менее двух дней в неделю занятий на стрельбище, и не менее двух занятий в неделю — по половине дня — физической подготовкой. То есть, как и понимал Косов, на теоретические занятия в аудиториях, времени оставалось не так уж и много.

Кроме того, какой-то «шутник» поставил в расписании в те дни, когда проводилась физподготовка, занятия в аудиториях — во второй половине дня. Это была… диверсия! Иначе и назвать это было невозможно. После половины дня, проведенной на свежем воздухе, после активных физических упражнений, да — после обеда? Который… обед, этот самый, был вполне себе сытный. И — в теплых аудиториях?

«М-да, до хрена же они усвоят все эти знания по общеобразовательным предметам, после такого… Жизнь курсанта, как исстари повелось — сплошная борьба! До обеда — с голодом, после обеда — со сном!».

Такие мысли возникали у Ивана всякий раз, когда он обозревал «сонное царство» в аудитории. Но и большинству преподавателей гражданских дисциплин, было — «до лампочки»!

Вот и сейчас… борясь со сном, заставляя себя делать хоть какие-то записи, Косов изо всех сил старался не выронить карандаш из руки. Такое случалось постоянно. Да ладно карандаш «сбрякает»! Гораздо отчетливее звучала встреча курсантского лба с деревянной столешницей, когда голова соскальзывала с руки, поставленной на локоть. Периодически то тут, то — там, раздавался этот гулкий «бам-с»!

«Ара», ответственно подходя к выполнению обязанностей «замка», периодически просил у преподавателя разрешения прервать лекцию, командовал: «Взвод! Встать! Смирно!» и заставлял товарищей приседать раз двадцать пять — тридцать. Курсанты взбадривались, выглядели огурцами. Но! Недолго… Да и Амбарцумян не входил совсем уж в блажь командирства. Ну «подкинет» он взвод разок за «пару»… Толку-то от этого?

«Как хорошо, что именно его, а не меня назначили «замком»! Я бы так не смог — и самому с серьезным видом слушать лекции, и взвод — вот так «вздрачивать»! Железный парень, этот представитель братского армянского народа!».

Кроме «ары», со всей серьезностью к лекциям подходил лишь Гиршиц. Да и тот… не всегда.

Ильичев, с момента назначения его помощником командира роты, на занятия стал ходить куда реже. Но это не значило, что он стал «манкировать» учебой. Просто дополнительных обязанностей у помкомроты было — до хрена и больше!

«Бляха-муха! До чего же в сон кидает… Нужно что-то придумать…».

На тактике, перед обедом у них были занятия — «Взвод в наступлении». Атаки отрабатывали — цепью, быстрым шагом; или — группами, перебежками. Ну и финал атаки — переход в штыковую на все те же, многострадальные мешки с соломой. Ну и «Ура!», конечно же! А как же без бравого суворовского натиска?!

Косов огляделся…

«Ага! Вот и объект созрел!».

Прямо перед ним сидел Андрюха Алешин, улыбчивый, неконфликтный парень, с которым у Ивана сложились вполне нормальные, приятельские отношения. Ну как — сидел? Курсант Алешин — самым бессовестным образом — спал! Подперев ухо рукой, с приоткрытыми глазами, уставившись в даль.

«И даже слюнку пустил… свинота!».

Свернув общую тетрадь в трубу, Косов подвинулся по скамье максимально близко к столу, фактически лег на него. Прикрываясь телом товарища, который не смог бороться с Морфеем, Иван поднес «трубу» тетради поближе к уху Алешина.

Краем глаза заметил, что парочка соседей заприметила непонятную активность и насторожилась, глядя выжидающе — что будет дальше. Покашляв чуть слышно в кулак, Иван прочистил горло, и…

«Взво-о-о-д! Слушай мою кома-а-анду! В атаку! Бего-о-ом! Марш! Ура-а-а!» — только чуть слышно, шепотом, через трубу — в ухо спящему и сопящему соседу. И снова, набрав воздуха в грудь:

«Ура-а-а-а!» — шепотом.

Сработало на третье «Ура!».

Алешин, вскочил, выпучив глаза, заорал «благим матом» — «Ура-а-а!». Взвод — проснулся! Но… еще парочка курсантов, захваченных порывом товарища, тоже вскочив — заорали боевой клик древних славян! Или… германцев? Или еще кого-то?

«Ара» вытаращил свои карие глаза, и сделал… как сказали бы в будущем — «фейс-палм»!

Боевой крик длился секунды три — не сразу товарищи смогли понять обстановки… а значит — делай, как все! Но постепенно «Ура!» стихало, стихало… стихало. До шепота.

Пожилая преподавательница, постояв немного ошеломленно, наконец поняла, что произошло, но, обладая, похоже, чувством юмора, подождав, пока «атакующие» окончательно выдохнуться, обратилась к Амбарцумяну, как к «замку»:

— Я, конечно, понимаю, что окончания учебных занятий радует курсантов… Но — впервые сталкиваюсь с такими сильными эмоциями! Да и до звонка… еще несколько минут.

Дождавшись, когда преподаватель вышла из аудитории, взвод — грохнул хохотом! Часть курсантов, подскочив к Алешину, выражала ему бурный восторг, хлопая по плечам, и всячески… восторгаясь смелостью Андрея. Кто-то высказывал явное одобрение Косову, и вербально, и — показывая большие пальцы рук. Только Амбарцумян подошел и:

— Косов! Вот никак не могу понять… Ты вроде бы серьезный парень, а вот такое… вытворяешь!

— Серж! Ты не прав дважды! Во-первых, не прав — когда назвал меня серьезным; во-вторых — юмор продлевает жизнь. Да и Ильинична… она бабка добрая и юмор понимает. Так что… нормально все будет, Серега!

Но когда через несколько дней, в других взводах, на занятиях прокатилась волна «атак», его со всем прилежанием «отодрал» взводный Карасев, а потом — и политрук Кавтаськин.

Косову оставалось только виниться, «большенебудкать», и делать максимально огорченный и виноватый вид.

«Жалкие подражатели! Ничего своего придумать не могут, а мне здесь — отдувайся за всех скопом! Ничего… нас ебут, а мы — крепчаем!».

— Ну что могу сказать, Косов… Стрелок ты, в общем-то, неплохой. Да! Но — не снайпер! Ну что это такое? — показывал на мишени Кравцов, — Где стабильность? Что это за разброс такой, а? Вот… вижу — одна группа попаданий. Вот — вторая! И вот еще — по всей мишени! М-да… Вот посмотри — как у Гиршица!

«Ну да… у Гиршица — все попадания в кучку! Двумя ладонями можно все закрыть. И все — по центру мишени!».

Да, неожиданно для всех лучшим стрелком во взводе оказался — Гиршиц! Клал пули, если и не одну в одну, то — максимально близко. Как молотком заколачивал! И — стабильно так…

«Стабильность — признак мастерства!».

Сам же Косов — оказался в пятерке лучших стрелков, но — далеко не на первых позициях. Там… разброс между первым, то есть — Гиршицем, вторым — Амбарцумяном, и последующими курсантами — был как бы не в два раза, если по очкам считать. Оставалось только утешать себя, что все же — в первой пятерке.

И в гонках на лыжах… Тот же Алешин уделывал его, как… В общем, сильно отрывался от него Алешин. Можно было успокаивать себя тем, что на лыжах Гиршиц — как-то… не его это было! Даже лучший гимнаст взвода Амбарцумян — на лыжах — не очень. То есть… тут он в «тройке».